на портрет моей пра-пра-прабабушки, который висит в столовой
дома внучатого племянника моей бабушки, и я сказала себе: "В
конце концов, здесь не сплошное варварство. Если бы это было
так, этой девушки здесь бы не было. Остаюсь." Мисс Пим,
пожалуйста, можно еще кофе? Ваша дочь не только красива, она
единственная красивая девушка в Лейсе.
-- А как же Бо Нэш? -- проявила лояльность Люси.
-- В Англии на Рождество -- мисс Пим, пожалуйста,
чуть-чуть молока -- журналы стараются быть развлекательными и
печатают яркие красивые фотографии, которые можно окантовать и
повесить над плитой на кухне, чтобы порадовать сердца кухарки и
ее друзей. Эти картинки очень блестят...
-- Ну, это явная клевета! -- воскликнула миссис Иннес. --
Бо хорошенькая, очень хорошенькая, и вы знаете это. Я забыла,
-- обратилась она к Люси, -- что вы всех их знаете. Бо --
единственная, с кем мы знакомы; она гостила у нас однажды на
каникулах на Пасху; когда на Западе погода мягче, чем в
остальной Англии; а Мэри один раз жила у них несколько недель
летом. Мы были в восторге от Бо. -- она повернулась за
поддержкой к мужу, который, казалось, слишком погрузился в свои
мысли.
Доктор Иннес встрепенулся -- у него был крайне утомленный
вид перегруженного работой G.P. [G.P. -- General Practioner --
участковый, районный врач (англ.)], наконец-то присевшего
отдохнуть, и его мрачноватое лицо приняло мальчишеское, слегка
зловредное выражение, сквозь которое просвечивала нежность.
-- Было очень непривычно видеть, как наша всезнайка,
полагающаяся только на себя, позволяет собой командовать, --
проговорил он.
Миссис Иннес явно не ожидала такого высказывания, но
решила извлечь из него пользу.
-- Быть может, -- сказала она, как будто эта мысль только
что пришла ей в голову, -- потому, что мы всегда относились к
самостоятельности Мэри как к чему-то само собой разумеющемуся,
ей было приятно дать покомандовать собой. -- А затем, обращаясь
к мисс Пим: -- Мне кажется, они так дружны, потому что
дополняют друг друга. Я рада этому, Бо нам очень нравится и,
потом, у Мэри никогда не было близкой подруги.
-- Очень напряженная программа обучения, правда? --
произнес доктор Иннес. -- Я иногда заглядываю в тетради дочери
и поражаюсь, зачем им дают все то, что даже врачи забывают, как
только закончат медицинские школы.
-- Сечение villi, -- вспомнила Люси.
-- Да, что-то вроде этого. Похоже, вы за четыре дня стали
очень эрудированной в медицине.
Появились пирожки, и несмотря на то, что тесто "не
поднялось", ради того, чтобы их попробовать, стоило приехать с
самого Запада. Всем было очень весело. Люси чувствовала, что
комната, действительно, была как будто пропитана радостью, что
радость окутывала все, как лившийся снаружи солнечный свет.
Даже лицо доктора приобрело довольный и размягченный вид. Что
же касается миссис Иннес, Люси редко приходилось видеть, чтобы
на лице женщины отражалось такое счастье -- одно то, что она
находится в комнате, где часто бывала ее дочь, казалось, было
чем-то вроде общения с ней, а через несколько дней она увидит
ее саму и они вместе порадуются ее успехам.
Если бы я вернулась в Лондон, подумала Люси, мне никогда
не пришлось пережить подобное. Что бы я сейчас делала?
Одиннадцать часов. Пошла бы погулять в парк и решала бы, как
избежать приглашения в качестве почетного гостя на какой-нибудь
литературный обед. Вместо этого у меня есть вот что. И все это
потому, что доктору Найт захотелось поехать на медицинскую
конференцию. Нет, потому, что давным-давно Генриетта
заступилась за меня в школе. Подумать только, все, что
происходит сейчас, в это залитое солнцем английское июньское
утро, началось в темной школьной раздевалке, заполненной
маленькими девочками, надевающими галоши. Что же такое
первопричина вообще?
-- Было очень приятно, -- сказала миссис Иннес, когда все
опять вышли на деревенскую улицу. -- И как славно, что скоро мы
снова встретимся. Ведь вы будете в Лейсе в день Показательных
выступлений?
-- Надеюсь, буду, -- ответила Люси и подумала, удобно ли
так долго пользоваться гостеприимством Генриетты.
-- И помните, что вы обе дали честное слово и торжественно
обещаете никому не рассказывать о нашей сегодняшней встрече, --
сказал доктор Иннес.
-- Обещаем, -- ответили Люси и Детерро, глядя, как их
новые друзья усаживаются в машину.
-- Как ты думаешь, я смогу развернуться за один раз и не
задеть здание почты? -- спросил доктор Иннес в раздумье.
-- Мне бы ужасно не хотелось увеличивать число
бидлингтонских мучеников, -- проговорила его жена. -- Скучное
общество. С другой стороны, что за жизнь без риска?
Доктор Иннес запустил мотор и проделал рискованный маневр.
Ступица его переднего колеса оставила легкую царапину на
девственно-белой стене почты.
-- Метка Джервиса Иннеса, -- сказала миссис Иннес и
помахала рукой. -- До дня Показательных выступлений -- и молите
Бога о хорошей погоде! Au revoir! [Au revoir -- до свидания
(франц.)]
Посмотрев, как, становясь все меньше и меньше, удаляется
по деревенской улице машина, Люси с Детерро повернули к полевой
тропинке, к Лейсу.
-- Какие милые люди! -- проговорила Детерро.
-- Очаровательные. Подумать только, мы бы никогда с ними
не познакомились, если бы вам сегодня утром до смерти не
захотелось выпить хорошего кофе.
-- Скажу вам по секрету, мисс Пим, это тот тип англичан, к
которому все другие нации испытывают необыкновенную зависть.
Такие спокойные, такие воспитанные, так приятно на них
смотреть. Ведь они бедны, вы заметили? Блузка у нее совсем
выгорела. Она когда-то была голубой, я заметила, когда она
нагнулась и воротник приподнялся. Несправедливо, что такие люди
бедны.
-- Нелегко ей было проехать мимо, не повидав дочь, когда
она была так близко, -- задумчиво сказала Люси.
-- Ах, у нее есть характер, у этой женщины. Она правильно
сделала, что не поехала. Старшие на этой неделе ни одной своей
частичкой не могут интересоваться посторонними делами. Выньте
хоть одну единственную частичку, и -- хоп! -- все рухнет. --
Нат Тарт сорвала росшую на берегу у моста крупную маргаритку и
фыркнула (это был первый смешок, который Люси услышала от нее):
-- Интересно, как мои коллеги справляются с загадками типа
"одна-нога-за-линией-поля".
А Люси подумала, интересно, как ее саму опишет Мэри Иннес,
когда в воскресенье будет писать родителям.
Как сказала миссис Иннес, забавно будет вернуться домой и
прочесть, что напишет о вас Мэри в воскресном письме. Это
похоже на теорию относительности. Как будто вернуться в прошлый
вечер.
-- Странно, что Мэри Иннес напоминает вам чей-то портрет,
-- сказала она Детерро. -- Потому, что мне тоже.
-- Ах, да, прабабушку моей бабушки. -- Детерро бросила
маргаритку в воду и смотрела, как течение унесло ее под мост
дальше, так что скоро она скрылась из виду. -- Я не стала
говорить этого милым Иннесам, но моя пра-пра-прабабушка не
пользовалась особой любовью у своих современников.
-- О? Может быть, она была застенчивой? То, что мы
называем комплексом неполноценности?
-- Мне об этом ничего не известно. Ее муж умер очень
вовремя. Для женщины всегда неприятно, когда ее муж умирает
очень вовремя.
-- Вы хотите сказать, она его убила!? -- От испуга Люси
остановилась, как вкопанная.
-- О, нет. Скандала не было, -- произнесла Детерро с
укоризной. -- Просто ее муж умер очень вовремя. Он слишком
много пил, был заядлым игроком и не очень привлекательным
человеком. И была гнилая ступенька на верху лестницы. Очень
высокой лестницы. И однажды он наступил на нее, когда был пьян.
Вот и все.
-- А она потом еще раз вышла замуж? -- спросила Люси,
переварив это сообщение.
-- О, нет. Она ни в кого не была влюблена. У нее был сын,
которого надо было воспитывать, и поместья -- теперь они были в
безопасности, когда некому стало проигрывать их в карты. Она
прекрасно управляла поместьями. От нее и моя бабушка
унаследовала свой талант. До того, как приехать из Англии,
чтобы выйти замуж за дедушку, бабушка никуда не выезжала из
своего округа, Чарльз-стрит, Первый Западный. А через полгода
она управляла поместьем. -- Детерро вздохнула, выражая
восхищение. -- Удивительные люди, эти англичане.
VIII
Мисс Пим сидела в роли наблюдателя на письменном экзамене
по патологии, чтобы дать мисс Люкс время для проверки и
проставления оценок предыдущих работ. На цыпочках вошла
маленькая секретарша мисс Ходж и почтительно положила перед ней
на стол пришедшую на ее имя почту. Мисс Пим, хмурясь,
просматривала экзаменационные вопросы и думала, как плохо
соотносятся слова типа artritis gonorrhoica или suppurative
teno-synovitis с чистым воздухом летнего утра. Emphysema
звучала не так ужасно; такое название садовник мог бы дать
какому-нибудь цветку. Какому-нибудь сорту водосбора, например.
И Kyphosis Люси могла представить себе как родственника
георгина. Myelitis был бы, наверно, мелким вьющимся растением с
яркосиними цветами, которые бы имели тенденцию розоветь, если
за ними плохо ухаживали. A tabes dorsalis явно был экзотичным
цветком из рода тигровых лилий, дорогим и чуть-чуть
неприличным.
Chorea. Sclerosis. Pes Varus.
Господи Боже, неужели эти юные девицы знают все это?
Назначить лечение той или иной болезни в зависимости от того,
была ли она а) наследственной, б) вызвана травмой или в)
вызвана истерией? Ну-ну. Как она могла так заблуждаться, что
даже испытывала некое покровительственное чувство по отношению
к этим юным созданиям? С возвышения, на котором стоял ее стол,
мисс Пим с нежностью посмотрела на студенток. Все усерднейшим
образом писали. Лица были сосредоточенные, но не очень
встревоженные. Только Роуз казалась обеспокоенной, и Люси
подумала, что ей больше идет выражение беспокойства, чем
самодовольства, и от сочувствия удержалась. Дэйкерс, не
отрываясь, писала, водя носом по бумаге, высунув язык;
заканчивая одну строчку и начиная другую, она машинально
вздыхала. Бо имела самоуверенный и независимый вид, как будто
она писала приглашения; сомнения никогда не тревожили ее; ни ее
нынешняя жизнь, ни будущее положение не таили в себе никакой
опасности. Лицо Стюарт под яркорыжими волосами было бледным, но
на губах играла легкая улыбка: будущее Стюарт тоже было
определено. Она поедет в школу Кордуэйнерса, вернется домой, в
Шотландию, и заберет с собой свои диски. В субботу Люси
собиралась на вечеринку, которую устраивала у себя в комнате
Стюарт. ("Мы не приглашаем преподавателей на свои вечеринки, но
поскольку вы не штатный преподаватель, вас можно позвать как
друга"). Четверо Апостолов, занявшие первый ряд, время от
времени бросали друг на друга ободряющие взгляды; это была их
будущая специальность, и мелочи, которых они не знали, можно
было спокойно не упоминать. Манчестер действительно должен был
получить за свои деньги нечто стоящее. Иннес, сидевшая у окна,
изредка подымала голову и смотрела в сад, как бы ища поддержки;
ей не требовалась помощь, это явствовало из того, как неспешно
и спокойно продвигалась она в своих ответах на вопросы; она
поворачивалась взглянуть в сад как бы за неким духовным
утешением, словно говорила: "И ты, Красота, все еще здесь. Мир
все еще существует за стенами аудитории". Иннес выглядела так,
