относительно коих ее подозрения оправдались бы. Ей очень не хотелось
признать, что она удовлетворена, ведь это принижало ее роль надежного
часового, но в конце концов она уступила и пропустила нас. Когда я въезжал
в ворота, она крикнула: "Берите вправо!" - и сейчас же вернулась к своим
обязанностям по обеспечению безопасности вверенного ей участка.
За короткой вязовой аллеей раскинулся парк в стиле восемнадцатого
века, усаженный деревьями, которым было достаточно места, чтобы разрастись
во всем великолепии. Дом не блистал архитектурным изяществом, но это был
громадный дом. Он занимал обширную площадь и сочетал в себе множество
разнообразных стилей, словно из его прежних владельцев никто не мог
удержаться от искушения оставить на нем свой персональный отпечаток.
Каждый из них при всем уважении к деятельности своих отцов ощущал,
по-видимому, настоятельную необходимость выразить также и дух собственного
времени. Неколебимое пренебрежение предыдущими канонами вылилось в
немыслимую эклектику. Это был, несомненно, смешной дом, но он производил
впечатление дружелюбия и надежности.
Правая дорожка привела нас на широкий двор, где уже стояло несколько
машин. Вокруг, занимая, наверно, несколько акров, располагались
многочисленные каретник и конюшни. Коукер поставил свой грузовик рядом с
моим и вылез. Никого вокруг видно не было.
Мы вошли в главное здание через черный ход и двинулись по длинному
коридору. В конце коридора оказалась кухня баронских масштабов, где было
тепло и пахло едой. С другой стороны была дверь, из-за которой доносился
приглушенный гул голосов и звон посуды, но нам пришлось миновать еще один
темный проход и еще одну дверь, прежде чем мы до них добрались.
По-моему, место, где мы очутились, было некогда столовой для слуг.
Помещение было достаточно просторно для сотни человек, а сейчас здесь на
скамьях за длинными столами на козлах сидело человек пятьдесят-шестьдесят,
и с первого взгляда было ясно, что все они слепые. Они сидели тихо и
терпеливо, в то время как несколько зрячих трудились, не покладая рук.
Возле входа у бокового столика трое девушек прилежно нарезали цыплят. Я
подошел к одной из них.
- Мы только что прибыли, - сказал я. - Что прикажете делать?
Она остановилась, затем, не выпуская вилки, отвела тыльной стороной
ладони прядь волос, упавшую на лоб.
- Было бы хорошо, если бы один из вас занялся овощами, а другой помог
с посудой, - сказала она.
Я принял команду над двумя громадными кастрюлями с картошкой и
капустой. Раскладывая порции, я урывками оглядел людей в зале. Джозеллы
среди них не было, не видел я и никого из выступавших в университете, хотя
лица некоторых женщин показались мне знакомыми.
Процент мужчин здесь был гораздо больше, чем в прежней группе, причем
подобраны они были странно. Несколько человек, возможно, и являлись
лондонцами или, во всяком случае, горожанами, но большинство было в
крестьянской одежде. Исключение составлял пожилой священник, но все они
были слепыми.
Женщины были более разнообразны. Некоторые в городских платьях,
разительно не соответствующих обстановке, остальные скорее всего местные.
Из местных зрячей была только одна девушка, но среди горожанок было около
десятка зрячих и несколько слепых, державшихся вполне уверенно. Коукер
тоже оглядывал зал.
- Странное это заведение, - сказал он вполголоса. - Ну что, нашли вы
ее?
Я покачал головой. Я вдруг осознал, что моя надежда найти здесь
Джозеллу была большей, нежели я думал.
- Удивительное дело, - продолжал он. - Здесь нет почти ни одного
человека из тех, кого я взял тогда вместе с вами... кроме той девчонки,
что нарезает курятину.
- Она вас узнала? - спросил я.
- Думаю, да. Она на меня зверем посмотрела.
Когда раздача закончилась, мы тоже взяли себе по тарелке и сели за
стол. Качество продуктов и поварское искусство не вызывали никаких
сомнений, к тому же после недели жизни на одних консервах интерес к
горячей пище был у меня обострен до крайности. После трапезы послышался
стук по столу. Поднялся священник; подождав пока наступит тишина, он
заговорил:
- Друзья мои! Кончается еще один день, и уместно сейчас вновь
вознести Господу нашему молитвы благодарности за Его великую милость,
сохранившую нас в разгаре такого бедствия. Я призываю вас всех помолиться,
дабы Он воззрел с состраданием на тех, кто еще бродит во мраке и
одиночестве, и дабы благоугодно было Ему направить их стопы сюда, где мы
сможем помочь им. Будем же просить Его дать нам пережить грядущие
испытания и несчастья, чтобы в Его время и с Его помощью мы смогли бы
сыграть свою роль в построении лучшего мира к Его вящей славе.
Он наклонил голову.
- Всемогущий и всеблагий Господь наш...
Сказав "Аминь", он затянул псалом. После песнопений собрание
разбилось на группы, слепые взялись за руки, и четверо зрячих девушек
повели их из зала.
Я закурил сигарету. Коукер тоже рассеянно взял у меня одну, не сказав
ни слова. К нам подошла девушка.
- Вы нам поможете прибрать со стола? - спросила она. Мисс Дюрран, мне
кажется, скоро вернется.
- Мисс Дюрран? - повторил я.
- Она наш руководитель, - объяснила девушка. - Свои дела вы уладите с
нею.
О том, что мисс Дюрран вернулась, нам сообщили часом позже, когда
почти стемнело. Мы нашли ее в маленькой комнате, похожей на кабинет,
освещенный всего двумя свечами на столе. Я сразу узнал в ней ту смуглую
женщину с тонкими губами, которая выступала против профессоров на собрании
в университете. Когда мы предстали перед ней, все ее внимание
сосредоточилось на Коукере. Выражение ее лица было не более дружелюбным,
чем неделю назад.
- Мне сообщили, холодно произнесла она, разглядывая Коукера, словно
кучу отбросов, - мне сообщили, что вы тот самый человек, который
организовал нападение на университет.
Коукер подтвердил и ждал продолжения.
- Тогда я должна сказать вам раз и навсегда, что в нашей общине мы не
признаем грубой жестокости и не собираемся ее терпеть.
Коукер слегка улыбнулся. Затем он ответил на исконном говоре средних
классов:
- Все зависит от точки зрения. Разве вы можете судить, кто был более
жесток: тот, кто осознал свою ответственность перед настоящим и остался,
или тот, кто осознал свою ответственность перед будущим и ушел?
Она продолжала пристально смотреть на него. Выражение ее лица не
изменилось, но было очевидно, что в эту минуту меняется ее мнение о
Коукере. Она явно не ожидала ни такого ответа, ни такой манеры держаться.
Оставив на время эту проблему, она повернулась ко мне.
- Вы тоже в этом участвовали? - спросила она.
Я объяснил ей, что играл во всем этом несколько пассивную роль, и
задал ей вопрос в свою очередь:
- Что случилось с Микаэлем Бидли, с Полковником и остальными?
Это ей не понравилось.
- Они уехали куда-то в другое место, - сказала она резко. - Здесь у
нас чистая благопристойная община в правилах... в христианских правилах, и
мы намерены держаться этих правил. У нас нет места людям развратным.
Разложение и неверие послужили причиной большинства несчастий мира. Те из
нас, кого пощадила катастрофа, обязаны создать общество, в котором это не
повторится. Циник, умник пусть знает, что здесь он не нужен, какие бы
блестящие теории он ни выдвигал, чтобы замаскировать свою распущенность и
свой материализм. Мы христианская община, и мы намерены таковой остаться,
- она с вызовом посмотрела на меня.
- Значит, вы разделились? - сказал я. - Куда же направились те?
Она жестко ответила:
- Они отправились дальше, а мы остались здесь. Только это и имеет
значение. Постольку, поскольку они не вмешиваются в наши дела, они могут
зарабатывать себе вечное проклятье, где им угодно и как им угодно. А они
будут прокляты, в этом я не сомневаюсь, раз им вздумалось считать себя
выше законов божеских и человеческих.
Она завершила эту декларацию щелчком челюсти, который дал мне ясно
понять, что дальнейшие вопросы будут пустой тратой времени. Затем она
повернулась к Коукеру.
- Что вы умеете делать? - спросила она.
- Много чего, - ответил он спокойно. - Для начала я буду помогать
всем понемногу, пока не увижу, где я полезнее всего.
Она была слегка ошарашена. Ясно было, что она намеревалась принять
решение и дать руководящие указания. Но она передумала.
- Хорошо, - сказала она. - Осмотритесь и приходите ко мне поговорить
завтра вечером.
Но от Коукера не так-то легко было отделаться. Он пожелал узнать о
размерах поместья, о численности общины, о проценте зрячих и о массе
других вещей. И он узнал.
Прежде чем мы ушли, я задал вопрос о Джозелле.
Мисс Дюрран нахмурилась.
- Знакомая фамилия. Где же я ее?.. О, это она выступала за
консерваторов на прошлых выборах?
- Не думаю, она... э... написала одну книгу, - сознался я.
- Она... - начала мисс Дюрран. Затем я увидел, что она вспомнила. -
О-о, та самая?.. Ну, знаете, мистер Мэйсен, не думаю, чтобы подобная особа
пожелала связать свою судьбу с такой общиной, как наша.
В коридоре Коукер повернулся ко мне. Я увидел в сумерках, что он
ухмыляется.
- Царство гнетущей ортодоксии, - заметил он. Усмешка исчезла, и он
добавил: - Удивительный тип, знаете ли. Гордыня и предрассудки. Она
нуждается в помощи. Она знает, что чертовски нуждается в помощи, но ничто
не заставит ее в этом признаться.
Он задержался возле открытой двери. Было уже темно, и в комнате почти
ничего нельзя было разглядеть, но мы знали, что это мужская спальня.
- Хочу переброситься с этими ребятами парой слов. Увидимся позже.
Он шагнул в комнату и весело поздоровался: "Здорово, приятели! Как
делишки?" Я посмотрел ему вслед и вернулся в обеденный зал. Единственным
источником света там были три свечи, поставленные рядом на столе. Возле
свечей сидела девушка и с неудовольствием вглядывалась в какую-то штопку.
- Хэлло, - сказала она. - Ужасно, правда? Как это в старину
умудрялись что-нибудь делать по вечерам?
- Не такая уж это старина, - возразил я. - И это наше будущее, а не
только прошлое... если кто-нибудь научит нас делать свечи.
- Да, пожалуй. - Она подняла голову и оглядела меня. - Вы приехали
сегодня из Лондона?
- Да, - признался я.
- Там сейчас плохо?
- Лондону конец, - сказал я.
- Наверно, вы видели там ужасные вещи, - предположила она.
- Видел, коротко сказал я и спросил: - Вы давно здесь?
Она охотно обрисовала мне положение.
Во время нападения на университет Коукер захватил почти всех зрячих.
Осталось несколько человек. Она и мисс Дюрран были среди тех, кого Коукер
упустил. На следующий день мисс Дюрран взяла командование на себя, но не
совсем преуспела в этом. О немедленном отъезде из Лондона нечего было и
думать, так как только один из оставшихся мог водить грузовик. Весь этот
день и большую часть следующего они вынуждены были возиться со своими
слепыми почти так же, как я со своими в Хэмпстеде. Но вечером следующего
дня вернулись Микаэль Бидли и двое зрячих, в ночью в университет
прорвались еще несколько человек. К полудню третьего дня у них уже
набралось с десяток водителей. Тогда они решили, что благоразумнее
выезжать немедленно, нежели ждать и гадать, вернутся ли остальные.
Тиншэм-менор был выбран пробным пунктом назначения по предложению
Полковника. Полковник знал это место и утверждал, что оно полностью,
