завершать интервью. Люси нашла, что Мэри привлекательна и очень
умна, но что-то в ее поведении чуть-чуть смущало. Она не давала
себе труда улыбаться, если ей не было весело, и хотя настроена
она была дружески и спокойно, не делала никаких усилий, чтобы
развлекать гостью. В академических и литературных кружках,
которые в последнее время часто посещала Люси, это осталось бы
незамеченным, но в веселом оживленном мире колледжа это
выглядело почти как отпор. Почти. Конечно же, не было и намека
на отпор в интересе, который проявила Иннес к ее, мисс Пим,
книге -- Книге -- и к ней самой.
Теперь, сидя в тени кедра и глядя на Иннес, Люси думала о
том, были ли у Мэри Иннес основания сомневаться в том, что
жизнь -- очень веселая штука. Люси давно гордилась своей
способностью определять характер человека по чертам его лица и
теперь готова была держать любое пари, что не ошибется. Ей,
например, никогда не приходилось встречать человека, брови
которого начинались бы у самой переносицы и взлетали вверх к
вискам, и не обнаружить, что он отличается несговорчивым
характером и склонен к интригам. А кто-то -- кажется, Иан
Гордон? -- заметил, что в толпе, собравшейся вокруг оратора в
парке, слушать его оставались люди с длинными носами, а с
короткими -- уходили. Поэтому теперь, глядя на низкие брови и
решительно сжатые губы Мэри Иннес, Люси размышляла, не пришлось
ли их хозяйке отказаться от всякого намека на улыбку в виде
компенсации за сконцентрированность на достижении поставленной
цели. Это было вообще чем-то не современное лицо. Это было --
что это было?
Иллюстрация в книге по истории? Портрет в картинной
галерее? Во всяком случае, не лицо преподавательницы
физкультуры в женской школе. Определенно -- нет. Именно вокруг
таких лиц, как у Мэри Иннес, создавалась история.
Из всех девушек, которые постоянно обращались к Люси и тут
же отворачивались, продолжая болтать и подшучивать друг над
другом, только две не вызывали симпатии с первого же взгляда.
Первым было лицо Кэмпбелл, слишком податливое, со слишком
мягким ртом, выражавшее готовность сделать все для всех. Второе
принадлежало девушке по фамилии Роуз; веснушчатое, со сжатыми
губами и наблюдательными глазами.
Роуз опоздала к чаепитию, и в момент ее прихода все
почему-то замолчали. Люси это напомнило внезапную тишину,
которая наступает среди стаи щебечущих птиц, когда над ними
начинает кружить ястреб. Однако в молчании девушек не было
никакой нарочитости, никакой злобы. Как будто паузой в
разговоре они отметили ее прибытие, только никто из них не стал
приглашать ее присоединиться к той или иной группе.
-- Боюсь, я опоздала, -- проговорила Роуз. И в наступившей
на миг тишине Люси уловила чей-то краткий комментарий:
"Зубрила!", из чего сделала вывод, что мисс Роуз была не в
состоянии оторваться от учебников. Нэш представила ее, Роуз
опустилась на траву рядом с остальными, и беседа потекла
дальше. Люси, всегда сочувствовавшая тому, кто оказывался
лишним, поймала себя на том, что ей жаль новоприбывшую. Однако,
внимательнее присмотревшись к чертам лица мисс Роуз -- уроженки
Севера, Люси пришла к убеждению, что тем самым тратит впустую
добрые чувства. Если Кэмпбелл, розовая и хорошенькая, выглядела
слишком уступчивой, чтобы казаться привлекательной, то Роуз
была ее противоположностью. Только бульдозер, почувствовала
мисс Пим, мог бы сдвинуть с места мисс Роуз.
-- Мисс Пим, вы не попробовали моего торта, -- заявила
Дэйкерс, которая без всякого смущения присвоила себе право
обращаться с Люси, как со старой знакомой, и теперь сидела,
прислонившись спиной к ее стулу и вытянув перед собой прямые,
как у куклы, ноги.
-- А который ваш? -- спросила Люси, рассматривая коробки с
разнообразными сладостями, выделявшиеся на фоне приготовленных
в колледже бутербродов и "воскресных" булочек с изюмом, как
костюмы от Крида на деревенской ярмарке.
Вкладом Дэйкерс, как оказалось, был многослойный
шоколадный торт с сахарной глазурью. Люси решила, что во имя
дружбы (а также чуть-чуть из чревоугодия) на сей раз она
забудет про свой вес.
-- Вы всегда сами покупаете сласти к воскресному чаю?
-- О нет, это в вашу честь.
Нэш, сидевшая по другую сторону Люси, засмеялась.
-- Вы видите перед собой, мисс Пим, все скелеты из шкафов
[Скелет из шкафа (skeleton-in-the-cupboard) (англ.) --
фамильные тайны, секрет, о котором нельзя рассказывать
посторонним.]. Нет ни одной студентки-физкультурницы, которая
не была бы Тайным Едоком.
-- За все время пребывания в колледже, дорогие мои, не
было ни одной минуты, чтобы я не умирала от голода. Только стыд
заставляет меня перестать есть за завтраком, а через полчаса я
уже так голодна, что готова съесть коня в гимнастическом зале.
-- Поэтому наше единственное преступление и состоит в...
-- начала Роуз, но Стюарт ткнула ее в спину так сильно, что та
почти упала лицом в траву.
-- Мы выложили вам под ноги свои мечты, -- со смехом
сказала Нэш, как бы сглаживая недоконченную фразу Роуз. -- И
уверяю вас, это славный толстый ковер из углеводов.
-- Наш конклав собирался еще по одному очень серьезному
поводу -- надо ли нам одеться ради вас, -- проговорила Дэйкерс,
нарезая шоколадный торт и не подозревая, что опять допустила
оплошность. -- Но мы решили, что для вас это вряд ли имеет
большое значение. -- И поскольку раздался смех, поспешно
добавила: -- В самом лучшем смысле, я хочу сказать. Мы решили,
что вы примете нас такими, какие мы есть.
На девушках была самая разнообразная одежда -- в
соответствии со вкусом каждой и требованием момента. Кое-кто
был в шортах, кое-кто в голубой полотняной тунике для игр, а
кое-кто в тонких шелковых платьях пастельных тонов, подходящих
к случаю. Шелков в цветах не было. Детерро пила чай с
монахинями монастыря в Ларборо.
-- Кроме того, -- заявила Гэйдж, похожая на голландскую
куклу и оказавшаяся той темноволосой головкой, которая
появилась в окне, выходившем во двор, вчера в половине шестого
утра, просила бросить чем-нибудь в Томас и тем положить конец
воплям Дэйкерс, -- кроме того, как бы сильно мы не хотели
оказать вам честь, мисс Пим, у нас на счету каждая минута; ведь
выпускные экзамены ужасно близко. Даже такому моментально
меняющему костюмы артисту, как П.Т.Старший, требуется целых
пять минут, чтобы переодеться в воскресное парадное платье; так
что принимая нас в наших лохмотьях, вы внесли вклад, -- она
приостановилась на минуту, подсчитывая что-то в уме, -- внесли
вклад в сумму знаний о человеке в количестве одного часа и
двадцати минут.
-- Можешь вычесть оттуда мои пять минут, дорогая, --
объявила Дэйкерс, ловко подбирая языком потекшую сахарную
глазурь (чтобы она не упала), -- я всю вторую половину дня
провела, стараясь выучить кору головного мозга, и единственный
результат -- твердое убеждение, что у меня лично она
отсутствует.
-- У тебя обязательно есть кора головного мозга, --
произнесла Кэмпбелл, буквалистка-шотландка, протяжным
глазговским говором, похожим на густой сироп, стекающий с
ложки. Никто, однако, не обратил внимания на эту констатацию
факта.
-- Лично я думаю, что самое отвратительное в физиологии --
это villi [ ], -- сказала О'Доннел. -- Подумайте только, что
надо нарисовать сечение чего-то, что имеет в высоту одну
двадцатую дюйма и состоит из семи отдельных частей!
-- А вы должны так подробно знать строение человека? --
спросила Люси.
-- Во вторник утром должны, -- ответила соня Томас. --
Потом мы можем забыть это на всю жизнь.
Люси, вспомнив, что в понедельник утром она хотела пойти в
гимнастический зал, поинтересовалась, прекращаются ли
тренировки на ту неделю, что идут выпускные экзамены. О нет,
заверили ее. Не прекращаются, потому что Показ состоится через
две недели. Показательные выступления по рангу занимают место
сразу после выпускных экзаменов.
-- Все наши родители приедут, -- сказала одна из
Апостолов, -- и...
-- Родители всех, хочет она сказать, -- поправила ее
Второй Апостол, -- и из соперничающих с нами колледжей, и все
---------------------------------------------------------------------------
-- Все сливки из Ларборо, -- вставила третья. Похоже,
когда одна из Апостолов разражалась речью, другие автоматически
следовали ее примеру.
-- И все "шишки" из округа, -- заключила четвертая.
-- Убийство, -- подвела за всех итог первая.
-- Мне нравится показ, -- сказала Роуз. И снова ответом
было странное молчание.
Не враждебное. Просто отстраняющее. Без всякого выражения
все посмотрели на Роуз и отвели глаза. Никто не
прокомментировал то, что она сказала. Их безразличие превращало
ее как бы в человека на необитаемом острове.
-- Мне кажется, это приятно -- показать людям, что мы
умеем делать, -- добавила Роуз, как будто оправдываясь.
Они и это пропустили мимо ушей. Никогда раньше не
встречалась Люси с этим английским молчанием-отрицанием в его
чистом виде, во всей его жестокости. Она вся съежилась от
испытываемого сочувствия к Роуз. Но Роуз была толстокожей. Она
осмотрела тарелки, стоявшие перед ней, и протянула руку к
ближайшей.
-- А чая не осталось? -- спросила она.
Нэш нагнулась к большому коричневому чайнику, а Стюарт
подхватила нить разговора, там, где ее оставили Апостолы.
-- Вот что действительно убийство -- так это ждать, что ты
вытащишь из лотереи мест.
-- Мест? -- переспросила Люси. -- Вы имеете в виду работу?
Но почему лотерея? Вы ведь уже знаете, куда вы обращались, не
так ли?
-- Мало кому из нас приходится давать объявления, --
пояснила Нэш, наливая очень крепкий чай. -- Обычно бывает очень
много запросов. Школы, где и раньше работали учительницы
гимнастики, окончившие Лейс, когда у них появляется вакансия,
просто пишут мисс Ходж и просят ее рекомендовать кого-нибудь.
Если случается, что это очень высокий и ответственный пост, она
может предложить его кому-нибудь из бывших выпускников, кто
хочет сменить место. Но как правило вакансии заполняются
оканчивающими студентками.
-- И они получают очень выгодного работника, -- сказала
одна из Апостолов.
-- Никто не работает так много, как тот, для кого это
первое место.
-- И за меньшие деньги, -- добавила третья.
-- Или с большей отдачей, -- заключила четвертая.
-- Так что, видите, -- сказала Стюарт, -- самый
мучительный момент за все время обучения -- когда тебя вызывают
в кабинет мисс Ходж и говорят, какова будет твоя судьба.
-- Или когда твой поезд отходит от Ларборо, а тебя вообще
никуда не послали! -- произнесла Томас, перед глазами которой
явно мелькало видение, как она, оставшись без работы, вынуждена
будет вернуться жить в свои родные горы.
Нэш откинулась на пятки и улыбнулась Люси.
-- Все совсем не так уж мрачно. Некоторые из нас уже
обеспечены местами, так что вообще выбывают из соревнования.
Хэсселт, например, возвращается в Южную Африку и будет работать
там. А Апостолы en masse [En masse -- все вместе (франц.)]
выбрали медицинскую работу.
-- Мы собираемся открыть клинику в Манчестере, --
объяснила первая.
-- Очень сырое место. Там люди часто болеют ревматизмом.
-- Там полно калек.
-- И военных, -- добавили остальные три автоматически.
Нэш подарила их благосклонной улыбкой.
