да не промокал насквозь!" Он размахивал лапами и чувствовал себя так же,
как в той песне, где хемуль прошел тысячи миль под дождем и чувствовал
себя одичавшим и свободным. Хемуль радовался! Скоро он будет пить горя-
чий кофе на веранде.
Примерно в километре к востоку от Муми-дален протекала река. Хемуль
постоял на берегу, задумчиво глядя на темные струи, и решил, что река
похожа на жизнь. Одни плывут медленно, другие быстро, третьи переворачи-
ваются вместе с лодкой.
"Я скажу об этом Муми-папе, -- серьезно подумал он, -- мне кажется,
мысль эта абсолютно новая. Подумать только, как легко приходят сегодня
мысли, и все кажется таким простым. Стоит только выйти за дверь, сдвинув
шляпу на затылок, не правда ли? Может, спустить лодку на воду? Поплыву к
морю... Крепко сожму лапой руль... -- и повторил: -- Крепко сожму лапой
руль..." Он был бесконечно, до боли счастлив. Затянув потуже ремень, он
пошел вдоль берега.
Долина была окутана густым, серым, мокрым туманом. Хемуль прошел пря-
мо в сад и остановился удивленный. Что-то здесь изменилось. Все было та-
кое же, как раньше, и не такое. Увядший лист покружился и упал ему на
нос.
"Чепуха какая-то! -- воскликнул Хемуль. -- Ах да, сейчас ведь вовсе
не лето, правда? Сейчас осень!" А он всегда представлял себе лето в Му-
ми-дален. Он направился к дому, остановился возле лестницы, ведущей на
веранду, и попробовал вывести тирольский йодль. Но у него ничего не выш-
ло. Тогда он закричал: "Хи! Хо! Поставьте кофейник на огонь!"
Ответа не было. Хемуль снова покричал и снова подождал.
"Сейчас я подшучу над ними", -- решил он. Подняв воротник и надвинув
шляпу на глаза, он взял грабли, стоявшие у бочки с водой, угрожающе под-
нял их над головой и проревел:
-- Отворите, именем закона! -- и, сотрясаясь от смеха, стал ждать.
Дом молчал. Дождь припустил сильнее, дождинки все капали и капали на
напрасно ожидавшего хемуля, и во всем доме не было никаких других зву-
ков, кроме шороха падающего дождя. -==6==-
Хомса Тофт никогда не был в Муми-дален, но он легко нашел дорогу.
Путь был дальний, а ноги у хомсы короткие. Не раз путь ему преграждали
глубокие лужи, болота и огромные деревья, упавшие на землю от старости
или поваленные бурей. На вырванных из земли корнях висели тяжелые комья
земли, а под корнями блестели глубокие черные ямы, наполненные водой.
Хомса обходил каждое болотце, каждую ямку с водой и при этом ни разу не
заблудился. Он был очень счастлив, потому что знал, чего хотел. В лесу
-- прекрасно, гораздо лучше, чем в лодке хемуля.
А вот от хемуля пахло старыми бумагами и страхом. Хомса знал это --
однажды хемуль постоял возле своей лодки, повздыхал, слегка приподнял
брезент и пошел своей дорогой.
Дождь перестал лить, и лес, окутанный туманом, стал еще красивее.
Там, где холмы понижались к Долине муми-троллей, лес становился гуще, а
ложбинки, наполненные водой, превращались в потоки. Их было все больше и
больше. Хомса шел между сотен ручейков и водопадиков, и все они устрем-
лялись туда же, куда шел и он.
Вот долина уже совсем близко, вот он идет по ней. Он узнал березы --
ведь стволы их были белее, чем во всех других долинах. Все светлое было
здесь светлее, все темное -- темнее. Хомса Тофт старался идти как можно
тише и медленнее. Он прислушивался. В долине кто-то рубил дрова -- вид-
но, папа запасал дрова на зиму. Хомса стал ступать еще осторожнее, его
лапы едва касались мха. Путь ему преградила река, он знал, что есть
мост, а за мостом -- дорога. Рубить перестали, теперь слышался только
шум реки, в которую впадали все потоки и ручейки, чтобы вместе с нею
устремиться к морю.
"Вот я и пришел", -- подумал Хомса Тофт. Он прошел по мосту, вошел в
сад. Здесь было все так же, как он рассказывал себе, иначе и быть не
могло. Деревья стояли голые, окутанные ноябрьским туманом, но на мгнове-
ние они оделись зеленой листвой, в траве заплясали солнечные зайчики, и
хомса вдохнул уютный и сладкий аромат сирени.
Он побежал вприпрыжку к сараю, но на него вдруг пахнуло запахом ста-
рой бумаги и страха. Хомса Тофт остановился.
"Это хемуль, -- подумал он. -- Так вот как он выглядит". На приступке
сарая сидел хемуль с топором в лапах. На топоре были зазубрины -- видно
им ударяли по гвоздям.
Хемуль взглянул на хомсу.
-- Привет, -- сказал он, -- а я думал, это Муми-папа идет. Ты не зна-
ешь, куда все подевались?
-- Нет, -- отвечал Тофт.
-- В этих дровах полно гвоздей, -- продолжал хемуль, показывая топо-
рище. -- Старые доски да рейки, в них всегда много гвоздей! Хорошо, что
теперь хоть с кем-то смогу поговорить. Я пришел сюда отдохнуть, -- про-
должал хемуль. -Взял и заявился к старым знакомым! -- Он засмеялся и
поставил топор в угол сарая. -- Послушай, хомса, -- сказал он. -- Собери
дрова и отнеси их в кухню посушить, да уложи потом их в поленницу --
смотри, вот так. А я тем временем пойду сварю кофе. Кухня направо, вход
с задней стороны дома.
-- Я знаю, -- ответил Тофт и начал собирать поленья. Он понял, что
хемуль не привык колоть дрова, но, видно, это занятие ему нравилось.
Дрова хорошо пахли.
Хемуль внес поднос с кофе в гостиную и поставил его на овальный сто-
лик красного дерева.
-- Утренний кофе всегда пьют на веранде, -- заметил он, -а гостям,
что приходят сюда впервые, подают в гостиной.
Хомса робко оглядывал красивую и строгую комнату. Мебель была велико-
лепная, стулья обиты темно-красным бархатом, а на спинке каждого из них
была кружевная салфетка. Хомса не посмел сесть. Кафельная печь доходила
до самого потолка. Кафель был разрисован сосновыми шишками, шнурок зас-
лонки расшит бисером, а печная дверца была из блестящей латуни. Комод
тоже был блестящий -- полированный, с золочеными ручками у каждого ящи-
ка.
-- Ну, так что же ты не садишься? -- спросил хемуль.
Хомса присел на самый краешек стула и уставился на портрет, висевший
над комодом. Из рамы на него глядел кто-то ужасно серый и косматый, со
злыми, близко посаженными глазами, длинным хвостом и огромным носом.
-- Это их прадедушка, -- пояснил хемуль. -- В ту пору они еще жили в
печке.
Взгляд хомсы скользнул дальше к лестнице, ведущей в темноту пустого
чердака. Он вздрогнул и спросил:
-- А может быть, в кухне теплее?
-- Пожалуй, ты прав, -- ответил хемуль. -- В кухне, наверно, уютнее.
Он взял со стола поднос, и они вышли из гостиной.
Целый день они не вспоминали о семье уехавшей из дома. Хемуль сгребал
листья в саду и болтал обо всем, что приходило ему в голову. а хомса хо-
дил следом, собирая листья в корзину, и больше слушал, чем говорил.
Один раз хемуль остановился взглянуть на папин голубой стеклянный
шар.
-- Украшение сада, -- сказал он. -- Помню, в детстве такие шары кра-
сили серебряной краской, -- и продолжал сгребать листья.
Хомса хотел полюбоваться стеклянным шаром наедине -- ведь шар был са-
мой важной вещью в долине, в нем всегда отражались те, кто жил в ней.
Если с семьей муми-троллей ничего не случилось, он, хомса, непременно
должен увидеть их в синеве стеклянного шара.
Когда стемнело, хемуль вошел в гостиную и завел папины стенные часы.
Они начали бить, как бешеные, часто и неровно, а потом пошли. Под их
размеренное и совершенно спокойное тиканье гостиная ожила. Хемуль подо-
шел к барометру. Это был большой барометр в темном, сплошь украшенном
резным орнаментом футляре красного дерева. Хемуль постучал по нему.
Стрелка показывала "Переменно". Потом хемуль пошел в кухню и сказал:
-- Все начинает налаживаться! Сейчас мы подбросим дров и выпьем еще
кофейку, идет?
Он зажег кухонную лампу и нашел в кладовой ванильные сухарики.
-- Настоящие корабельные сухари, -- объяснил хемуль. -Они напоминают
мне о моей лодке. Ешь, хомса. А то ты слишком худой.
-- Большое спасибо, -- поблагодарил хомса.
Хемуль был слегка возбужден. Он склонился над кухонным столом и ска-
зал:
-- Моя лодка построена прочно. Спустить весною лодку на воду, что мо-
жет быть лучше на свете?
Хомса ерзал на стуле, макал сухарь в кофе и молчал.
-- Все медлишь да ждешь чего-то. А потом, наконец, поднимешь парус и
отправишься в плаванье.
Хомса глядел на хемуля из-под косматой челки. Под конец он сказал:
-- Угу.
Хемулю вдруг стало тоскливо -- в доме было слишком тихо.
-- Не всегда успеваешь сделать все, что хочешь, -- заметил он. -- Ты
знал тех, кто жил в этом доме?
-- Да, я знал маму, -- ответил Тофт. -- А остальных плохо помню.
-- Я тоже! -- воскликнул хемуль, радуясь, что хомса наконец хоть
что-то сказал. -- Я никогда не разглядывал их внимательно, мне достаточ-
но было знать, что они тут рядом. -Он помедлил, подыскивая подходящие
слова, и продолжал: -- Но я всегда помню о них, ты понимаешь, что я хочу
сказать7
Хомса снова замкнулся в себе. Немного подождав, хемуль поднялся.
-- Пожалуй, пора ложиться спать. Завтра тоже будет день, -- сказал
он, но ушел не сразу. Прекрасный летний образ южной гостиной исчез, хе-
муль видел перед собой лишь пустой темный чердак. Подумав, он решил но-
чевать в кухне.
-- Пойду прогуляюсь немного, -- пробормотал Тофт.
Он притворил за собой дверь и остановился. На дворе была непроглядная
тьма. Хомса подождал, пока глаза его привыкнут к темноте, и медленно
побрел в сад. Из глубины погруженного во мрак сада струился голубой
свет. Хомса подошел совсем близко к стеклянному шару. Глубокий, как мо-
ре, он был пронизан длинными темными волнами. Хомса Тофт все смотрел,
смотрел и терпеливо ждал. Наконец в самой глубине синевы засветился сла-
бый огонек. Он загорался и гас, загорался и гас с равными промежутками,
словно маяк. "Как они далеко", -- подумал Тофт. Он весь продрог, но про-
должал смотреть, не отрываясь на огонек, который то исчезал, то появлял-
ся, но был до того слаб, что хомса с трудом мог его разглядеть. Ему по-
казалось, что его обманули.
Хемуль стоял в кухне, держа в лапе фонарь. Ему казалось ужасно тяже-
лым и противным достать матрас, найти место, где его постелить, раз-
деться и сказать самому себе, что еще один день перешел в ночь. "Как же
это вышло? -- удивился он про себя. -Ведь я был веселый весь день. Что,
собственно говоря, изменилось?"
Хемуль все еще недоумевал, когда дверь на веранду отворилась и кто-то
вошел в гостиную. Загремел опрокинутый стул.
-- Что ты там делаешь? -- спросил хемуль.
Ответа не было. Хемуль поднял лампу и крикнул:
-- Кто там?
Старческий голос загадочно ответил:
-- А уж этого я тебе не скажу! -==7==-
Он был ужасно старый и совсем потерял память. Однажды темным осенним
утром он проснулся и забыл, как его зовут. Печально не помнить, как зо-
вут других, но забыть свое собственное имя -- прекрасно.
В этот день он не вставал с постели, лежал себе и перед ним всплывали
разные картины, разные мысли приходили и уходили. Иногда он засыпал, по-
том снова просыпался, но так и не мог вспомнить, кто он такой. Это был
спокойный и в то же время увлекательный день.
Вечером он стал придумывать себе имя, чтобы встать с постели: Скрут-
тагуббе? Онкельскронкель? Онкельскрут? Мурварскрелль? Моффи?.. Я знаю
некоторых, которые сразу теряют свое имя, как только с ними познако-
мишься. Они приходят по воскресеньям, выкрикивают вежливые вопросы, по-
тому что никак не могут усвоить, что я вовсе не глухой. Они стараются
излагать мысли как можно проще, чтобы я понял, о чем идет речь. Они го-
ворят "Доброй ночи!" -- и уходят к себе домой и там танцуют, поют и ве-
селятся до самого утра. Имя им -- родственники. "Я -Онкельскрут, -- тор-
жественно прошептал он. -- Сейчас я поднимусь с постели и забуду всех
родственников на свете".
Почти всю ночь Онкельскрут сидел у окна и глядел в темноту, ожидая
