хотя и не сознаём этого.
В результате вышесказанного я пришёл к заключению, что сны доступны наблюдению и
в бодрственном состоянии; для этого нет необходимости спать. Сны никогда не
прекращаются. Мы не замечаем их в бодрственном состоянии, в непрерывном потоке
зрительных, слуховых и иных ощущений по той же причине, по какой не видим звёзд
в ярком солнечном свете. Но точно так же, как можно увидеть звёзды со дна
глубокого колодца, мы можем увидеть продолжающийся в нас поток сновидений, если
хотя бы на короткое время случайно или преднамеренно изолируем себя от потока
внешних впечатлений. Нелегко объяснить, как это сделать. Сосредоточение на одной
мдее не в состоянии создать такую изолированность; для этого необходимо
приостановить поток обычных мыслей и умственных образов, хотя бы ненадолго
достичь 'сознания без мыслей'. Когда наступает такое состояние сознания, образы
сновидений начинают постепенно проступать сквозь обычные впечатления; внезапно
вы с изумлением обнаруживаете, что окружены странным миром теней, настроений,
разговоров, звуков, картин. И тогда вы понимаете, что этот мир всегда существует
внутри вас, что он никуда не исчезает.
И тогда вы приходите к совершенно ясному, хотя и несколько неожиданному выводу:
бодрствование и сон - это вовсе не два состояния, которые следуют друг за
другом, сменяют друг друга; сами эти названия неверны. Эти два состояния - не
сон и бодрствование; их правильнее назвать сон и сон в бодрственном состоянии.
Это значит, что, когда мы пробуждаемся, сон не исчезает, но к нему
присоединяется бодрственное состояние, которое заглушает голоса снов и делает
образы сновидений невидимыми.
Наблюдение 'сновидений' в бодрственном состоянии удаётся гораздо легче, чем их
наблюдение во сне; к тому же такое наблюдение не меняет их характера, не создаёт
новых сновидений.
После некоторого опыта становится необязательной даже остановка мыслей,
достижение сознания без мыслей. Ибо сновидения всегда с нами. Достаточно только
рассредоточить своё внимание, и вы заметите, как в обычные каждодневные мысли и
разговоры вторгаются мысли, слова, фигуры, лица, сцены из вашего детства, из
школьных времён, из путешествий, из когда-то прочитанного или услышанного,
наконец из того, чего никогда не было, но о чём вы думали или говорили.
Снам, наблюдаемым в бодрственном состоянии, свойственно, как это было в моём
случае, необычное ощущение, известное многим и неоднократно описанное (хотя
никогда полностью не объяснённое): ощущение, что это уже было раньше.
Внезапно в какой-то новой комбинации обстоятельств, среди новых людей, на новом
месте человек замирает и с удивлением оглядывается вокруг - это уже было раньше!
Но когда? Он не может сказать. Впоследствии он убеждает себя, что этого не могло
быть, так как он никогда здесь не был, никогда не встречал этих людей, не бывал
в этом окружении.
Иногда эти ощущения бывают весьма упорными и продолжительными, иногда они очень
быстры и неуловимы. Самые интересные из них возникают у детей.
Отчётливое понимание того, что это происходило раньше, присутствует в таких
ощущениях не всегда. Но порой без всякой видимой или объяснимой причины какая-то
определённая вещь - книга, игрушка, платье, какое-то лицо, дом, пейзаж, звук,
мелодия, стихотворение, запах - поражает наше воображение как нечто давно
знакомое, хорошо известное, касающееся самых сокровенных чувств. Она пробуждает
целую серию неясных, неуловимых ассоциаций - и остаётся в памяти на всю жизнь.
У меня эти ощущения (с явственной и отчётливой мыслью, что это было раньше, что
я видел это прежде) появились, когда мне исполнилось шесть лет. После
одиннадцати лет они стали появляться гораздо реже. Одно из них, небывалое по
своей яркости и устойчивости, случилось, когда мне было девятнадцать лет.
Схожие ощущения, но без явно выраженной повторяемости, начались у меня ещё
раньше, в раннем детстве; они были особенно живыми в те годы, когда возникло
ощущения повторения, т.е. с шести до одиннадцати дет; позже они изредка
возникали при самых разных условиях.
Когда эти ощущения рассматривают в литературе по психологии, то имеют обычно в
виду только ощущения певрого рода, т.е. ощущения с явно выраженной
повторяемостью.
Согласно психологическим теориям, подобные ощущения вызываются двумя причинами.
Во-первых, разрывами сознания, когда сознание на какое-то неуловимое мгновение
вдруг исчезает, а затем снова возникает. В этом случае ситуация, в которой
находится человек, т.е. всё, что его окружает, кажется ему имевшей место ранее,
возможно, очень давно, в неизвестном прошлом. А сами 'разрывы' объясняются тем,
что одну и ту же психическую функцию могут выполнять разные части мыслительного
аппарата. В результате этого функция, случайно прервавшаяся в одной части
аппарата, немедленно подхватывается и продолжается в другой; этот процесс и
производит впечатление, будто бы одна и та же ситуация встречалась когда-то
раньше. Во-вторых, это ощущение может быть вызвано ассоциативным сходством между
совершенно разными переживаниями, когда какоё-нибудь камень, дерево или другой
предмет может напомнить человеку о чём-то, что он хорошо знал, или об
определённом месте, или о некотором случае из его жизни. Так бывает, например,
когда очертания или рисунок на каком-нибудь камне напоминает вам о каком-то
человеке или ином объекте; в этом случае также может возникнуть ощущение, что
это уже было раньше.
Ни одна из предложенных теорий не объясняет, почему ощущение, что это уже было
раньше, испытывают, главным образом, дети, и впоследствии оно почти всегда
исчезает. Согласно этим теориям, такие ощущения должны были бы, наоборот, с
возрастом учащаться.
Недостатком обеих теорий является то, что они не объясняют все существующие
факты ощущения повторяемости. Точные наблюдения указывают на три категории таких
ощущений. Певрые две категории можно, хотя и не вполне, объяснить
вышеприведёнными психологическими теориями. Особенность этих двух двух категорий
состоит в том, что они обычно проявляются в частично затуманенном сознании,
почти в состоянии полусна, хотя сам человек может этого и не понимать. Третья же
категория стоит совершенно особняком и отличается от первых двух ощущением
повторяемости, связанным с чрезвычайно ясным сознанием в бодрственном состоянии
и обострённым самоощущением *.
Говоря об изучении снов, невозможно пройти мимо другого явления, которое
непосредственно связано с ними и не объяснено наукой до сих пор, несмотря на
возможность проводить с ним эксперименты. Я имею в виду гипнотизм.
Природа гипнотизма, т.е. его причины, а также силы и законы, делающие его
возможным, остаётся неизвестной. Всё, что удаётся сделать, - это определить
условия, при которых происходят гипнотические явления, а также установить
возможные границы, результаты и последствия этих явлений. В этой связи следует
отметить, что образованная публика связывает со словом 'гипнотизм' столько
неверных понятий, что, прежде чем говорить о возможностях гипнотизма, необходимо
выяснить, что для него невозможно.
Гипнотизм в популярном и фантастическом смысле этого слова и гипнотизм в научном
смысле - суть два совершенно разных понятия. При подлинном научном подходе
оказывается, что содержание всех фактов, объединённых общим названием
'гипнотизм', весьма ограниченно.
Воздействуя на человека приёмами особого рода, можно привести его в состояние,
называемое гипнотическим. Хотя сушествует школа, которая утверждает, что можно
загипнотизировать любого человека и в любое время, факты этому противоречат.
Чтобы удалось загипнотизировать человека, он должен быть совершенно пассивным.
Иными словами, знать, что его гипнотизируют, и не противиться этому. Если он не
знает, что его гипнотизируют, обычное течение мыслей и действий достаточно для
того, чтобы предохранить его от воздействия гипноза. Дети, пьяные и умалишённые
гипнозу не поддаются или почти не поддаются.
Существуют разнообразные формы и степени гипнотического состояния, которые можно
вызвать разными способами. Пассы, особого рода поглаживания, вызывающие
расслабление мускулов, фиксирование взора на глазах гипнотизёра, блики света в
зеркалах, внезапное впечатление, громкий окрик, монотонная музыка - всё это
средства гипноза. Кроме них используются и наркотики, хотя их употребление для
гипнотизирования изучалось очень мало и даже в специальной литературе почти не
описано. Однако при гипнотизировании наркотики применяются гораздо чаще, чем это
думают; и делается это с двойной целью: во-первых, для ослабления
противодействия гипнотическому воздействию, во-вторых, для усилия способности
гипнотизирования. Известны наркотики, обладающие избирательным воздействием на
разных людей; есть и такие, действие которых более или менее единообразно. Почти
все профессиональные гипнотизёры употребляют морфий и кокаин для усиления своих
способностей. Наркотики применяются и к гипнотизируемому субъекту: небольшие
дозы хлороформа резко повышают восприимчивость человека к гипнотическому
воздействию.
Что в действительности происходит с человеком, когда он оказывается
загипнотизированным, посредством какой силы другой человек его гипнотизирует, -
таковы вопросы, на которые наука не в состоянии дать ответа. Всё, что пока нам
известно, позволяет лишь установить внешнюю форму гипноза и его результаты.
Гипнотическое состояние начинается с ослабления воли. Ослабевает контроль со
стороны обычного сознания и логики; однако полностью он никогда не исчезает. При
помощи искуссных действий гипнотическое состояние усиливается, и человек
переходит в состояние особого рода, которое внешне напоминает сон (при этом в
состоянии глубокого гипноза появляется бессознательность и даже
нечувствительность), а внутренне отличается усилением внушаемости. Роэтому
гипнотическое состояние определяется как состояние наивысшей внушаемости.
Сам по себе гипноз не подразумевает внушения; он возможен вообще без внушений,
особенно если применяют такие чисто механические средства, как зеркала и т.п. Но
внушение может играть определённую роль в создании гипнотического состояния,
особенно при повторном гипнотизировании. Этот факт, а также общая путаница
понятий о возможных пределах гипнотического воздействия затрудняет
неспециалистам (как впрочем и многим специалистам) проводить точное различие
между гипнозом и внушением.
На самом деле это два совершенно разных явления. Гипноз возможен без внушения, а
внушение возможно без гипноза.
Но если внушение происходит тогда, когда субъект погружен в гипнотическое
состояние, оно даёт гораздо лучшие результаты из-за отсутствия (или почти
отсутствия) противодействия со стороны гипнотизируемого. Последнего можно
заставить делать такие вещи, которые в обычном состоянии показались бы ему
совершенно бессмысленными. Однако и здесь приказания должны касаться только
того, что для гипнотизируемого не имеет серьёзного значения. Равным образом
можно внушить нечто человеку на будущее (постгипнотическое внушение), т.е.
какое-нибудь действие, мысль или слово на какой-то определённый момент, на
следующий день и т.п. После пробуждения человек ничего не вспомнит; однако в
назначенное время, словно в нём сработал будильник, он сделает или, по крайней
мере, попытается сделать то, что ему 'внушили', - но опять-таки до известных
пределов. Ни в гипнотическом, ни в постгипнотическом состоянии невозможно
заставить человека сделать то, что противоречит его природе, вкусам, привычкам,
воспитанию, убеждениям или просто обычным поступкам, иными словами, нечто такое,
что вызовет в нём внутреннюю борьбу. Если такая борьба начнётся, человек не
сделает того, что ему внушили. Успех гипнотического и постгипнотического
внушения как раз в том и состоит, чтобы внушить человеку ряд безразличных
действий, которые не вызывают в нём внутреннего сопротивления.. Предложения о
том, что под гипнозом можно заставить человека узнать нечто такое, чего он не
