6. Ласковая она или злая?
7. Играешь ли ты с ней, а если играешь, то как?
8. Кусается она или нет? Если кусает, то - кого?
9. Любят ли ее папа и мама?
10. За что ты любишь собаку?
11. Как ты относишься к другим животным (куры, гуси, овцы, олени,
мыши и другие)?
12. Видел ли ты когда-нибудь лося?
13. Почему корову доят, а лося нет (домашние животные и дикие)?
14. Надо ли любить животных?
Толик сидел как на иголках, он не мог ничего писать. В общей тишине
он спросил, не выдержав:
- Анпална, а как зовут собаку с черным ухом?
Учительница посмотрела в блокнот и ответила:
- Бем.
- Бим! - крикнул Толик, взбудоражив этим возгласом весь класс. -
Отпустите меня, Анпална. Пожалуйста! Я пойду искать Бима, я его знаю - он
очень добрый. Пожалуйста! - просил он жалобно, готовый в благодарности
целовать руки Анпалне.
- Толя! - строго обратилась к нему Анна Павловна. - Ты мешаешь другим
работать. Думай и пиши сочинение.
Толик сел. Он смотрел на чистый лист тетради, а видел Бима. Казалось,
он сосредоточился на свободной теме вместе со всеми, но он написал только
одно заглавие: "Я люблю животных". Лишь незадолго до звонка он начал
быстро-быстро сочинять ответы. Даже и после звонка он на некоторое время
задержался, а Анна Павловна, как обычно в таких случаях, сидела за столом
и терпеливо ждала. Наконец Толик, мрачный, неизвестно чем недовольный,
положил перед Анной Павловной свое сочинение. И вышел.
Его работа, таким образом, была сдана самой последней, поэтому, как и
всегда, Анна Павловна прочитала ее самой первой (сверху лежит).
Толик точно, даже с превышением, ответил на все вопросы свободной
темы. Его творчество включало даже и поэтические опыты, хотя и с явным
плагиатом из популярной песенки, знакомой каждому малышу. В общем же все
выглядело так:
Я ЛЮБЛЮ ЖИВОТНЫХ
Ее зовут Бим. Она белая с черным ухом. Уши вислые. Хвост настоящий.
Порода охотничья, не овчарка. Ласковая. Играл один раз, но какой-то
дядька-зуда увел, дурной старикан и неподобный ни на что. Не кусается.
Мама и папа ее любить не могут, она чужая, с желтой табличкой на шее. За
что люблю, не знаю, просто так. Кур, гусей, овцы, олени, мыши люблю, но
мышей боюсь. Лося пока не видел, они в городе не живут. Корову доят, чтобы
было молоко в магазинах и чтобы выполнялся план. ("А ведь он дефективный!"
- Подумала Анна Павловна.) Лося не доят потому, что в магазинах не бывает
лосинового молока и оно никому не нужно. Животных любить надо, а собака -
лучший друг человека. Я сочинил песенку сейчас:
И лось хорошо,
И олень хорошо,
И мышь хорошо,
А собака лучше.
Еще я заводил морских свинок, но мама сказала, они очень пахучие в
квартире, нос зажимай, и отдала их чужой девочке. А Бима я все равно
найду, пусть даже вы меня и не отпустите. Все равно найду, сказал найду и
найду. Хоть вы Анна Павловна, мне все равно".
У Анны Павловны глаза на лоб полезли: "Он же из рамок вон выскочил!
Он же черт-те о чем думает. В тихом омуте..." Последнюю мысль она не стала
додумывать дальше, так-как была педагогом, а просто, с сознанием долга,
поставила двойку.
Вот ведь как оно выходит. Анна Павловна была на хорошем счету, дети
ее, похоже, любили и слушались, за исключением некоторых, без каковых,
впрочем, не обходится ни в одном классе. Воспитание - штука сложная,
сложнейшая, скажу я вам, потому, видно, Толик и написал такое, одно из
первых своих, сочинение: просто-напросто от необъяснимой обиды и, конечно,
несознательно, если иметь в виду, что о морских свинках и об Анне Павловне
никаких вопросов в теме не было. Может быть, с возрастом он и поймет свою
ошибку детства, но пока ему этого не сообразить. Он даже не пришел в класс
после перемены. А это уже - ЧП!
Толик поехал из своего нового района в другой, старый, в ту школу...
И допытался таки у ребят обо всем: когда они видели Бима и где он живет. К
радости своей, он узнал также, что нога вовсе не оторвана, а только висит.
И пошел с ребятами в тот дом, к Биму.
Он нажал кнопку звонка. Бим ответил вопросом: "Гав! (Кто там?)"
- Это я - Толик! - крикнул гость. Потом услышал, как Бим, прислонив
нос к щели, фыркал и втягивал воздух. - Бим, это я - Толик.
Бим взвизгнул, залаял. Так он кричал: "Здравствуй, Толик!"
И мальчик его понял, впервые понял фразу из собачьего языка.
Степановна, услышав лай и разговор человека с собакой, вышла:
- Ты чего, мальчик?
- Я - к Биму.
Выяснилось все без труда. Они вошли вдвоем.
Толик не узнал Бима: поджарый, без живота, свалявшаяся шерсть,
кособокая походка, выпирающие наружу ребра - нет, это не Бим. Но глаза,
умные и полные ласки, сказали: "Я - Бим".
Толик присел на корточки и дал волю собаке. Бим, обнюхивая его, лизал
пиджачок, подбородок, руки и наконец положил мордаху на носок ботинка
Толика. Казалось, он успокоился.
Все рассказала Степановна Толику, незнакомому мальчику, все, что
знала о Биме и об Иване Иваныче, но не могла только объяснить, где и кто
раздавил лапу.
- Судьба, - определила она. - И у каждой собаки - своя судьба.
Говорила она с мальчиком спокойно, хоть и с горечью, не кичась своей
старостью и не подозревая своего большого жизненного опыта, на равных.
- А где табличка? - спросил Толик. - Была же. Я читал.
- Была. Тебя как звать-то?
- Толик.
- Толик - это хорошо... Была. Кто-то снял, стало быть.
Толик подумал: "Он снял, серый дядька". Но все-таки вслух не
произнес, поскольку не был еще уверен в этом.
- И что я с ним буду делать, господи? - спросила Степановна, глядя на
Бима. - И жалко-то, и что делать - не знаю. Витинара бы ему.
- Ветеринара, - поправил Толик, тоже не ощущая своего превосходства,
и ответил на вопрос "что делать": я буду приходить каждый день после
школы, буду его водить. Можно?
Так нашелся у Бима новый маленький друг. Он ежедневно, после обеда,
ехал через весь город к Биму, ходил с ним по двору, по улицам, по парку и,
к удовольствию всех ребят, говорил гордо:
- Собака - лучший друг человека.
Смысл в этих словах был совсем иным, чем в сочинении, написанном от
обиды.
Но твердо решил Толик: найти того серого дядьку и поговорить
начистоту. В своем новом районе он стал его подкарауливать. И так-таки
встретил лицом к лицу.
- Дяденька, - спросил он, приподняв козырек фуражки и заложив руки за
спину, - зачем вы сняли табличку с Бима?
- Ты что, очумел, мальчик? - ответил тот вопросом на вопрос.
- Вы же его увели с табличкой. Я видел не один.
- И отпустил с табличкой. Он же меня укусил! Небось отпустишь, если
кусается, как волк.
- Вы, дяденька, врете: Бим ласковый пес.
- Я? Я вру, щенок?.. Где твои родители? Где твои родители? Говори! -
присучился он.
Отчасти серый был прав. Именно отчасти: он не врал, что был укушен
Бимом, и имел полное право возмущаться, но он врал, что будто бы не снимал
табличку с ошейника. Первопричиной происшедшего он считал укус Бима, но не
снятие таблички, а перестановка местами причины и следствия всегда очень
выгодный прием доказательства. Он был глубоко убежден, что говорит правду,
но то, что он говорил н_е в_с_ю п_р_а_в_д_у, - это его уже не касалось. А
кто знает, где она, причина, и где следствие: собака укусила сначала или
табличка снята сперва? Это так и останется тайной для всех. Но Толик был
глубоко убежден в том, что Бим укусить серого не мог, потому что он -
человек, а не заяц какой-нибудь или лисица. Потому он и повторил еще раз:
- Бы обманываете меня, дяденька. Это - стыдно.
- Бр-рысь! - гавкнул дядька. И ушел, прихрамывая и отставляя зад в
сторону (видимо, здорово тяпнул его Бим).
Удивительно, как бывают правы обе стороны, когда один говорит
полуправду, а другой не знает второй половины правды.
Серый же шел и думал: "Пойдет с теми сопляками в милицию, доложит,
они придут, увидят коллекцию... Нет, юбилейный, пятисотый, не отдам. За
него можно дать двадцать знаков любых". И он решил: "Лучший вид обороны -
нападение".
Дома он написал заявление, а затем отнес его в ветеринарный пункт.
Там прочитали:
"...Бежала собака (беспородный сеттер с черным ухом), с разлету
укусила, вырвала из соответствующего места моего организма кусок мяса и
убежала дальше... Бежала она как бешеная, опустивши хвост, и голову к
земле, глаза были налиты кровью... Либо ее изловить и уничтожить, на что
дать распоряжение бригаде ловцов бродячих собак, либо я буду жаловаться
выше на ваш бюрократизм и бездушие в деятельности..." И т. Д.
Ветврач заволновался:
- Куда укусила? Когда? Где? При каких обстоятельствах?
Серый врал, как заправский сочинитель, только без малейшего
воображения. Для врача же все было ясно из личного документа укушенного, а
именно: укушен бродячей собакой на улице! Он снял трубку телефона и вызвал
дежурного пастеровского пункта.
Вскоре, буквально через несколько минут, приехала на автомобиле
женщина врач, спустила брюки серого, глянула, спросила:
- Сколько дней прошло?
- Дней десять, - ответил невольный пациент.
- Через четыре дня сбеситесь, - категорически утвердила врач. Но так
как пациент ничуть не заволновался от такого приговора, у нее возникли,
видимо, какие-то сомнения, что ли, и она спросила: - А сколько месяцев вы
не купались?
- Что же вы наделали! - воскликнула женщина, еще раз присмотревшись к
ране. - На пункт, на пункт, на пункт! Немедленно уколы против бешенства...
В живот... В течение шести месяцев.
- Да вы что, очертенели! - взревел серый дядька.
- Ничего не очертенели, - спокойно обрезал его ветврач, - не
подчинитесь - будем силой действовать, через милицию, дома вас возьмут,
если вы такой темный человек.
- Я? Темный человек?! - вскричал серый. - Да вы знаете, где я в свое
время работал?!
- Меня это не касается, - ответила врач. - На пункт! - добавила она
еще строже, чем прежде.
Теперь доносчик регулярно должен был ходить на уколы в определенные
дни и часы. Мало приятно, попал как кур во щи: кобель - за задницу, а
доктора - в живот.
А дальше было так.
Как уж они сошлись с теткой той - неизвестно, но как-то сошлись.
Может быть, они были знакомы давно (пожалуй, так оно и было), но в тот
день они встретились на улице. Такие чуют друг друга так же, как рыбак
рыбака, дурак дурака, а клеветник клеветника. Сошлись, значит, и
разговорились. Выяснилось, что он кособочится от укуса собаки с черным
ухом.
- Да я же ее знаю! Ей богу, знаю! - всхрапнула тетка. - И меня
кусала.
Серый-то знал, что она врет, однако же сказал так:
- Я лично написал заявление, чтобы ее изловили и уничтожили. Так
подсказывает мне совесть.
- И правильно подсказывает! - с воодушевлением поддержала тетка.
- А вы тоже напишите... Если, конечно, вы честный человек.
- Я? Я не отступлю!
И она в тот же день отнесла заявление туда же в ветеринарный пункт. В
глубине души серый думал (про себя думал): "Раз соврала, то пусть ка тебя
доктора - в животик". Он не любил, когда е_м_у говорили неправду, и
гордился этим. Ну, тетка и попала тоже как кур во щи: вопила, ругалась,
врала по мере надобности, в частности про то, что ранка была небольшая и
уже зажила, тыкала пальцем в старый шрамчик на руке и еще кричала, что
она, как честная советская женщина, написала для пользы дела, а ее за то
наказывают в живот.
