бумагу из кармана, - жалоба на нее. Вот. - И подал бумагу хозяину.
Читая, Иван Иваныч волновался. Бим, заметив это, самовольно сошел с
места и сел в ногах друга, как бы защищая его, но на гостя уже не смотрел,
хотя и был настороже.
- Глупости здесь, - сказал Иван Иваныч уже спокойнее. - Чепуха. Бим -
собака ласковая, никого он не укусил и не укусит, никого не обидит. Собака
интеллигентная.
- Хе-хе-хе! - потряс животом гость. И чихнул некстати. - У-у, быдло!
- обратился он беззлобно к Биму.
Бим отвернулся в сторону еще больше, но понял, что разговор идет о
нем. И вздохнул.
- Как же это вы так рассматриваете жалобы? - спросил Иван Иваныч,
теперь уже совсем спокойно и улыбаясь - на кого жалоба, тому и даете ее
читать. Я бы вам и так поверил, по пересказу.
Бим заметил в глазах гостя смешинку. А тот проговорил:
- Во-первых, так положено. Во-вторых, жалоба не на вас, а на собаку.
А собаке мы не дадим читать. - И рассмеялся.
Хозяин тоже посмеялся малость. Бим даже и не улыбнулся: он знал, что
речь о нем, а что к чему, не мог взять в толк - очень уж непонятный гость
оказался. Тот ткнул пальцем в сторону Бима и сказал:
- Собаку надо увольнять. - И отмахнул рукой к двери.
Бим понял, что от него требуют точно: уходи. Но от хозяина он не
отступил ни на сантиметр.
- А вы позовите жалобщицу - поговорим, уладим, может быть, - попросил
Иван Иваныч.
Гость, сверху ожидания, вышел и вскоре же вернулся с женщиной.
- Вот, привел тебе тетку, значит.
Бим ее тоже знал: небольшого роста, визгливенькая и жирная, она,
однако, днями сидела на скамейке во дворе с другими свободными женщинами.
Однажды Бим даже лизнул ей руку (не от избытка чувств только к ней лично,
а к человечеству вообще), отчего та взвизгнула и стала кричать что-то на
весь двор, обращаясь к открытым окнам. Что уж она там кричала, Бим не
понял, но испугался, бросился прочь и зацарапал в дверь домой. Больше вины
за ним перед теткой не было. И вот она вошла. Что с ним сделалось! Он
сначала прижался к ногам хозяина, а когда тот погладил его, то поджав
хвост, ушел на лежак и смотрел на нее исподлобья. Он ничего не понимал из
слов тетки, а она стрекотала сорокой и все время показывала свою руку. Но
по этим жестам, по сердитым ее взглядам Бим понял: это за то, что лизнул
не тому, кому надо. Молод, молод, был Бим, почему и не все еще соображал.
Может быть, он думал и так: "Виноват, конечно, но что поделаешь теперь".
По крайней мере, что-то подобное в его глазах было.
Только невдомек Биму, что обвиняли его ложно.
- Укусить хотел! Укуси-ить!!! Почти укуси-ил! Иван Иваныч, перебив
стрекот тетки, обратился прямо к Биму:
- Бим! А принеси-ка мне тапки.
Бим исполнил охотно и лег перед хозяином. Тот снял охотничьи ботинки
и сунул ноги в тапки.
- Теперь отнеси ботинки.
Бим и это проделал: поочередно отнес их под вешалку.
Тетка замолчала, вытаращив очи. Гость сказал похвально:
- Молоде-ец! Ты смотри, умеет, значит, - и как-то вроде бы
недружелюбно посмотрел на тетку. - А еще он умеет чего нибудь?
- Вы садитесь, садитесь, - попросил Иван Иваныч и тетку.
Она села, спрятав руки под фартук. Хозяин поставил стул Биму и
скомандовал:
- Бим! На стул!
Биму повторять не требуется. Теперь все сидели на стульях. Тетка
прикусила губу. Гость, удовлетворенно покачивал ногой, приговаривал:
- Ладно получается, ладно, ладно.
Хозяин же хитренько прищурил глаза в сторону Бима:
- А ну дай лапу, - и протянул ладонь.
Поздоровались.
- Теперь, дурачок, поздоровайся с гостем, - и указал на того пальцем.
Гость протянул руку:
- Здравствуй, братка, здравствуй, значит.
Бим все сделал элегантно, как и полагается.
- А не укусит? - осторожно спросила тетка.
- Что вы! - изумился Иван Иваныч. - Протяните руку и скажите: "Лапку!
"
Та действительно выволокла ладонь из под фартука и протянула Биму.
- Только не укуси, - предупредила она.
Ну, тут же описать невозможно. Что произошло. Бим шарахнулся на
лежак, занял немедленно оборонительную позицию, прижавшись задом в угол, и
в упор смотрел на хозяина. Иван Иваныч подошел к нему, погладил, взял за
ошейник и подвел к жалобщице:
- Дай лапку, дай...
Нет, не подал лапу Бим. Отвернулся и смотрел в пол. Впервые
ослушался. И угрюмо поплелся опять в угол, медленно, виновато и удрученно.
Ой, что тут сотворилось! Тетка задребезжала рассохшейся трещоткой.
- Ты ж меня оскорбил! - кричала она на Ивана Иваныча. - Какая-то
паршивая собака меня, советскую женщину, ни во что не ставит! - и тыкала
пальцем в сторону Бима. - Да я... Да я... Подожди-ка!
- Хватит! - неожиданно рявкнул на нее гость. - Брешешь ты, значит. Не
укусила она тебя и не собиралась. Она ж тебя боится, как черт ладана.
- А ты не ори, - попробовала она отбиться.
Тогда гость сказал однозначно:
- Цыть! - и обратился к хозяину: - С такими иначе нельзя. - И снова к
тетке: - Ишь ты! "Советская женщина", тоже мне... Иди отсюда! - рыкнул он.
- Еще намутишь раз, опозорю. Иди!
Жалобу он порвал у нее на глазах.
Последнюю речь гостя Бим понял отлично. А тетка шла молча, гордо
вскинув голову и ни на кого не глядя, хотя Бим теперь не спускал с нее
глаз и даже продолжал смотреть на дверь после того, как она ушла, а шаги
ее затихли.
- Очень уж вы с ней... Грубовато, - сказал Иван Иваныч.
- Иначе нельзя, говорю вам: весь двор перемутит, знаю. Раз говорю,
значит, знаю. Вот они где мне, эти сплетницы да смутьяны. - Он похлопал
себя по загривку. - Делать-то ей нечего, вот она и норовит, кого бы ей
укусить. Таких распусти - весь дом пойдет чертокопытом.
Бим все время следил за выражение лица, за жестами, интонацией и
понял отлично: гость и хозяин - вовсе никакие не враги, а даже, по всей
видимости, уважают друг друга. Наблюдал он еще долго, пока они о чем-то
потом беседовали. Но раз уж он установил главное, то остальное его
интересовало мало. Он подошел к гостю и улегся у его ног, как бы говоря
этим: "извиняюсь".
ЗАПИСКИ ХОЗЯИНА
Сегодня был председатель домкома, разбирал жалобу на собаку.
Победил Бим. Впрочем, гость мой судил как Соломон. Самородок!
Почему же Бим зарычал на него вначале? А, понял! Я ведь не подал
руки, встретил вошедшего сурово (охоту же пришлось отложить), а Бим
действовал согласно со своей собачьей натурой: недруг хозяина - мой
недруг. И тут должно быть стыдно, мне, но не Биму. Удивительно, какое у
него тончайшее восприятие интонации, выражения лица, жестов! Это
обязательно надо всегда иметь в виду.
После у нас состоялся интересный разговор с преддомкома. Он
окончательно перешел на "ты".
- Ты, - говорит, - только подумай: сто пятьдесят квартир в моем доме!
А четыре, пять смутьянок бездельниц могут такое сотворить, что житья
никому не будет. И все их знают, и все боятся, а потихоньку клянут. Ведь
на дурного жильца даже унитаз урчит. Ей-бо!..
Самый мой страшный враг кто? Да тот, кто не работает. у нас, брат,
можно и не работать, а есть от пуза. Тут что-то не так, скажу я тебе по
душам. Не так, значит... Можно, можно не работать. Ишь ты! Вот ты,
например, чего делаешь?
- Пишу, - отвечаю, хотя я и не понял, шутит он или говорит серьезно
(люди с юмором частенько выдают такое).
- Да разве ж это работа! Сидишь - ничего не делаешь, а деньги небось
платят?
- Платят, - отвечаю. - Но ведь я мало получаю. - Староват стал, на
пенсию живу.
- А до пенсии - кем?
- Журналист я. В газетах работал. А теперь вот помаленьку пишу
кое-что дома.
- Пишешь? - снисходительно переспросил он.
- Пишу.
- Ну, валяй, раз уж такое дело... Конечно, ты человек, видать,
неплохой, а вот видишь. То-то и оно. Я тоже пенсию получаю, сто рублей, а
работаю же преддомкома, бесплатно работаю, учти. Я привык работать, всю
жизнь на руководящей, и из номенклатуры не вышибали, и по второму кругу не
ходил. Под конец уж затерли: ниже, ниже и ниже. Последнее место -
маленький заводик. Там и пенсию назначили. А персональную не дали -
закавыка маленькая есть... Работать обязан каждый. Так я думаю.
- Но ведь у меня работа, тоже трудная, - пытался я оправдаться.
- Писать-то? Глупости. Был бы ты молодой - взялся бы я и за тебя. Ну,
раз пенсия... А так, если молодые, да не работают, выживаю из дома: иль
трудись, иль катись куда подальше.
Он и правда гроза бездельников в доме. Кажется, главная цель его
жизни теперь - пилить лодырей, сплетников и тунеядцев, но зато воспитывать
- всех без исключения, что он и делает охотно. Доказать же ему, что писать
- тоже работа, оказалось невозможным: тут он либо хитрил с подводным
юморком, либо был просто снисходителен (пусть, дескать, пока пишут - есть
бездельники и похлестче).
Уходил он добрый, отбросив хитринку, погладил Бима и сказал:
- А ты живи, значит. Но с теткой не связывайся. - И ко мне: - Ну
бывай. Пиши, видно, куда ж денешься, раз оно такое дело.
Мы пожали друг другу руки. Бим проводил его до дверей, виляя хвостом
и заглядывая в лицо. У Бима появился новый знакомый: Павел Титыч Рыдаев, в
обыденности - Палтитыч.
Зато у Бима завелся и неприятель: тетка, единственный человек из всех
людей, которому он не верит. Собака опознала клеветника.
Но охота сегодня пропала. Так бывает: ждет человек доброго дня, а
выходят одни неприятности. Бывает.
4. ЖЕЛТЫЙ ЛИСТ
В один из следующих дней, рано утром, они вдвоем вышли из дому.
Сначала ехали трамваем, стоя на площадке. Вагоновожатая оказалась знакомой
Ивану Иванычу и Биму. Конечно же, Бим приветствовал ее, когда та выходила
перевести стрелку. Вожатая потрепала его за ухо, но Бим руки не лизнул, а
просто посеменил лапами сидя и отстучал хвостом соответственно случаю
приветствие.
Потом, уже за городом, ехали в автобусе, в котором и было-то всего
пять-шесть человек в такое раннее утро. При посадке водитель что-то
заворчал, повторяя слово "собака" и "не положено". Бим легко во всем
разобрался: шофер не желает их везти, и это плохо, - по лицам разобрался.
Один из пассажиров вступился за них, второй, наоборот, поддержал шофера.
Бим с большим интересом наблюдал за перепалкой. Наконец шофер вышел из
автобуса. У порога хозяин дал ему желтенькую бумажку, поднялся по
ступенькам вместе с Бимом, сел на сиденье и печально вздохнул: "Эх-хе-хе!"
Бим давно заметил, что люди обмениваются какими-то бумажками,
пахнущими не разберешь чем. Однажды он почуял, что одна из лежащих на
столе пахнет кровью, потыкал в нее носом, стараясь обратить внимание
хозяина но, тот и ухом не повел - бесчутый! - а твердит свое "нельзя". Да
еще и запер бумажки в стол. Иные, правда, пока чистые, пахнут хлебом,
колбасой, вообще магазином, но большинство - множеством рук. Люди их
любят, эти бумажки, прячут в карман или в стол, как хозяин. Хотя в этих
делах Бим ничего не понимал, однако же легко сообразил: как только хозяин
дал шоферу бумажку, они стали друзьями. А почему вздохнул Иван Иваныч, Бим
не понял, что было видно по его внимательному взгляду в глаза друга. В
общем, о магической силе бумажек он даже и смутно не догадывался - не
доступно это собачьему уму, не знал Бим, что для него они сослужат
когда-то роковую службу.
От шоссе до леса пешком.
Иван Иваныч остановился на опушке отдохнуть, а Бим поблизости
обследовать местность. Такого леса он еще не видел никогда. Лес-то,
