как будто колледж забрал все ее силы. Складка, идущая от носа
ко рту, все еще оставалась на месте.
С аккуратно убранного стола мисс Люкс Люси взяла нож для
бумаги и стала разбирать полученную почту. Три афиши.
Распечатывать их, нарушая тем самым священную тишину, было
необязательно. Квитанция. Годовой отчет. Большой квадратный
темноголубой конверт из очень плотной и очень дорогой бумаги,
на клапане которого яркокрасными выпуклыми буквами было
отпечатано МИЛЛИСЕНТ КРЭЙ (действительно, инстинкт саморекламы
у актрис не знает пределов), в котором наверняка содержалось
пять строчек, написанных размашистым почерком, с огромными
заглавными буквами, выражающих благодарность за ее, мисс Пим,
вклад в Благотворительный Фонд. Оставалось только письмо миссис
Монморанси. Его-то Люси и вскрыла.
Маддам, (писала миссис Монморанси)
Я зделала как вы сказали и послала посылку Фред отнес ее
на Вигмор стрит по дароге на роботу квитанцию фкладываю
положила голубую и блуску и белье как вы сказали а ваша розовая
ночная рубашка есчо не вернулас с прачечной так я положила
бежевую надеюс ничево.
Маддам, пожалуста не думайте што я много себе пазваляю но
это хорошо. Это не жизнь для женщины с книгами и без молодой
компании пожалуста не думайте што я себе много пазваляю но вы
самая милая леди у которой я когда нибудь роботала Фред гаварит
то же самое гаварит посмотреть вокруг не то что писать
пошалуста не думайте што я много себе пазваляю.
С уважением
Ваша миссис Монморанси
P.S. Железную счетку засунула в замшевые туфли
В последующие пятнадцать минут Люси переживала
разнообразные чувства: она была тронута отношением к ней миссис
Монморанси, рассердилась на прачечную и решила, что зря платит
налог на образование. Не закрытые средние школы нужны, а много
начальных, где в классах учеников будет не более десяти --
двенадцати в каждом, где будущие миссис Монморанси научатся
Трем Р [Три Р (Three R's) -- выражение для определения чтения,
письма, арифметики (reading,'riting, 'rithmetic), считающиеся
основами образования.]. Старый МакЛин, покойный садовник у них
дома, бросил школу, когда ему было двенадцать лет, но он мог
написать письмо не хуже, чем ее любой университетский знакомый.
А почему? Потому что он ходил в маленькую деревенскую школу,
где были небольшие классы и хороший учитель. И еще, конечно,
потому, что он жил в эпоху, когда "три Р" значили больше, чем
бесплатная раздача молока в школах. Его научили грамоте, а
остальное уж зависело от него самого. Он жил на лепешках из
белой муки и крепком чае и умер, до конца оставаясь крепким и
бодрым, в возрасте девяноста двух лет.
От этих размышлений Люси оторвала мисс Роуз. На лице у
мисс Роуз появилось новое выражение, и Люси это новое выражение
совсем не понравилось. Ей приходилось видеть на лице мисс Роуз
отчаяние, елейность, самодовольство, тревогу, но до сих пор у
нее не было такого вида, будто она что-то скрывает.
Что она могла скрывать?
Люси с любопытством минуту -- две наблюдала за девушкой.
Роуз подняла голову, поймала взгляд мисс Пим и быстро
отвела глаза. Выражение "как будто она что-то скрывала" исчезло
с ее лица. Его сменило выражение "деланное безразличие". Люси
прекрасно знала это выражение. Недаром она была классной
руководительницей Четвертого класса начальной школы. Когда
кто-нибудь ел запретные сласти, у него на лице обязательно
появлялось такое выражение. Оно же бывало на лицах тех, кто на
уроках французского делал задания по арифметике.
Оно присутствовало и на лицах тех, кто списывал на
экзаменах.
Что там говорила Генриетта? "Ей трудно даются письменные
задания".
Так.
Эмфизема и прочие штуки, звучащие как названия цветов. --
все это было слишком трудно для мисс Роуз, вот она и решила
немного помочь себе. Вопрос был в том, что это за помощь и где
она? На коленях ее нет. Столы были открыты спереди, так что
держать на коленях шпаргалку было опасно. И на ногтях вряд ли
можно было написать многое из предмета патологии; ногти
годились только для формул. Гораздо вероятнее -- записки в
рукаве, либо укрепленные с помощью резинки, либо просто
спрятанные; но у этих девушек рукава только до локтя. Тогда что
же? Где? А может быть, она просто заглянула в листки О'Доннел,
сидевшей впереди, или Томас -- справа от нее?
Люси переждала пару минут, снова обратившись к своей
корреспонденции. Все школьные учительницы знали эту уловку.
Безразличным как будто взглядом она обвела Старших и вернулась
к своим письмам. Потом подняла глаза и направила их прямо на
Роуз. Голова Роуз склонилась низко над бумагой, а в ее левой
руке был зажат носовой платок. Ну, даже на носовом платке
невозможно написать что-нибудь полезное по предмету с таким
обширным материалом как патология, и платком трудно
манипулировать; с другой стороны, носовой платок не был в Лейсе
привычным предметом обихода, и наверняка сейчас никто больше не
сжимал его в руке и не вытирал им время от времени нос. Люси
решила, что каковы бы ни были источники информации Роуз, они
находились в ее левой руке. Стол Роуз стоял в конце ряда у
окна, так что слева была стена. Все, что она проделывала левой
рукой, никто не мог видеть.
Ну, подумала Люси, что в таких случаях делать?
Пройти через всю комнату, попросить показать платок и
обнаружить, что это квадратный кусочек материи, девять на
девять дюймов, с инициалами хозяйки, аккуратно вышитыми в углу,
чисто выстиранный, как это делают в хорошей прачечной?
Потребовать платок и вызвать скандал, который как ураган
обрушится на всех Старших в момент, когда они наиболее уязвимы?
Позаботиться, чтобы у Роуз не было возможности
воспользоваться своими источниками информации, и промолчать?
Последнее, очевидно, было самым разумным. Вряд ли до
настоящего момента девушка успела по-серьезному воспользоваться
этой помощью; по отношению к другим не будет несправедливостью
сделать ей этот маленький подарок.
Люси поднялась, вышла из-за стола, направилась к другому
концу комнаты и встала там, прислонившись к стене. Томас сидела
справа от нее, Роуз слева. Томас на минуту перестала писать и,
быстро улыбнувшись, посмотрела на Люси. Роуз не подняла головы.
Люси увидела, как горячая кровь прихлынула к шее девушки и та
стала пунцовой. При этом она тут же убрала носовой платок --
или что там было у нее в руке -- в карман своей туники.
Ну вот, она расстроила злонамеренные махинации, но
удовлетворения при этом не почувствовала никакого. Люси впервые
пришло в голову, что то, что в четвертом младшем выглядело
предосудительной шалостью, на выпускных экзаменах у Старших
было тошнотворно отвратительно. Она была рада, что это Роуз, а
не кто-нибудь другой. Люси вернулась к своему столу на
возвышении; насколько она могла видеть, Роуз больше не делала
попыток помочь себе. Более того, она явно испытывала
затруднения. И Люси разозлилась на себя за то, что ей стало
жалко Роуз. Да, жалко. Жалко. Роуз. В конце концов, девушка
работала. Работала, как сумасшедшая, если все говорили правду.
Она не искала легкого пути, чтобы сэкономить силы. Просто
теоретические знания давались ей трудно, почти до невозможности
трудно, и в отчаянии она не устояла перед искушением.
Такой взгляд на вещи немного улучшил настроение Люси, и
остаток времени на посту наблюдающей она провела совершенно
спокойно, размышляя о природе шпаргалок. Она еще раз
просмотрела экзаменационные вопросы, поахала над огромным
количеством материала, включенного в них, и подивилась, как
Роуз удалось изобрести что-то полезное и одновременно
невидимое. Люси очень хотелось расспросить Роуз.
Самое вероятное объяснение -- были две или три темы,
которых Роуз боялась, и в помощь себе нацарапала что-то на
клочке бумаги.
Иннес первая собрала исписанные листки и сколола их
скрепкой. Потом она перечитала странички, время от времени
делая поправки, положила стопку на стол, несколько секунд
посидела, отдыхая, впитывая в себя красоту сада, потом тихо
поднялась, прошла вперед и положила свою работу на стол перед
мисс Пим.
-- О-о-о-ой, катастрофа! -- завопила Дэйкерс. --
Кто-нибудь уже закончил? А у меня еще полтора вопроса впереди!
-- Тсс-с, мисс Дэйкерс, -- сказала Люси, как того требовал
долг.
Дэйкерс одарила ее сияющей улыбкой и продолжала, не
отрываясь, писать.
Стюарт и Бо сдали свои работы сразу вслед за Иннес. И вот
горка листков перед мисс Пим начала быстро расти. За пять минут
до конца отведенного на экзамен времени в аудитории оставались
только три студентки: маленькая темноволосая Томас, которая,
по-видимому, слишком много спала, чтобы быть хорошей
студенткой; невозмутимая Дэйкерс, которая все еще что-то
усердно писала, и раскрасневшаяся Роуз, у которой был
несчастный вид барахтающегося изо всех сил человека. За две
минуты до звонка оставалась одна Роуз; похоже, она была в
замешательстве, в отчаянии; она в спешке листала свои
странички, что-то вычеркивала, исправляла, добавляла.
Раздавшийся пронзительный трезвон положил конец ее
нерешительным действиям; чему быть, того не миновать. Она
поспешно собрала свои листки, и отнесла их на стол Люси, хорошо
зная, что звонок означает требование немедленно появиться в
гимнастическом зале и что фрекен не сочтет даже такое тяжелое
испытание, как письменный экзамен, достаточным оправданием
опоздания. Люси ожидала, что Роуз постарается не встречаться с
ней глазами или, по крайней мере, будет чувствовать себя не в
своей тарелке. Однако Роуз удивила ее, искренне улыбнувшись и
еще более искренне воскликнув:
-- У-у-фф! Это было ужасно. -- И, глубоко вздохнув,
убежала вслед за остальными.
Люси раскрыла исчирканный текст и, посмотрев на него,
испытала угрызения совести. Все-то она вообразила. Роуз вовсе
не мошенничала. По крайней мере, систематически. Ее вид, будто
ей есть что скрывать, мог быть результатом неуверенности,
пришло на ум Люси. А может быть, в худшем случае, надежды
подсмотреть что-нибудь у соседки. И краска, которая залила ее
шею, могла быть вызвана сознанием того, что ее заподозрили.
Люси прекрасно помнила время в школе, когда сознания, что ее
невинный поступок мог быть дурно истолкован, было вполне
достаточно, чтобы ее лицо запылало. Право, ей надо попросить у
Роуз прощения. Она найдет способ принести свои извинения.
Люси аккуратно сложила стопку ответов, разобрав их по
привычке в алфавитном порядке, пересчитала и отнесла наверх, в
комнату мисс Люкс, радуясь, что не надо проверять их. В комнате
никого не было; Люси положила стопку на стол и минуту постояла,
размышляя, чем бы заняться в течение часа, остававшегося до
ленча. Подумала было пойти в гимнастический зал, но решила, что
если работа студенток еще до Показательных выступлений станет
для нее обыденно-привычной, то на Показе ей будет неинтересно.
Уговорив Генриетту разрешить ей остаться до дня Показа -- долго
уговаривать Генриетту, конечно, не пришлось -- она не
собиралась портить себе удовольствие, насмотревшись на все
заранее. Люси пошла по лестнице вниз, задержалась у высокого
окна на площадке -- как замечательно умели строить в
восемнадцатом веке! на современных лестничных площадках не
станешь останавливаться; это просто углы-повороты, маленькие,
