чего-то важного. Кто-то прошел мимо его дома и исчез в лесу. На другом
берегу залива отражалось в воде чье-то освещенное окно. Может быть, там
что-то праздновали, а может, и нет. Ночь медленно уходила, а Онкельскрут
все ждал, стараясь понять, чего же он хочет.
Уже перед самым рассветом он понял, что хочет отправиться в долину,
где он был когда-то, очень давно. Возможно он просто слышал что-то об
этой долине или читал -- какая разница? Самое главное в этой долине --
ручей. А может быть это река? Но только не речушка. Онкельскрут решил,
что все-таки ручей. Ручьи ему нравились гораздо больше, чем речушки.
Прозрачный и быстрый ручей. Он сидел на мосту, болтал ногами и смотрел
на рыбешек, что мельтешили в воде, обгоняя друг друга! Никто не спраши-
вал, как он себя чувствует, чтобы тут же начать болтовню о совсем других
вещах, не давая ему опомниться и решить, хорошо он себя чувствует или
плохо. В этой долине он мог играть и петь всю ночь и уходить последним
спать на рассвете.
Онкельскрут не сразу принял решение. Он успел понять, как важно пов-
ременить, когда чего-то сильно желаешь, и знал, что поездку в неизвест-
ность следует подготовить и обдумать.
Прошло много дней. Онкельскрут бродил по холмам вдоль темного залива,
он все более и более впадал в забытье, и ему казалось, что с каждым днем
долина становилась все ближе к нему.
Последние красно-желтые листья падали с деревьев и ложились охапками
ему под ноги. (Ноги у Онкельскрута были еще удивительно молодые.) Время
от времени он останавливался, поддевал палкой красивый лист и говорил
про себя: "Это клен. Это я никогда не забуду". Онкельскрут хорошо знал,
чтО ему не следует забывать.
За эти дни он постарался забыть многое. Каждое утро он просыпался с
тайным желанием забыть, что долина подходит к нему все ближе и ближе.
Никто ему не мешал, никто не напоминал, кто он такой.
Онкельскрут нашел под кроватью корзину, сложил туда все свои ле-
карства и маленькую бутылочку коньяка для желудка. Он намазал шесть бу-
тербродов и не забыл про зонтик.
Он приготовился к побегу.
За долгие годы на полу у Онкельскрута скопились груды вещей. Тут было
много всякой всячины, которую не хочется убирать и по многим причинам
убирать не следует. Все эти предметы были разбросаны, словно островки:
ненужный и забытый архипелаг. Онкельскрут перешагивал через эти остров-
ки, обходил их по привычке, и они придавали его ежедневному хождению ка-
кое-то разнообразие и в то же время вселяли чувство чего-то постоянного
и непреходящего. Теперь Онкельскрут решил, что они ему больше не нужны.
Он взял метлу и поднял в комнате тарарам. Все - корки и крошки, старые
домашние туфли и тряпки для вытирания пыли, завалявшиеся таблетки и за-
бытые листочки с перечнем того, что нужно не забыть, ложки, вилки, пуго-
вицы и нераспечатанные письма -- все сгрудилось теперь в одну кучу. Из
этой кучи он извлек только очки и положил их в корзину. Отныне он будет
смотреть на вещи иначе.
Долина была уже совсем близко: за углом. Но Онкельскрут чувствовал,
что воскресенье еще не наступило. Он ушел из дома в пятницу или в суббо-
ту. Конечно, он не вытерпел и написал прощальное письмо:
"Я ухожу своей дорогой и чувствую себя отлично, -- писал он. -- Я
слышал все, о чем вы говорили целую сотню лет, ведь я вовсе не глухой. К
тому же я знаю, что вы то и дело веселились потихоньку от меня всю доро-
гу".
Подписи он не оставил.
Потом Онкельскрут надел пижаму и гамаши, поднял с пола свою корзиноч-
ку, отворил дверь и запер ее, оставив за нею все свои сто долгих лет,
исполненный силы, которую ему придавали жажда путешествий и его новое
имя. Он пошел прямо на север к счастливой долине, и никто из обитателей
домишек на берегу залива не знал, куда он ушел. Красно-желтые листья
кружились у него над головой. а вдалеке на холмы обрушился осенний ли-
вень, чтобы смыть остатки того, что ему не хотелось помнить. -==8==-
Визит Филифьонки в Муми-дален был ненадолго отсрочен -она никак не
могла решить, надо ли ей пересыпать вещи антимолью или нет. Дело это
непростое: сначала нужно все проветрить, выколотить и вычистить и так
далее, не говоря уже о самих шкафах, которые надо вымыть с содой и с мы-
лом. Но стоило Филифьонке взять в лапы щетку или тряпку, как у нее начи-
нала кружиться голова и тошнотворное ощущение страха возникало в желуд-
ке, поднималось и застревало в горле. Нет, заниматься уборкой она больше
не могла. После того, как мыла то окно. "Так дело не пойдет, -- подумала
бедная Филифьонка, -- моль сожрет все мои вещи!"
Она не знала, сколько времени будет гостить в долине. Если ей там не
понравится, она не останется надолго. Если будет хорошо, почему не за-
держаться на месяц? А если она проживет там целый месяц, всю ее одежду
за это время успеет прогрызть моль и прочая дрянь. Она с ужасом предс-
тавляла себе, как их маленькие челюсти прогрызут себе ходы в ее платьях,
коврах, вообразила, как они обрадуются. добравшись до ее лисьей горжет-
ки!
Вконец измученная сомнениями, она взяла чемодан, набросила на плечи
горжетку, заперла дом и отправилась в путь.
От ее дома до Муми-дален было совсем недалеко, но к концу пути чемо-
дан оттянул ей лапу, словно камень, а сапоги стали сильно жать. Она под-
нялась на веранду, постучала, немного подождала и вошла в гостиную.
Филифьонка с первого взгляда заметила, что здесь давно никто не уби-
рал. Она сняла с лапы хлопчатобумажную перчатку и провела лапкой по выс-
тупу на кафельной печи, оставив белую полоску на сером. "Неужели такое
возможно? -- прошептала взволнованная Филифьонка, и по спине у нее по-
ползли мурашки. -Добровольно перестать наводить порядок в доме..." Она
поставила чемодан и подошла к окну. Оно тоже было грязное. Дождь оставил
на стекле длинные печальные полоски. Лишь увидев, что шторы на окнах
спущены, она поняла -- семейства муми-троллей не было дома. Она увидела,
что хрустальная люстра укутана в тюлевый чехол. Со всех сторон на нее
повеяло холодом опустевшего дома, и она почувствовала себя бессовестно
обманутой. Филифьонка открыла чемодан, вынула из него фарфоровую вазу --
подарок Муми-маме -- и поставила ее на стол как немой упрек. В доме сто-
яла необыкновенная тишина.
Филифьонка ринулась вдруг на второй этаж, там было еще холоднее --
застоявшийся холод в летнем помещении, запертом на зиму. Она распахивала
одну дверь за другой -- шторы во всех комнатах были опущены, повсюду ца-
рили пустота и полумрак. Филифьонка испугалась еще сильнее и начала отк-
рывать стенные шкафы. Она попробовала было открыть и платяной шкаф, но
он был заперт. Тогда она разъярилась и принялась колотить по шкафу обеи-
ми лапами, потом побежала дальше, к чулану, и рванула дверь.
Там сидел маленький хомса, обхватив лапками большую книгу. Он испу-
ганно таращил на нее глаза.
-- Где они? Куда они подевались? -- закричала Филифьонка.
Хомса положил книгу и отполз к самой стене, но, принюхавшись, понял,
что незнакомка не опасна -- от нее пахло страхом. Он ответил:
-- Я не знаю.
-- Но я приехала их навестить! -- воскликнула Филифьонка. -- Я при-
везла им подарок, прекрасную вазу. Не могли же они уехать куда-то, не
сказав ни слова!
Маленький хомса только мотал головой и таращил на нее глаза. И Фи-
лифьонка ушла, сильно хлопнув дверью.
Хомса Тофт пополз на свое место, сделал себе новую удобную ямку и
снова стал читать. Книга была очень большая и толстая, но без конца и
без начала, страницы в ней пожелтели, а края обгрызли крысы. Хомса не
привык читать, и потому каждую строчку одолевал ужасно долго. Он надеял-
ся, что книга расскажет ему, куда уехала семья муми-троллей и где она
сейчас находится. Но книга рассказывала совсем о другом -- об удиви-
тельных зверях и темных лесах, и ни одно название в этой книге не было
ему знакомо. Хомса и знать не знал, что глубоко-глубоко в морской пучине
живут радиолярии и последние нумулиты. Один из нумулитов совсем не похож
на своих родственников, сперва он был немного похож на Ноктилуку, а пос-
ле стал ни на кого не похожим. Он, как видно, совсем маленький, а когда
пугается, становиться еще меньше.
"Однако нам не следует удивляться, -- читал Тофт, -наличию этой ред-
кой разновидности группы Протозоя. Причина ее своеобразного развития не
поддается тщательному изучению, но имеется основание предполагать, что
решающим моментом условий ее жизни является электрический заряд. Очевид-
но, в период ее возникновения электрические бури были частым явлением,
поскольку, как мы описывали выше, в послеледниковый период горные цепи
подвергались систематическим воздействиям непогоды и расположенное вбли-
зи море получало электрические заряды".
Хомса отложил книгу. Он не понял толком, о чем в ней говорится, да и
фразы были ужасно длинные. Но все эти странные слова казались ему краси-
выми. К тому же у него никогда еще не было своей книги. Он спрятал ее
под сетью, лег и стал размышлять. На потолке под разбитым окном спала,
повиснув вниз головой, летучая мышь. Издалека доносился визгливый голос
Филифьонки -- она обнаружила хемуля.
Хомсу Тофта все сильнее клонило ко сну. Он попробовал было рассказать
самому себе про счастливую семью, но у него ничего не получилось. Тогда
он стал рассказывать про одинокого зверюшку -- маленького нумулита, ко-
торый был немного похож на Ноктилуку и любил электричество. -==9==-
Мюмла шла по лесу и думала про себя: "Как прекрасно быть Мюмлой! Мне
так хорошо, что лучше и быть не может".
Она любовалась своими длинными лапами и красными сапожками, гордилась
своей затейливой мюмлинской прической: ее светло-оранжевые, блестящие и
прямые волосы были собраны в узел на макушке и походили на луковицу. Она
шла по низинам и горам, ступала по глубоким ложбинкам, которые дождь
превратил в зеленые подводные сады. Она шла быстро и иногда подпрыгива-
ла, чтобы почувствовать, какая она тоненькая и легкая.
Мюмла спешила. Ей захотелось навестить свою младшую сестру Мю, кото-
рую уже довольно давно удочерила семья муми-троллей. Наверно, она все
такая же серьезная и злая и умещается в корзинке для шитья. У самой до-
лины Мюмла увидела Онкельскрута, который сидел на мосту и удил рыбу. На
нем были пижама, гамаши и шляпа. В лапе он держал зонтик. Мюмла никогда
не видела его близко и теперь рассматривала с любопытством. Он был до
удивления маленький.
-- Я знаю, кто ты, -- сказал он. -- А я не кто иной, как Онкельскрут.
Мне известно, что ты веселишься все ночи напролет, у тебя до утра горит
свет!
-- Думай, что хочешь, -- бесшабашно ответила Мюмла. -- Ты видел ма-
лышку Мю?
Онкельскрут вытащил удочку и проверил крючок. Рыба не клевала.
-- Так ты видел Мю? -- громче повторила Мюмла.
-- Не кричи, -- шикнул на нее Онкельскрут. -- У меня прекрасный слух.
Ты распугаешь всю рыбу, и она уплывет!
-- Она уже давно уплыла, -- засмеялась Мюмла и побежала дальше.
Онкельскрут фыркнул и спрятался глубже под зонтик. В его ручье было
всегда полным-полно рыбы. Он поглядел вниз. Вода бурлила под мостом и
была похожа на блестящую разбухшую массу. Она поднимала со дна тысячи
затонувших предметов, которые мелькали перед глазами и уносились прочь,
мелькали и уносились прочь... У Онкельскрута зарябило в глазах, он заж-
мурил их, чтобы увидеть свой ручей -- прозрачный ручей с песчаным дном и
юркими серебристыми рыбками...
"Что-то тут не так, -- с беспокойством подумал он. -- Мост настоящий,
тот самый мост. Но я сам какой-то другой, совершенно новый..." И с этими
мыслями он уснул.
Филифьонка сидела на веранде, укутав лапы в одеяла. У нее был такой
вид, будто ей принадлежала вся долина, а она вовсе не радовалась этому.
-- Привет! -- сказала Мюмла. Она сразу же поняла, что дом пуст.
