тире.
У Иры начало дергаться левое веко.
Маргоша, поняв, что щенки выросли, заботилась о них меньше. Однажды
убежала и не вернулась.
Прошло два месяца. Пришла пора продавать.
Бунькин развесил объявления, но звонков не было. Правда, в воскре-
сенье позвонил какой-то заика, но, услышав от Юры, что щенок стоит пол-
торы тысячи долларов, перестал заикаться, матюгнулся и бросил трубку.
- Как полторы! - У Иры задергался второй глаз. - Это щенок, а не дой-
ная корова!
- Учитывая, что "доберман-мореходов" в природе практически нет! Кто
понимает, тот денег не пожалеет!
- А кто понимает, кто? Один идиот позвонил и того спугнул!
Неделю телефон молчал. Юра начал нервничать, чуя недоброе.
Он орал на жену, когда та куда-то звонила: "Не занимай телефон! Люди
дозвониться не могут!"
Через две недели Юра скинул тысячу долларов и приписал: "доберман-мо-
реход (людоед)". Последовало семь звонков. Людям импонировал "людоед",
но смущала необычность породы. Всем хотелось иметь дома убийцу попроще.
Бунькин кричал в трубку:
- Их папа Колумб! Эта собака открыла Америку! Если бы не она, ничего
бы не было бы: ни Америки, ни Клинтона, ни тебя! Козел!
Юра бодрился, но мысль о том, что опять влип, червяком копошилась в
мозгу, доводя до мигрени.
Головную боль снимали только ни о чем не подозревавшие щенки. С одной
стороны, забавы щенков хоть на время заслоняли сумрак реальности, а с
другой стороны, пять непроданных щенков, разоривших семью, напоминали о
тщетности попыток выжить в этой стране. Юра то с любовью гладил щенков,
то пинал с ненавистью.
У Ирины помимо век начала дергаться еще и щека.
Бунькин по вечерам стал уходить со щенком за пазухой и предлагал про-
хожим собаку, мгновенно снижая цену, переходя с долларов на рубли, опус-
каясь до символических цифр. Собиралась толпа. И дети и взрослые тянули
руки к симпатяге, на лицах проступало человеческое, но вздохнув, прохо-
жие отходили. Еще один рот в доме никто себе позволить не мог.
Первый щенок, однако, принес полмиллиона рублей. На рынке дерганый
парень предлагал желающим урвать счастье в наперстки. Старинная забава,
ловкость рук и сплошное мошенничество. Бунькин завороженно смотрел, как
парень у всех на глазах оббирает людей за их деньги.
- Мужик, рискни, по глазам вижу, везучий. Ставлю пятьдесят тысяч,
угадаешь - твои.
Юра знал, что обманут, но деньги были очень нужны. Он зажмурился и
угадал. Угадал и второй раз, и третий. Через пять минут карманы были на-
биты деньгами.
Тут парень сказал:
- Ставим по полмиллиона! Угадаешь - твое! Не угадаешь - извини!
Бунькин собрал волю в кулак, сосредоточился и не угадал.
- Извини.
- Держи, - Бунькин протянул щенка, - "доберман-мореход". Продавал по
миллиону. Сдачи не надо!
Пока наперсточник тупо смотрел на щенка, Бунькин смылся.
Дома Юра вывалил мятые деньги на стол:
- Одного пристроил!
Иринины щеки впервые за последнее время порозовели.
Второго щенка Бунькин всучил ночью в парадной под угрозой ножа пьяно-
му за сто тысяч. Больше у мужика не было.
Третьего Юра подкинул в открытое окно на минуту оставленной "вольвы".
Осталась пара щенков. Придурок и Жулик. Первый все время чему-то ра-
довался как ненормальный, второй таскал то, что плохо лежит.
Ирина молча ела геркулесовую кашу из одной миски с доберманами и сра-
зу ложилась спать.
У нее дергалось все, кроме ног.
Бунькин устроил засаду возле детского сада. Обросший Юра спускал со-
баку, и дети, клюнувшие на щенка, с ревом валились на землю, требуя ку-
пить! Родители, ругаясь, волокли ребятишек в сторону.
Только одна миловидная женщина не смогла отказать дочке, сунула ей
щенка: "Не будешь есть кашу, выгоню обоих!"
- А деньги?! - возмутился Бунькин.
Миловидная сплюнула: "Скажи спасибо, что взяли, ведь пошел бы топить,
бандитская рожа!"
Дома Юра нашел лежащую пластом Иру. Она смотрела в потолок и поче-
му-то не дергалась.
- Ты живая? - спросил Бунькин.
Ирина не отвечала.
- Раз не разговаривает, значит живая!
Юра тоскливо обвел глазами ободранную, обосранную щенками квартиру,
лежащую трупом жену, глянул на жуткое отражение в зеркале и, перекрес-
тившись, пошел к речке.
Юра вылил в консервную банку пакет молока, скормил Жулику шоколодку,
поцеловал и швырнул в воду.
Бунькин упал лицом в песок, чувствуя себя убийцей. Через минуту
что-то ткнулось в голову. Мокрый Жулик, отряхиваясь, сыпал песком в гла-
за.
Бунькин прижал щенка к груди, поцеловал и, зажмурившись, швырнул в
реку подальше.
На этот раз силенок Жулику не хватило. Поняв крохотным мозгом, что
это не игра, он взвыл детским голосом, что означало одно - "помогите!".
Сработал инстинкт. Не раздумывая Юра бросился в воду и вытащил полуживо-
го щенка. Тот икал, закатывал глазки, цепко хватая Юру лапками, не веря,
что спаситель хотел утопить.
Бунькин плакал скупыми слезами, Жулик слизывал горячим язычком слезы
с небритой щеки.
И тут послышался жалостный вой. В воде барахталась чужая собака, взы-
вая о помощи. И опять в Бунькине сработал чудом не угасший инстинкт, он
полетел в воду за вторым псом. Это был кокер-спаниель, судя по дорогому
ошейнику, из хорошей семьи.
В это же самое время Ира, лежавшая дома пластом, вдруг вскочила. Дол-
гожданная тишина резанула слух. Она оглядела пустую без щенков комнату и
зарыдала.
- Он утопил Жулика! Зверь!
Тут распахнулась дверь, вошел мокрый Юра. Ира с ходу влепила мужу по-
щечину: "Убийца!"
Бунькин отшатнулся, щенки грохнулись на пол.
Ира схватила Жулика и расцеловала.
- А это кто?
Юра прочитал на ошейнике "Арамис" и получил вторую пощечину.
- Псарню устраиваешь!
Юра выругался:
- Топишь - плохо, спасаешь - еще хуже! Пятерых кормили, а тут всего
два! Посчитай выгоду!
Вечером, похлебав из одной миски, уселись все четверо у телевизора.
Дикторша читала по бумаге: "Передаем объявления. Пропал кокер-спани-
ель по кличке Арамис. Просьба вернуть за вознаграждение. Телефон
365-47-21".
Бунькин умудрился, подпрыгнув, схватить карандаш, чмокнуть в щеку же-
ну и при этом записать телефон на обоях.
Юра набрал номер, откашлялся: "Вы потеряли собаку по имени Арамис?
Хотите получить за вознаграждение? А сколько... Сколько я хочу? -
Бунькин задохнулся. Откуда он знал, сколько он хочет? - Три... тысячи...
долларов!"
В трубке вздохнули. Юра хотел выпалить: "В смысле три тысячи руб-
лей!", но мужской голос произнес: "Совсем оборзели. В девять у метро
"Маяковская"!
Через час Юра ворвался в дом:
- Ирка! Три тысячи долларов за одну собаку! Бизнес есть бизнес!
И Бунькины отправились в круиз вокруг себя! Наелись, напились, прио-
делись всласть! Ира перестала дергаться, похорошела. Они ходили взявшись
за руки и без причины смеялись. Прохожие говорили с завистью: "Гляньте!
Рэкетир с проституткой!"
Но в понедельник около часу дня доллары кончились.
Два дня Юра молча курил оставшиеся дорогие сигареты. На третий день
оделся и ушел с мешком.
Вернулся за полночь еле живой и вывалил из мешка двух псов. Они без
устали лаяли, кидались на дверь.
- У кого ты их взял? - испугалась Ира.
- Завтра по телевизору узнаем, у кого.
Но по телевизору накиких объявлений о пропаже собак не было. И на
следующий вечер. И всю неделю.
За это время Бунькин приволок еще пять собак. Итого в доме их было
восемь, с хозяевами - десять. От лая Ира оглохла. Плюс к тому всех надо
было кормить и выгуливать.
- Скоты, - психовал Бунькин. - Пропала любимая собака, а им хоть бы
хны! Не люди - звери!
У Иры опять начал дергаться левый глаз. Юра чувствовал, она скоро
сляжет, скорей всего, навсегда. Он всячески избегал в разговоре резких
выражений типа: бизнес, выгода, прибыль, деньги... Сам кормил и выводил
псов на улицу. Соседи шушукались: "Без спроса собачью гостиницу устрои-
ли!"
В воскресенье вечером в дверь позвонили. Озверевший Бунькин матерясь
про себя, распахнул дверь.
Дама в роскошной шубе с таксой в руках улыбнулась: "Мне сказали, у
вас гостиница для собак! Я на неделю еду в Париж. Возьмите Лизоньку,
только учтите, ест мясо парное, спит под одеялом и с соской. Пятьсот
долларов хватит?"
Юра кивнул, вернее, у него чуть не отвалилась башка.
- Завтра зайдет подруга, жена дипломата, у них сенбернар. На две не-
дели. Собака сложная, так что заплатит дороже. До свидания!
Бунькин уставился на доллары, как эскимос на Коран. Собаки сбились в
кучу вокруг таксы и сплетничали.
Юра очнулся и кинулся трясти полуживую супругу:
- Что я говорил! Собачий бизнес - это настояший бизнес! Оказывается,
все рассчитал правильно! Открываем гостиницу "Собачья радость Буньки-
ных"! Псина не человек, за нее никаких денег не жалко!
Собаки дружно задрали хвосты, судя по всему, предложение было принято
единогласно.
Средство от тараканов
Торговец орет:
- Лучшее средство от тараканов! Голландский порошек "Индекстайм"!
Уничтожает тараканов и прочую нечисть в радиусе двадцати метров! К утру
горы трупов! Если у вас нет тараканов, купите "Индекстайм" и у вас ни-
когда их не будет!"
- Скажите, на самом деле надежное средство?
- Надежно, как смерть! За три дня сорок пять покупателей - и ни один
с претензиями больше не появлялся!
Одиночество
Старый одинокий волк, прокашлявшись, завыл на Луну. Дотого жалостно
прозвучало, что сам волк уронил слезу и она, жгучая, продырявила снег.
От одиночества завыл он пуще прежнего, сердце сжалось. Чем тоскливее
выл, тем сильнее болела душа. А чем больше страдала душа, тем тоскливее
выл. До того довылся, бедняга, встал в горле ком, ни туда, ни сюда. Не
вздохнуть и не взвыть, хотя хочется.
И тут вдали чей-то вой. Рванул старый на звук.
Что вы думаете? Сидит на поляне молодой, еще толком не стреляный волк
и воет себе на Луну. Причем воет, сопляк, неверно, зато от чистого серд-
ца. Хотел старый волк проучить наглеца, да заслушался. У молодого одино-
кого волка тоже, видать, накипело. Душу старому растревожил, он подсел к
молодому и взвыл о своем. До чего слаженно получилось, вы не поверите!
Старый волк взял низко басом, молодой взвился тенором. Жаль, вы не слы-
шали. Словно два Паганини на Луну воют.
В морозной ночи далеко звук разносится. Тут еще один одинокий волк
подоспел. За ним следом еще. И еще...
К полуночи на поляне до сотни одиноких волков собралось, кругом сели
и без дирижера, но строго в гармонии завели волчью песнь.
Представляете: один волк на Луну воет - мурашки по коже обеспечены, а
тут почти сто! Перемножьте мурашки - жуткая цифра получится! А волки ду-
реют, завывают по-черному, в полную пасть. Симфония "Вой минор"!
Хотя в душе всем обидно, если по-честному. Казалось каждому: одинок
я, как никто, и вой мой единственный, неповторимый. Оттого и одинок, что
второго такого на земле не сыскать, чем, тоскуя, гордился. И тут на тебе
- сто штук и вой у всех практически одинаковый. Ощущение, будто ограби-
ли, индивидуальность средь бела дня сперли. А с другой стороны, одному
разве воется так, как в хорошей компании?!
Почему мужики в одиночку напиваются в хлам, а как за столом сойдутся,
сразу петь и заслушаешься!
Когда воешь один, лишь тоска навевается, жалеешь себя, жалеешь, пока
не возненавидишь себя окончательно. Тьфу!
К тому же в одиночку свои неприятности - в лучшем случае довоешься до
размера беды. Каждому хочется разделить свое горе, а чтобы хватило на
всех, тут нужна катастрофа! Тем более все скулят о своем и ты уже там не
поместишься. Вот отчего повсеместно воют, воют, а облегчения нету.
Предположим, один ты в дерьме. Конечно обидно, но мелко. Ну а как все
вокруг в том же самом?! Согласитесь, уже трагедия, другой жанр. Когда
все в дерьме, оно сплачивает и возвышает. Ощущение сопричастности.