легким наметом.
По городу бежала красивая с блестящей шерстью, ухоженная собака -
белая, с черным ухом. Любой добрый гражданин скажет: "Ах, какая милая
охотничья собака!"
Бим поцарапался в родную дверь, но она не открылась. Тогда он лег у
порожка, свернувшись калачиком. Не хотелось ни есть, ни пить - ничего не
хотелось. Тоска.
На площадку вышла Степановна:
- Пришел, горемышный?
Бим вильнул хвостом только один раз ("пришел").
- Ну вот теперь и поужинай. - Она пододвинула ему миску с утренней
кашей.
Бим не притронулся.
- Так и знала: накормился сам. Умница. Спи, - и закрыла за собой
дверь.
В эту ночь Бим уже не выл. Но и не отходил от двери: ждать!
А утром снова забеспокоился. Искать, искать друга! В этом весь смысл
жизни. И когда Степановна выпустила его, он, во-первых, сбегал к людям в
белых халатах. Но на этот раз какой-то тучный человек кричал на всех и
часто повторял слово "собака". В Бима бросали камнями, хотя и нарочито
мимо, махали на него палками и наконец больно-пребольно стегнули длинной
хворостинкой. Бим отбежал, сел, посидел малость и, видимо, решил: тут его
быть не может, иначе не гнали бы так жестоко. И ушел Бим, слегка опустив
голову.
По городу шел одинокий, грустный, ни за что обиженный пес.
Вышел он на кипучую улицу. Людей было видимо-невидимо, и все спешили,
изредка торопливо перебрасываясь словами, текли куда-то и текли без конца.
Наверняка Биму пришло в голову: "А не пройдет ли он здесь?" И без всякой
логики сел в тени, на углу, неподалеку от калитки, и стал следить, не
пропуская своим вниманием почти ни одного человека.
Во-первых, Бим заметил, что все люди, оказывается, пахнут
автомобильным дымом, а уж через него пробиваются другие запахи разной
силы.
Вот идет человек, тощий, высокий, в больших, порядком стоптанных
ботинках, и несет в сетке картошку, такую же, какую приносил домой хозяин.
Тощий несет картошку, а пахнет табаком. Шагает быстренько, спешит, будто
кого-то догоняет. Но это только показалось - догоняют кого-то все. И все
что-то ищут, как на полевых испытаниях, иначе зачем и бежать по улице,
забегать в двери и выбегать и снова бежать?
- Привет, Черное Ухо! - бросил тощий на ходу.
"Здравствуй" - угрюмо ответил Бим, двинув по земле хвостом, не
растрачивая сосредоточенности и вглядываясь в людей.
А вот за ним идет человек в комбинезоне, пахнет он так, как пахнет
стена, когда ее лизнешь (мокрая стена). Он почти весь серо-белый. Несет
длинную белую палку с бородкой на конце и тяжелую сумку.
- Ты чего тут? - спросил он у Бима, остановившись. - Уселся ждать
хозяина или затерялся?
"Да, ждать", - ответил Бим, посеменив передними лапами.
- Тогда на-ка вот тебе. - Он вынул из сумки кулек, положил перед
Бимом конфету и потрепал пса за черное ушко. - Ешь, ешь. (Бим не
прикоснулся.) Дрессированный. Интеллигент! Из чужой тарелки есть не будет.
- И пошел дальше тихо, спокойненько, не так, как все.
Кому как, а для Бима этот человек - хороший: он знает, что такое
"ждать", он сказал "ждать", он понял Бима.
Толстый-претолстый, с толстой палкой в руке, в толстых черных очках
на носу, несет толстую папку: все все у него толсто. Пахнет он явно
бумагами, по каким Иван Иваныч шептал палочкой, и еще, кажется, теми
желтыми бумажками, какие всегда кладут в карман. Он остановился около Бима
и сказал:
- Фух! Ну и ну! Дошли: кобели на проспекте.
Из калитки появился дворник с метлой и стал рядом с толстым. А тот
продолжал, обращаясь к дворнику, указывая пальцем на Бима:
- Видишь? На твоей небось территории?
- Факт, вижу, - и оперся на метлу, поставив ее вверх бородой.
- Видишь... Ничего ты не видишь, - сказал сердито. - Даже конфету не
жрет, заелся. Как же дальше жить?! - он злился вовсю.
- А ты не живи, - сказал дворник и равнодушно добавил: - Ишь как ты
исхудал, бедняга.
- Оскорбляешь! - рявкнул толстый.
Остановились трое молодых ребят и почему-то улыбались, глядя то на
толстого, то на Бима.
- Чего вам смешно? Чего смешно? Я ему говорю... Собака! Тыща собак,
по два три кило мяса каждой - две три тонны в день. Соображаете, сколько
получится?
Один из ребят возразил:
- Три кило и верблюд не съест.
Дворник невозмутимо внес поправку:
- Верблюды мясо не едят. - Неожиданно он перехватил метлу поперек
палки и так-то сильно замахал ею по асфальту перед ногами толстого. -
Посторонись, гражданин! Ну? Я чего сказал, дубова твоя голова!
Толстый ушел, отплевываясь. Те трое ребят тоже пошли своей дорогой,
посмеиваясь. Дворник тут же и перестал мести. Он погладил Бима по спине,
постоял немного и сказал:
- Сиди, жди. Придет, - и ушел в калитку.
Из всей этой перепалки Бим не только понял - "мясо", "собака",
возможно, "кобели", но слышал интонацию голосов, и, главное, все видел, а
этого уже достаточно для того, чтобы умной собаке догадаться: толстому -
плохо жить, дворнику - хорошо. Один - злой, другой - добрый. Кому уж лучше
знать, как не Биму, что ни свет ни заря на улицах живут только дворники и
что они уважают собак. То, что дворник прогнал толстого, Биму даже отчасти
понравилось. А в общем-то это случайная пустяковая история только отвлекла
Бима. Хотя, может быть, оказалась полезной в том смысле, что он начинал
смутно догадываться: люди все разные, они могут быть и хорошими, и
плохими. Ну что ж, и то польза, скажем мы со стороны. Но пока для Бима это
было совершенно неважно - не до того: он смотрел и смотрел на проходящих.
От некоторых женщин пахло остро и невыносимо, как от ландышей, пахло
теми беленькими цветами, что ошарашивают нюх и возле которых Бим
становился бесчутым. В таких случаях Бим отворачивался и несколько секунд
не дышал - ему не нравилось. У большинства женщин губы были такого цвета,
как флажки на волчьей облаве. Биму такой цвет тоже не нравился, как и всем
животным, а собакам и быкам в особенности. Почти все женщины что-нибудь
несли в руках. Бим приметил, что мужчины с поноской попадаются реже, а
женщины - часто.
...А Ивана Иваныча все нет и нет. Друг ты мой! Где же ты?...
Люди текли и текли. Тоска Бима как-то немножко забылась, рассеялась
среди людей, и он еще внимательней вглядывался вперед - не идет ли он.
Сегодня Бим будет ждать здесь. Ждать!
Около него остановился человек с мясистыми обвислыми губами, крупно
морщинистый, курносый, с глазами навыкате, и вскричал:
- Безобразие! (Люди стали останавливаться.) Кругом грипп, эпидемия,
рак желудка, а тут что? - тыкал он всей ладонью в Бима. - Тут среди массы
народа, в гуще тружеников, сидит живая зараза!
- Не каждая собака - зараза. Смотрите, какой он милый пес, -
возразила девушка.
Курносый смерил ее взглядом сверху вниз и обратно и отвернулся,
возмущаясь:
- Какая дикость! Какая в вас дикость, гражданочка.
И вот... Эх, если бы Бим был человеком! Вот подошла та самая тетка,
"советская женщина" - та клеветница. Бим сначала испугался, но потом,
взъерошив шерсть на холке, принял оборонительную позицию. А тетка
затараторила, обращаясь ко всем, стоящим полукругом в некотором отдалении
от Бима:
- Дикость и есть дикость! Она же меня укусила. У-ку-си-ла! - и
показывала всем руку.
- Где укусила? - спросил юноша с портфельчиком. - Покажите.
- Ты мне еще, щенок! - Да и спрятала руку.
Все, кроме курносого, рассмеялись.
- Воспитали тебя в институте, чертенка, вот уж воспитали, гаденыш, -
набросилась она на студента. - Ты мне, советской женщине, и не веришь? Да
как же ты дальше-то будешь? Куда же мы идем, дорогие граждане? Или уж у
нас советской власти нету?
Юноша покраснел и вспылил:
- Если бы вы знали, как выглядите со стороны, по позавидовали бы этой
собаке. - Он шагнул к тетке и крикнул: - Кто дал вам право оскорблять?
Хотя Бим не понял слов, но выдержать больше не смог: он прыгнул в
сторону тетки, гавкнул изо всей силы и уперся всеми четырьмя лапами,
сдерживаясь от дальнейших поступков (за последствия он уже не ручался).
Интеллигент! Но все-таки - собака!
Тетка завопила истошно:
- Мили-иция! Мили-иция!
Где-то засвистел свисток, кто-то, подходя, крикнул:
- Пройдемте, гр-раждане! Пройдемте по своим делам! - Это был
милиционер (Бим даже повилял чуть хвостом, несмотря на возбуждение). - Кто
кричал?! Вы? - обратился милиционер к тетке.
- Она, - подтвердил юноша студент.
Вмешался курносый:
- Куда вы смотрите! Чем занимаетесь? - запилил он милиционера. -
Собаки, собаки - на проспекте областного города!
- Собаки! - кричала тетка.
- И такие вот дикие питекантропусы! - кричал и студент.
- Он меня оскорбил! - почти рыдала тетка.
- Граждане, р-разойдись! А вы, вы, да и вы, пройдемте в милицию, -
указал он тетке, юноше и курносому.
- А собака? - взвизгнула тетка. - Честных людей - в милицию, а
собаку...
- Не пойду, - отрубил юноша.
Подошел второй милиционер.
- Что тут?
Человек в галстуке и шляпе резонно и с достоинством разъяснил:
- Да вон, энтот студентишка не хочеть в милицию, не подчиняется. Энти
вон, обоя, хотять, а энтот не хочеть. Неподчинение. А это не положено.
Ведуть - должон иттить. Мало бы чего... - И он, отвернувшись от всех
прочих, поковырял в собственном ухе большим пальцем, как бы расширяя
слуховое отверстие. Явно это был жест убежденности, уверенности в
прочности мыслей и безусловного превосходства перед присутствующими - даже
перед милиционерами.
Оба милиционера переглянулись и все же увели студента с собой. Следом
за ними потопали курносый и тетка. Люди разошлись, уже не обращая внимания
на собаку, кроме той милой девушки. Она подошла к Биму, погладила его, но
тоже пошла за милиционером. Сама пошла, как установил Бим. Он посмотрел ей
вслед, потоптался на месте, да и побежал, догнал ее и пошел рядышком.
Человек и собака шли в милицию.
- Кого же ты ждал, Черное Ухо? - спросила она, остановившись.
Бим уныло присел, опустил голову.
- И подвело у тебя живот, милый. Я тебя накормлю, подожди, накормлю,
Черное Ухо.
Вот уже несколько раз называли Бима "Черное Ухо". И хозяин когда-то
говорил: "Эх ты, черное ухо!" Давно-давно он так произнес, еще в детстве.
"Где же мой друг?" - думал Бим. И пошел опять же с девушкой в печали
и унынии.
В милицию они вошли вместе. Там кричала тетка, рыкал курносый дядька,
понурив голову, молчал студент, а за столом сидел милиционер, незнакомый,
и явно недружелюбно посматривал на всех троих.
Девушка сказала:
- Привела виновника, - и указала на Бима. - Милейшее животное. Я все
видела и слышала там с самого начала. Этот парень, - она кивнула на
студента, - ни в чем не виноват.
Рассказывала она спокойно, то указывая на Бима, то на кого-нибудь из
тех трех. Ее пытались перебить, но милиционер строго останавливал и тетку,
и курносого. Он явно дружелюбно относился к девушке. В заключение она
спросила шутя:
- Правильно я говорю, Черное Ухо? - А обратившись к милиционеру, еще
добавила: - Меня зовут Даша. - Потом к Биму: - Я Даша. Понял?
Бим все существом показал, что он ее уважает.
- А ну, пойди ко мне, Черное Ухо. Ко мне? - позвал милиционер.
О, Бим знал это слово: "Ко мне". Точно знал. И подошел.
Тот пошлепал по шее легонько, взял за ошейник, рассмотрел номерок и
записал что-то. А Биму приказал:
- Лежать!
Бим лег, как и полагается: задние ноги под себя, передние вытянуты
вперед, голова - глаза в глаза с собеседником и чуть набочок.
