Мумипапины предположения и гипотезы исчезли. Он чувствовал себя
совершенно живым от кончиков ушей до кончика хвоста. Это был
момент полной жизни.
Когда он повернулся и посмотрел на остров -- его остров,
-- он увидел луч света, направленный в море, который двигался к
горизонту, а потом возвращался обратно к берегу длинными
равномерными волнами.
Маяк светил.
Туве Янссон.
В конце ноября
Перевод со шведского Н.Беляковой
Опубликовано:
Мио, мой Мио! Повести-сказки скандинавских писателей.
Переводы с норвежского и шведского.
-==1==-
Ранним утром, проснувшись в своей палатке, Снусмумрик почувствовал,
что в Долину муми-троллей пришла осень.
Новое время года приходит внезапно, одним скачком! Вмиг все вокруг
меняется, и тому, кому пора уезжать, нельзя терять ни минуты. Снусмумрик
быстро вытащил из земли колышки палатки, погасил угли в костре, на ходу
взгромоздил рюкзак себе на спину и, не дожидаясь пока проснутся другие и
начнут расспрашивать, зашагал по дороге. На него снизошло удивительное
спокойствие, как будто он стал деревом в тихую погоду, на котором не ше-
велится ни один листочек. На том месте, где стояла палатка, остался
квадрат пожухлой травы. Его друзья проснутся поздним утром и скажут: "Он
ушел; стало быть, наступила осень".
Снусмумрик шел легкой пружинистой походкой по густому лесу, и вдруг
закапал дождь. Несколько дождинок упало на его зеленую шляпу и зеленый
дождевик, к шепоту листвы присоединилось шлепанье капель. Но добрый лес,
окружавший Снусмумрика сплошной стеной, не только хранил его прекрасное
одиночество, но и защищал от дождя.
Вдоль моря, торжественно извиваясь, тянулись длинные горные хребты,
вдаваясь в воду мысами и отступая перед заливами, глубоко врезающимися в
сушу. У самого берега раскинулось множество долин, в одной из которых
жила одинокая филифьонка. Снусмумрику доводилось встречать многих фи-
лифьонок, и он знал, что они -- странный народец и что у них на все свои
удивительные и необычные порядки. Но мимо дома этой филифьонки он прохо-
дил особенно тихо и осторожно.
Калитка была заперта. В саду, за острыми и прямыми колышками ограды,
было совсем пусто -- веревки для белья сняты. Никаких следов обычного
симпатичного беспорядка, окружавшего дачу: ни грабель или ведра, ни за-
бытой шляпы или кошачьего блюдечка, ни других обыденных вещей, которые
говорят о том, что дом обитаем.
Филифьонка знала, что наступила осень, и заперлась в своем доме -- он
казался заколоченным и пустым. Она забралась в самую его глубь, укрылась
за высокими, непроницаемыми стенами, за частоколом елей, прятавших окна
ее дома от чужих глаз.
Медленный переход осени к зиме вовсе не плохая пора. Это пора, когда
нужно собрать, привести в порядок и сложить все свои запасы, которые ты
накопил за лето. А как прекрасно собирать все, что есть у тебя, и скла-
дывать поближе к себе, собрать свое тепло и свои мысли, зарыться в глу-
бокую норку -уверенное и надежное укрытие; защищать его как нечто важ-
ное, дорогое, твое собственное. А после пусть мороз, бури и мрак прихо-
дят, когда им вздумается. Они будут обшаривать стены, искать лазейку, но
ничего у них не получится, все кругом заперто, а внутри, в тепле и оди-
ночестве, сидит себе и смеется тот, кто загодя обо всем позаботился.
Есть на свете те, кто остается, и те, кто собирается в путь. И так было
всегда. Каждый волен выбирать, покуда есть время, но после, сделав вы-
бор, нельзя от него отступаться.
Филифьонка вышла на задний двор и принялась выколачивать коврики. Она
колотила их с ритмичной яростью, и каждому было ясно, что ей нравилась
эта работа. Снусмумрик зажег трубку и пошел дальше. "Жители Муми-дален
уже проснулись, -- подумал он. -- Папа заводит часы и постукивает по ба-
рометру. Мама разжигает огонь в плите. Муми-тролль выходит на веранду и
видит, что палатки нет. Я забыл о прощальном письме, не успел его напи-
сать. Но ведь все мои письма одинаковы: "Я приду в апреле, будьте здоро-
вы". Или: "Я ухожу, вернусь весной, ждите..." Муми-тролль знает это".
И Снусмумрик тут же забыл про Муми-тролля. В сумерках он подошел к
длинному морскому заливу, лежавшему между горами в вечной тени. На бере-
гу, там, где стояла кучка тесно прижатых друг к другу домов, горело нес-
колько ранних огоньков. Никому не хотелось гулять под дождем, все сидели
дома. Здесь жили хемуль, мюмла и гафса, под каждой крышей жил тот, кто
решил остаться, кто любит сидеть под крышей.
Снусмумрик прокрался задворками, держась в тени и не желая ни с кем
разговаривать. Маленькие и большие дома сгрудились в стайку, некоторые
из них стояли вплотную друг к другу, у них были общие водосточные желоба
и мусорные бачки, они глядели друг другу в окна, вдыхая запахи кухонь.
Дымовые трубы, высокие фронтоны и рычаги колодцев, а внизу -- дорожки,
протоптанные от двери к двери.
Снусмумрик шел быстрой неслышной походкой и думал про себя: "Ах вы,
домА, я терпеть не могу всех вас".
Было уже почти темно. Прямо на берегу, под ольховыми кронами, стояла
затянутая брезентом лодка хемуля. Чуть выше были сложены мачта, весла и
руль. Они лежали здесь уже много лет и почернели, потрескались от време-
ни, хотя никто ими не пользовался. Снусмумрик встряхнулся и прошел мимо.
Но маленький хомса, сидевший в лодке хемуля, услыхал его шаги и зата-
ил дыхание. Шаги удалялись, вот стало снова тихо, лишь слышался шум ка-
пель, падавших на брезент.
Самый последний дом стоял поодаль и одиноко выделялся на фоне тем-
но-зеленой стены ельника. Здесь начиналась настоящая глушь. Снусмумрик
зашагал быстрее, прямо к лесу. Тут дверь последнего дома приоткрылась, и
из щелочки донесся старческий голос:
-- Куда ты идешь?
-- Не знаю, -- ответил Снусмумрик.
Дверь затворилась. Снусмумрик вошел в лес, а перед ним лежали тысячи
километров тишины. -==2==-
Время шло, а дождик все лил. Такой дождливой осени еще не бывало. С
гор и холмов стекали потоки воды, и прибрежные долины стали топкими и
вязкими, травы не засыхали, а гнили. Лето вдруг кончилось, словно его и
вовсе не было, дороги от дома к дому стали очень длинными, и каждый ук-
рылся в своем домишке.
На носу лодки хемуля жил маленький хомса по прозванию Тофт, что зна-
чит банка (имя его не имело ничего общего с корабельной банкой, это было
просто совпадение). Никто не знал, что он там живет. Лишь раз в году,
раннею весною, снимали брезент и кто-нибудь смолил лодку и конопатил са-
мые большие щели. Потом брезент опять натягивали, и лодка снова ждала.
Хемулю было не до морского плавания, да и к тому же он не умел управлять
лодкой.
Хомса Тофт обожал запах дегтя, он был доволен, что в его доме так хо-
рошо пахло. Ему нравились клубок каната, надежно державший его в своих
объятиях, и звук постоянно падавших дождевых капель. Просторное теплое
пальтишко хомсы согревало его долгими осенними ночами.
Вечерами, когда все расходились по домам и залив затихал, хомса расс-
казывал себе историю своей собственной жизни. Это был рассказ о счастли-
вой семье. Он рассказывал, пока не засыпал, а на другой вечер продолжал
рассказ или начинал его сначала.
И начинал он обычно с описания счастливой Долины Муми-троллей. Вот ты
медленно спускаешься со склона, поросшего темными елями и белоствольными
березами. Становится теплее. Он пытался описать, что чувствуешь при виде
долины, расстилающейся перед тобой диким зеленым садом, пронизанным
солнцем. Вокруг тебя и над твоей головой -- трава, а на ней -- солнечные
пятна, повсюду годят шмели и пахнет так сладко, а ты идешь медленно, по-
куда не услышишь шум реки.
Было очень важно описать точно самую малейшую подробность: один раз
он увлекся и придумал возле реки беседку -- и это было неверно. Там был
лишь мост и рядом почтовый ящик. А еще там были кусты сирени и папина
поленница дров; и пахло это все по-особенному -- уютом и летом.
Было это ранним утром, и кругом стояла тишина. Хомса Тофт мог разгля-
деть нарядный шар из голубого стекла, укрепленный на столбе в дальнем
углу сада. Этот стеклянный шар был самым прекрасным украшением всей до-
лины. И к тому же он был волшебный.
В высокой траве росло много цветов, и хомса рассказал о каждом из
них. Он поведал про аккуратные дорожки, выложенные раковинами и не-
большими золотыми самородками, задержался немного, описывая солнечные
зайчики, -- они ему так нравились! Он дал ветерку прошелестеть высоко
над долиной, промчаться по лесистым склонам, замереть и снова уступить
место полной тишине. Яблони стояли в цвету. Вначале Хомса представил се-
бе их с плодами, но потом отказался от этого. Он повесил гамак и рассы-
пал золотые опилки перед дровяным сараем. Теперь он уже совсем близко
подошел к дому. Вот клумба с пионами, а вот веранда... Залитая утренним
солнцем веранда точно такая, какой ее сделал хомса: перила с узором, вы-
пиленным лобзиком, жимолость, качалка... Хомса Тофт никогда не входил в
дом, он ждал, когда мама выйдет на крыльцо.
К сожалению, он всегда засыпал именно на этом месте. Лишь
один-единственный раз он увидел, как за приоткрытыми дверями мелькнула
ее добродушная физиономия, -- мама была кругленькая, полная, какой и
должна быть мама.
Сейчас Тофт, еще не успев погрузиться в сновидения, отправился назад
через долину. Сотни раз ходил он по этой дороге, и каждый раз, повторяя
этот путь, он волновался все сильнее.
Вдруг долина заволоклась туманом, все расплылось, в закрытых глазах
Тофта был лишь один мрак, он слышал только монотонный стук осеннего дож-
дя по брезенту. Хомса попытался вернуться в долину, но не смог.
В последнюю неделю это случалось с ним много раз, и каждый раз туман
приходил чуть раньше, чем накануне. Вчера он пришел, когда Тофт был воз-
ле дровяного сарая, сегодня темнота наступила, едва он успел дойти до
кустов сирени. Хомса Тофт запахнул плотнее свое пальтишко и подумал:
"Завтра я, поди, не успею дойти даже до реки. Мой рассказ становится все
короче, все отступает и отступает назад".
Хомса поспал немного. Проснувшись, он понял, что надо делать. Ему на-
до покинуть лодку хемуля и отправиться в долину, подняться на веранду,
отворить дверь и сказать, кто он такой.
Приняв решение, Тофт снова заснул и проспал целую ночь без снов.
-==3==-
В тот ноябрьский четверг дождь прекратился, и Филифьонка решила вы-
мыть окно на чердаке. Она нагрела воду в кухне, растворила в ней немного
мыла, поставила таз на стул и открыла окно. И тут что-то отлетело от
оконной рамы и упало к ее лапе. Это что-то походило на клочок ваты, но
Филифьонка сразу догадалась, что это противный кокон, а внутри его сидит
бледная белая гусеница. Филифьонка вздрогнула и отдернула лапу. Куда бы
она ни шла, что бы ни делала, повсюду ей попадались на глаза всякие пол-
зучки! Она взяла тряпку, быстро смахнула гусеницу и долго глядела, как
та катится по крутому склону крыши.
"Фу, какая гадость!" -- прошептала Филифьонка и, когда гусеница ис-
чезла, встряхнула тряпку. Она подняла таз и вылезла из окна, чтобы по-
мыть его снаружи.
На лапах у Филифьонки были войлочные тапочки, и, ступив на крутую
мокрую крышу, она заскользила вниз. Она не успела испугаться. Ее ху-
денькое тело мгновенно и резко подалось вперед, какие-то секунды она ка-
тилась по крыше на животе, потом лапы ее уперлись в самый край крыши, и
она остановилась. И тут Филифьонка испугалась. Страх, противный, словно
привкус чернил во рту, заполз в нее. Она опустила глаза и увидела землю
далеко внизу, от ужаса и удивления у нее свело челюсти, и она не могла
кричать. Да и звать было некого. Филифьонка наконец отделалась от всех
своих родственников и от всех назойливых знакомых. Теперь у нее было
