с крапинками мела, а комков на ней никаких. Казалась она мертвой, местами
полумертвой - распыленная, изношенная земля.
Человек сошел с дороги, потоптал каблуком зябь и вздохнул.
- Плохо, брат, - сказал он Биму. - Еще одна-две ч_е_р_н_ы_х_ б_у_р_и,
и конец землице. _П_л_о_х_о, б_р_а_т...
Слова "плохо, брат" Биму очень хорошо знакомы от Ивана Иваныча, и он
знал, что это означает уныние, печаль или "что-то не так", а слова "черная
буря" он принял, как "Черное Ухо" в неизвестной ему интерпретации. Однако
то, что это относится к земле, Биму понять недоступно. Человек явно
догадался об этом:
- Конечно, ты - собака, и ты ничего не смыслишь. А кому скажешь? Вот
я тебе, Ч_е_р_н_о_у_х, и жалуюсь... Погоди-ка!.. - Он посмотрел на Бима и
добавил: - А пущай-ка ты будешь Черноух. Это по-собачьему - Черноух. Само
вырвалось, так тому и быть.
Ну и что? Еще не доходя до деревни, Бим уж знал, что он теперь -
Черноух, человек-то много раз ласково повторял: "Черноух - это хорошо".
Или так: "Молодец, Черноух, идешь хорошо". Или в том же роде, но
обязательно "Черноух".
Так, за деньги, люди продали доброе имя Бима. Хорошо хоть, Бим не
знал этого, как не знал и того, что за те бумажки иные люди могут продать
честь, верность и сердце. Благо собаке, не знающей этого!
Но Бим теперь обязан забыть свое имя. Что ж поделаешь - тому, значит,
быть. Только не забудет он своего друга Ивана Иваныча. Хотя жизнь пошла
иная, нисколько не похожая, на все, что было в прошлом, но его забыть он
не мог.
11. ЧЕРНОУХ В ДЕРЕВНЕ
Деревня, куда привезли Бима, прямо таки удивила его. Здесь тоже жили
люди, но все было не так, как там, где он родился и вырос. Домики
маленькие - прямо на земле, без никаких лестничных площадок, без
многочисленных порогов, двери не щелкают замками. Ночью, правда, двери
запирают на засов изнутри. Все домики покрыты ребристыми серовато белыми
листами. Утром, в одно и то же время, из каждого домика идет вверх дым,
но, однако же, они не едут и не улетают никуда, а стоят себе ровненько
рядами и дымят тихо и мирно, без скрежета.
Но самым поразительным для Бима (теперь Черноуха) оказалось то, что
вместе с людьми здесь живут разные животные и птицы: коровы, куры, гуси,
овцы, свиньи, знакомство с которыми состоялось не сразу. У животных,
позади каждого людского домика, свои домики, покрытые иной раз соломой, а
иной раз камышом и огороженные невысокой просвечивающей стеной из
перекрученных палок и хворостин. И никто никогда не трогает - ни люди
животных и птиц, ни животные людей, и никто ни в кого не стреляет из
ружья.
В первый день Биму постелили сена в углу сеней. Человек привязал его
за веревку, хорошо накормил и куда-то ушел, надев плащ. Остаток дня Бим
провел в одиночестве, при полной тишине и безмолвии. Перед вечером он
услышал, как зашуршали копытцами по земле овцы, как они вошли во двор, как
промычала корова внутри сарая (чего-то просила). А вскоре пришел и человек
тот, но теперь с мальчиком в плаще, в сапогах, на голове шапка, в руках
длинная палка, лицо у него было такое же коричневое, как у доброго
человека, а пахло от мальчика овцами.
- Ну, Алеша, смотри нового товарища, - сказал взрослый мальчику.
Они подошли к Биму вплотную.
- Папаня, а не укусит?
- Нет, Алеша, такие не кусаются... Ух ты, Черноух... Черноух -
хорошая собака. - И легонько похлопывал его по боку.
Бим лежал и настороженно рассматривал мальчика. Тот тоже погладил:
- Черноух... Черноух... - И обратился к взрослому: - Папаня, а если
отвязать - не убежит?
- Подождем пока. - Он ушел в дверь, внутрь дома.
Бим встал, присел, подал мальчику лапу, чем и сказал: "Здравствуй. Ты
- хороший".
- Папаня! - крикнул мальчик. - Папаня, иди-ка!
Тот вернулся.
- Здравствуй, Черноух! - протянул ладонь мальчик.
Бим еще раз поздоровался. Оба человека явно одобряли его вежливость.
Эти первые минуты знакомства были важными для Бима: он узнал, что того,
кто привел его сюда, зовут папаня, а мальчика - Алеша. Даже обыкновенные,
ничем не примечательные дворняги скоро узнают имена людей, а Бим... Да что
там говорить! Мы уже знаем, что это за собака.
Потом, уже в сумерках, пришла и женщина. Эта была одета странно:
голова укутана двумя платками, ватник на ней натянут барабаном, штаны
такие же, как у той доброй женщины на железной дороге, что забивала
костыли. Но от этой пахло землей и свеклой (сладкий такой корень, каким и
Бим, бывало, не брезговал). Она вошла в дом, о чем-то там говорила с
мужчинами, сразу же протопала через сени во двор с ведром в руках. Теперь
Бим установил, не сходя с места: одна дверь из сеней - на улицу, другая -
к животным, третья - в дом. Но до них не дотянуться - не пускает веревка.
Вот пока и все, что узнал Бим.
Он снова лег.
Пахнет овцами, сильно пахнет, со двора. Что такое овцы - Бим знал
давно. Они живут, как думалось раньше, стадом и ходят по полю и ничего не
делают, только едят и кричат. А около них, бывало, всегда человек в
брезентовом плаще, с длинной палкой с крючком на конце. Один такой как-то
подходил к Биму и Ивану Иванычу, когда они отдыхали у стога сена, жал руку
хозяину и еще с ним был большой лохматый пес. Бима он встретил
воинственно. Сначала бежал на него с разлету и лаял жутко, но Бим тогда
лег на спину, подняв лапы вверх, и сказал: "В чем дело? Разве я в чем то
виноват?"
Корректность, конечно, победила грубость, а лохматый пес, обнюхав
Бима, полизал живот, отошел немного и расписался на камне. Бим сделал то
же самое. В общем, это означало: миру - мир. А пока хозяин Бима
разговаривал с хозяином лохматого, они поиграли в догонялки и пятнашки,
при этом Бим оказался и быстрее, и увертливее настолько, что заслужил
нескрываемое уважение нового знакомого. Когда они расставались (надо же
было идти за хозяевами!), то понюхали камень и переглянулись так:
"Ты приходи когда нибудь сюда", - сказал Бим и попрыгал дальше.
"Эх, работа..." - Сказал лохматый и поплелся к стаду, опустив голову.
Так было. Вот и теперь пахнет овцами. Бим не мог не вспомнить Ивана
Иваныча при этом тревожащем память запахе: в чужих сенях, в чужом доме, в
полутемноте сумерек без людей ему стало тоскливо-тоскливо.
Потом он услышал, как о железо ритмично жужжали какие-то струйки:
жжих-жжих! Жжих-жжих! Бим не знал, что это такое - жжих-жжих! Незнакомые
звуки замолкли, и тотчас со двора, с тем ведром, вошла женщина. А из ведра
пахло молоком. Знаменито пахло! Ведро пахло молоком. Знаменито пахло! В
городе такого запаха от молока Бим не чуял ни разу, а это - другое, но все
же молоко - это точно. В городе молоко не пахнет человеческими руками,
разными приятными травами и совсем не пахнет коровой - вот что
удивительно. А здесь все это вместе смешалось в восхитительный аромат,
поражающий своей обаятельной, какой-то розовой пахучестью. Не будем
спорить: уж если человек иногда отличает молоко от "молока", то как же не
заметить того нашему Биму, обладающему сверхдальним чутьем, как не
поразиться запаху, в котором человеческие руки перемешаны с цветами и
травами. Потому-то он и вскочил быстро да и повилял хвостом женщине. Но
вряд ли она могла понять восторг Бима.
За долгие четыре года своей жизни он, к сожалению, так ни разу и не
видел, как доят коров. А молоко пахнет все-таки коровой. Какая-то
неясность так и оставалась у Бима: он кое-чего не знал. Впрочем, мало ли
чего не знает любая собака? В этот ничего зазорного нет. А если какой пес
и скажет, допустим, что он в_с_е знает, и уверен в том, что может поучать,
как и что делать и куда бежать, то даже курица ему не поверит, мало ли что
он сильнее курицы - не поверит. А такие собаки бывают, скажу я вам.
Например, скоч-терьер, возьмите вы его: он делает вид, что его
голова-кирпич набита разными идеями (борода! длинные усы и брови!
философ!), а на деле - бестолковый, командует, ругается на хозяина день
при дне, как нервнобольной, финтит беспрестанно. А толку? Да никакого!
Одна внешность. А внутри пух либо вовсе пустота.
Нет, Бим - другое дело: он искренен и прям сердцем. Если чего не
знает, то такой и вид подаст: чего не знаю, того не знаю. Если кого не
любит, так и скажет: "Ты - нехороший человек. Иди отсюда! Гав!" И взлает
иной раз так, что дай бог!
Женщину же, которая добывает где-то такое божественное молоко, он не
мог не уважать. Потому-то он все смотрел и смотрел на ту дверь, в какую
она ушла с ведром.
Но кто-то подошел с улицы и решительно распахнул дверь.
"Кто? - однозначно спросил Бим. - Гав!"
Вошедший шарахнулся из сеней обратно. Из дома выскочил папаня,
включил в сенях свет и спросил:
- Кто тут?
- Я, бригадир, - ответил незнакомец.
Затем он вошел в сени, они пожали друг другу руки (значит, друзья -
лаять не положено) и подошли к Биму.
Папаня присел на корточки, гладил Бима и говорил:
- А ты молодец, Черноух. Молодец - службу знаешь. Хороший пес. -
Отвязал его и впустил в комнату.
Самое важное: в комнате была и хромая курица. Бим прицелился на нее,
сделал стойку, приподняв переднюю лапу, но как-то неуверенно, а это
означало, что он говорит присутствующим: "Что за птица? Что-то не
приходилось..."
- Смотри, бригадир! - воскликнул папаня. - Да он же золотой пес,
Черноух, на все руки!
Но поскольку курица - ноль внимания на Бима, то он сел, все-же искоса
посматривая на нее, что на собачьем языке означало короткие и много
вмещающие слова: "Надо же... Туда же!... Ты еще мне!" И обратился взором к
присутствующим.
- И кур не тронет! - восторгался Алеша.
Бим внимательно наблюдал за ним, глядя в лицо.
- А глаза! Маманя, а глаза! Как человечьи, - радовался Алеша. -
Черноух, иди _к_о_ м_н_е...
Разве Бим не отзывался на искреннюю радость? Он подошел к Алеше и сел
около него.
За столом пошла беседа. Папаня распечатал бутылку, маманя подала еду.
Бригадир выпил из стакана все. Папаня - тоже. Маманя - тоже. Алеша
почему-то не выпил, а ел ветчину и хлеб. Он бросил кусочек хлеба на
середину пола, но Бим не сдвинулся с места (надо же было сказать
"возьми!")
Интеллигент, должно быть, - заметил раскрасневшийся бригадир, - хлеб
не кушает.
Курица прихромала и утащила тот кусочек, предназначенный Биму. Все
смеялись, а Бим внимательно-внимательно смотрел на Алешу: не до смеха,
если нет взаимопонимания даже и в атмосфере дружбы.
- Подожди-ка, Алеша, - сказал папаня. Он положил кусочек хлебца на
пол, отогнал курицу и обратился непосредственно к Биму: - Возьми, Черноух.
Возьми!
Бим с удовольствием проглотил вкусный кусочек хлеба, хотя и был сыт.
Бригадир тоже положил так же кусочек ветчины.
- Нельзя! - предупредил он.
Бим сидел. Курица бочком бочком подхрамывала к ветчине, но, только
только хотела схватить, Бим фыркнул на нее, чуть не толкнув носом. Та
закостыляла под кровать. Одним словом, комедия, да и только.
- Черноух, в_о_з_ь_м_и! - разрешил бригадир.
Бим вежливо скушал и этот кусочек.
- Все! - кричал папаня. Он говорил громко, а покраснев, стал еще
добрее... - Черноух - чудо преестественное! - и даже обнял его.
"Хорошие люди", - подумал Бим. Еще ему понравились усы у папани,
мягкие, шерстяные, что он ощутил, когда тот обнимал.
А дальше пошел такой разговор, из которого Бим понял только одно
слово - "овцы", но зато точнехонько определил, что двое мужчин вначале
