Теперь милиционер спрашивал в телефонную трубку:
- Союз охотников?
"Охота! - вздрогнул Бим. - Охота! Что же это значит здесь-то?"
- Союз охотников? Из милиции. Номер двадцать четыре посмотрите.
Сеттер... Как так нету? Не может быть. Собака хорошая, дрессированная... В
горсовет? Хорошо. - Положил трубку и еще раз взял, что-то спрашивал и стал
записывать, повторял вслух: - Сеттер... С внешними наследственными
дефектами, свидетельства о родословной нет, владелец Иван Иванович Иванов,
улица Проезжая, сорок один. Спасибо. - Теперь он обратился к девушке: -
Вы, Даша, молодец. Хозяин нашелся.
Бим запрыгал, ткнул носом в колено милиционера, лизнул руку Даше и
смотрел ей в глаза, прямо в глаза, так, как могут смотреть только умные и
ласковые доверчивые собаки. Он ведь понял, что говорили про Ивана Иваныча,
про его друга, про его брата, про его бога, как сказал бы человек в таком
случае. И вздрагивал от волнения.
Милиционер строго буркнул тетке и курносому:
- Идите. До свидания.
Дядька начал пилить дежурного:
- И это все? Какой же у вас будет порядок после такого? Распустили!
- Идите, идите, дед. До свидания. Отдыхайте.
- Какой я тебе дед? Я тебе - отец, папаша. Даже нежное обращение
позабывали, с-сукины сыны. А хотите вот таких, - ткнул он в студента, -
воспитывать, по головке гладить, по головке. А он вас - подождите! - гав!
и скушает. - Гавкнул действительно по-собачьи, натурально.
Бим, конечно, ответил тем же.
Дежурный рассмеялся:
- Смотрите-ка, папаша, собака-то понимает, сочувствует.
А тетка, вздрогнув от двойного лая человека и собаки, попятилась от
Бима к двери и кричала:
- Это он на меня, на меня! И в милиции - никакой защиты советской
женщине!
Они ушли все-таки.
- А меня что - задержите? - угрюмо спросил студент.
- Подчиняться надо, дорогой. Раз приглашают - обязан идти. Так
положено.
- Положено? Ничего такого не положено, чтобы трезвого вести в милицию
под руки, как вора. Тетке этой надо бы пятнадцать суток, а вы... Эх, вы! -
И ушел, пошевелив Биму ухо.
Теперь Бим уже совсем ничего не понимал: плохие люди ругают
милиционера, хорошие тоже ругают, а милиционер терпит да еще посмеивается
тут, видимо, и умной собаке не разобраться.
- Сами отведете? - спросил дежурный у Даши.
- Сама. Д_о_м_о_й. Черное Ухо, д_о_м_о_й.
Бим теперь шел впереди, оглядываясь на Дашу и поджидая: он отлично
знал слово "домой" и вел ее именно домой. Люди-то не сообразили, что он и
сам пришел бы в квартиру, им казалось, что он малоумный пес, только Даша
все поняла, одна Даша - вот эта белокурая девушка, с большими задумчивыми
и теплыми глазами, которым Бим поверил с первого взгляда. И он привел ее к
своей двери. Она позвонила - ответа не было. Еще раз позвонила, теперь к
соседям. Вышла Степановна. Бим ее приветствовал: он явно был веселее, чем
вчера, он говорил: "Пришла Даша. Я привел Дашу". (Иными словами нельзя
объяснить взгляды Бима на Степановну и на Дашу попеременно.)
Женщины разговаривали тихо, при этом произносили "Иван Иваныч" и
"осколок", затем Степановна открыла дверь. Бим приглашал Дашу: не спускал
с нее глаз. Она же первым делом взяла миску, понюхала кашу и сказала:
- Прокисла. - Выбросила кашу в мусорную ведро, вымыла миску и
поставила опять на пол. - Я сейчас приду. Жди, Черное Ухо.
- Его зовут Бим, - поправила Степановна.
- Ж_д_и, Б_и_м. - И Даша вышла.
Степановна села на стул. Бим сел против нее, однако поглядывая все
время на дверь.
- А ты пес сообразительный, - заговорила Степановна. - Остался один,
а видишь вот, понимаешь, кто к тебе с душой. Я вот, Бимка, тоже... На
старости лет с внучкой живу. Родители-то народили да и подались аж в
Сибирь, а я воспитала. И она, внучка то, х_о_р_о_ш_о меня любит, всем
сердцем к_о м_н_е.
Степановна изливала душу сама перед собой, обращаясь к Биму. Так
иногда люди, если некому сказать, обращаются к собаке, к любимой лошади
или кормилице корове. Собаки же выдающегося ума очень хорошо отличают
несчастного человека и всегда выражают сочувствие. А тут обоюдно:
Степановна явно жалуется ему, а Бим горюет, страдает оттого, что люди в
белых халатах унесли друга ведь все неприятности дня всего лишь немного
отвлекли боль Бима, сейчас же она вновь возникла с еще большей силой. Он
отличил в речи Степановны два знакомых слова "хорошо" и "ко мне",
сказанных с грустной теплотой. Конечно же, Бим приблизился к ней вплотную
и положил голову на колени, а Степановна приложила платок к глазам.
Даша вернулась со свертком. Бим тихо подошел, лег животом на пол,
положил одну лапу на ее туфлю, а голову - на другую лапу. Так он сказал:
"Спасибо тебе".
Даша достала из бумаги две котлеты, две картофелины и положила их в
миску:
- Возьми.
Бим не стал есть, хотя третьи сутки у него не было во рту ни крохи.
Даша легонько трепала его за холку и ласково говорила:
- Возьми, Бим, возьми.
Голос у Даши мягкий, душевный, тихий и, казалось, спокойный, руки
теплые и нежные, ласковые. Но Бим отвернулся от котлет. Даша открыла рот
Бима и втолкнула туда котлету. Бим подержал, подержал ее во рту, удивленно
глядя на Дашу, а котлета тем временем проглотилась сама. Так произошло и
со второй. С картошкой - то же.
- Его надо кормить насильно, - сказала Даша Степановне. - Он тоскует
о хозяине, потому и не ест.
- Да что ты! - удивилась Степановна. - Собака сама себе найдет.
Сколько их бродит, а едят же.
- Что же делать? - спросила Даша у Бима. - Ты ведь так пропадешь.
- Не пропадет, - уверенно сказала Степановна. - Такая умная собака не
пропадет. Раз в день буду варить ему кулеш. Что ж поделаешь? Живность.
Даша о чем-то задумалась, потом сняла ошейник.
- Пока я не принесу ошейник, не выпускайте Бима. Завтра часам к
десяти утра приду... А где же теперь И_в_а_н И_в_а_н_ы_ч? - спросила она у
Степановны.
Бим встрепенулся: о нем!
- Увезли самолетом в Москву. Операция на сердце сложная.
О_с_к_о_л_о_к_-_т_о рядом.
Бим - весь внимание: "осколок", опять "осколок". Слово это звучит
горем. Но раз они говорят про Ивана Иваныча, значит, где-то должен быть.
Надо искать. Искать!
Даша ушла. Степановна - тоже. Бим снова остался один коротать ночь.
Теперь он нет-нет да и вздремнет, но только на несколько минут. И каждый
раз он видел во сне Ивана Иваныча - дома или на охоте. И тогда он
вскакивал, осматривался, ходил по комнате, нюхал по углам, прислушивался к
тишине и вновь ложился у двери. Очень сильно болел рубец от хворостины, но
это было ничто в сравнении с большим горем и неизвестностью. Ждать. Ждать.
Стиснуть зубы и ждать.
7. ПОИСКИ ПРОДОЛЖАЮТСЯ
В это утро Бим чуть не плакал. Солнце уже выше окна, а никто не идет.
Он прислушивался к шагам жильцов подъезда, проходивших мимо его двери с
верхних этажей или поднимавшихся снизу. Все шаги знакомые, а е_г_о нет и
нет. Наконец точно услышал туфельки Даши. Она! Бим голосом подал о себе
знать. Его крик в переводе на человеческий язык означал: "Я тебя слышу,
Даша!"
- Сейчас, сейчас, - откликнулась та и позвонила Степановне.
Обе они вошли к Биму. С каждой он поздоровался, затем бросился к
двери, стал там, повернув голову к женщинам, и потребовал, просяще
повиливая хвостом: "Открывайте. Надо искать".
Даша надела на него ошейник, на котором теперь во всю ширину был
прочно закреплен латунный жетон-пластинка с выгравированной надписью:
"Зовут его Бим. Он ждет хозяина. Хорошо знает свой дом. Живет в квартире.
Не обижайте его, люди". Даша прочитала надпись Степановне.
- Какая же ты добрая душа! - всплеснула руками Степановна. - Любишь,
значит, собак?
Даша погладила Бима и ответила необычно:
- Муж бросил. Мальчик умер... А мне тридцать лет. Жила на квартире.
Уезжаю.
- Одинокая. Ой ты, моя желанная! - запричитала Степановна. - Да ведь
это же...
Но Даша отрубила:
- Пойду. - А у двери добавила: - Пока не выпускайте Бима - не убежал
бы за мной.
Бим попробовал протиснуться в дверь вместе с Дашей, но она оттеснила
его и вышла со Степановной.
Не более как через час Бим заскулил, потом и завыл с тоски в голос,
так завыл, как про это говорят люди: "Хочется завыть собакой".
Степановна выпустила его (Даша теперь далеко):
- Ну, иди, иди. Вечером кулеша наготовлю.
Бим даже и не обратил внимания ни на ее слова, ни на ее глаза, а
шемером скатился вниз и - во двор. Челноком просновал по двору, вышел на
улицу, чуть постоял, будто подумал, а затем стал читать запахи, строку за
строкой, не обращая внимания даже на те деревья, где стояли росписи
собратьев и читать которые обязана каждая уважающая себя собака.
За весь день Бим не обнаружил никаких признаков Ивана Иваныча. А
перед вечером, как бы на всякий случай, забрел в молодой парк вновь
отстроенного района города. Там четверо мальчишек гоняли мяч. Он посидел
малость, проверил окружающее, насколько хватал нос, и хотел было уходить,
но мальчик лет двенадцати отделился от играющих, приблизился к Биму и с
любопытством смотрел на него.
- Ты чей? - спросил он, будто Бим смог бы ответить на вопрос.
Бим, во первых, поздоровался: повилял хвостом, но с грустинкой,
склонив голову сначала на одну сторону, потом на другую. Это, кроме того,
означало и вопрос: "А ты - что за человек?"
Мальчик понял, что собака ему пока не доверяет полностью, и смело
подошел, протянул руку:
- Здравствуй, Черное Ухо.
Когда Бим подал лапу, мальчик крикнул:
- Ребята! Сюда, сюда!
Те подбежали, но остановились все же на отшибе.
- Смотрите, какие умные глаза! - восхищался первый мальчик.
- А может, он ученый? - спросил резонно пухленький карапуз. - Толя,
Толька, ты скажи ему чего нибудь - поймет иль не поймет?
Третий, более взрослый, чем остальные, авторитетно заявил:
- Ученая. Видишь, табличка не шее.
- И вовсе не ученая, - возразил худенький мальчишка. - Она не была бы
такая тощая и унылая.
Бим и в самом деле страшно похудел без Ивана Иваныча и потерял уже
былой вид: живот подтянуло, нечесаная шерсть свалялась на штанах и
помутнела на спине.
Толик прикоснулся ко лбу Бима, а он осмотрел всех и выразил теперь
полное доверие. После этого все поочередно гладили Бима, и он не возражал.
Отношения сразу же сложились добрые, а в атмосфере полного взаимопонимания
всегда недалеко и до сердечной дружбы. Толик вслух прочитал написанное на
латунной табличке:
- Он - Бим! Один живет в квартире! Ребята, он есть хочет. А ну по
домам и - сюда: тащите кто что может.
Бим остался с Толиком, а ребятишки разбежались. Теперь мальчик сел на
скамейку, а Бим лег у его ног и глубоко вздохнул.
- Плохо тебе, наверно, Бим? - спросил Толик, поглаживая голову
собаки. - Где же твой хозяин?
Бим уткнулся носом в ботинок и так лежал. Вскоре появились один за
другим те ребятишки. Пухленький принеси пирожок, взрослый - кусок колбасы,
худенький - два блинчика. Все это они положили перед Бимом, но он даже и
не понюхал.
- Он больной, - сказал худенький. - Может, даже и заразный, - и
попятился от Бима.
Пухленький зачем-то вытер руки о штанишки и тоже отошел. Взрослый
потер колбасой нос Бима и закричал уверенно:
- Не будет. Не хочет.
- Мама говорила - все собаки заразные, - все опасался пухленький, - а
эта и вовсе больная.
- Ну и уходи, - сердито буркнул Толик. - Чтоб я тебя тут не видел...
