этом человеке,- она еще не умела хитрить и скрывать своих чувств, хотя очень
старалась.- Есть такое поверье: кто думает об Авеге, тот обязательно
пострадает... Ну, тоже будут неприятности... Договорились?
Она действительно вчера проговорилась и теперь хотела исправить свою
оплошность. Он расценил это по-своему - скорее всего, отцом ей было
запрещено говорить об Авеге.
- По рукам! - Он подал ей ладонь.- Пусть это будет нашей тайной!
- Намек ясен! - улыбнулась она.- Только я вас совсем не знаю. Вы для меня
- тьма...
- Ну уж - тьма! - нарочито возмутился он.- Можно сказать, пуд соли съели!
Ольга лукаво сощурилась - не зря ей такое имя дали!
- Вы что? Решили за мной поухаживать? Приехали весело провести отпуск,
порыбачить, отдохнуть и покрутить роман с молодой докторшей? Как на курорте,
правда? Полный комплект удовольствий!
- Вы меня насквозь видите,- признался Русинов.- И на три метра под
землю... Хотел вас обмануть! Втереться в доверие, обольстить, пообещать
золотые горы, а потом - исчезнуть.
- Папа вас из-под земли достанет!
- Только папа меня и удерживает,- вздохнул он и спохватился:- Оль, я вам
не надоел еще со своими переводами?
- Вот это как раз мне интересно!
- Как "роман" переводится, знаете?
- С какого?
- Опять с русского!
- Конечно, не знаю!
Русинов тут же оседлал любимого конька:
- В древности это слово звучало "рамана". "Ра" - это солнце, "мана"-
звать, манить, притягивать. Буквально получается- "манящая, как солнце"!
Красиво, правда? Или "солнцем манящая"!
Когда Ольга ушла, Русинов выключил в машине все приборы, включенные
ночью, и достал с верхнего багажника лом: "удочка" была тяжеловатая, но
серьезная.
Он готов был, как тот шофер лесовоза, кричать в этот день - горы сверну!
А валуны на дне раскопа лежали мертво, и гравий, спрессованный и
заизвесткованный тысячелетиями- по "подошве" морены стекали осадковые воды,-
напоминал бетон. Лом звенел и дребезжал в руках, излечивая невралгию. Часа
за три он с трудом расшевелил верхние камни и скатил их в реку. Под ними
оказались валуны еще тяжелее, но ниже их лом уже не встречал преград и не
скрежетал, тупо и беззвучно ударяясь о твердую землю. Щели между валунами
медленно заполнялись мутной водой...
Русинов выкорчевал из вязкого, серого суглинка плоский камень, отвалил
его в сторону и сделал лопатой русло для водооттока: берега реки были
сухими, ключи питали ее, струясь под мореной. Второй валун взялся легче, и
когда дно раскопа освободилось, он убрал верхний слой перемешанной с гравием
земли и еще глубже прорыл канаву. Морена кончилась. Это слово переводилось
точно и просто - мертвая земля...
Но и та, доледниковая земля, на которой жили арии и по которой бродили
мамонты, тоже казалась мертвой. Закрытая от света и солнца, она ослепла; под
тяжестью камня, под чужой солоноватой плотью разрушалась ее плодоносная
благодать; и теперь она была серая, невзрачная и безжизненная, как пустыня.
Земля обратилась в прах, и то, что накапливала в себе многими тысячелетиями,
тоже превратилось в вязкий, белесый суглинок. Присутствие на ней любой формы
жизни- растений, животных, человека, всякий их след - перегной, кость,
разбитый сосуд - все смешалось, растворилось, ушло в небытие.
Все-таки он решил продолжать раскопки, двигаясь вдоль берегового откоса
на восток, где моренные отложения достигали всего двух метров. Он зачистил
восточную стенку обнажения - доледниковая поверхность земли была почти
ровной и не имела уклона в сторону реки: по-видимому, ее современное русло
образовалось во время таяния ледника. Поэтому, кроме раскопок, следовало
тщательно обследовать речку вниз по течению - камни со следами человеческих
рук могли быть разнесены на многие десятки километров. Русинов начал
вскрывать намеченный участок и вдруг услышал над головой голос пчеловода:
- Да, рыбак-рыбачок, тебе и бульдозера не надо! - Он сидел на валуне,
торчащем из берегового склона. Эта его привычка подходить неслышно и
говорить неожиданно громко заставила вздрогнуть Русинова, погруженного в
свои размышления.
- Молодец! - без всякой иронии, откровенно похвалил Петр Григорьевич.-
Это же надо- столько земли переворочал!
Русинов воткнул лопату и выбрался из раскопа. Пчеловод неторопливо
спустился к нему, на ходу осматривая пробитую в берегу щель и качая головой.
- Какая ярость должна в человеке гореть, чтоб землю так рыть! -
восхитился он и вдруг мгновенно забыл о яме.- Пошли! Я что пришел-то! Пошли
скорей!
- На обед, так еще рано...- начал было Русинов, но Петр Григорьевич
возбужденно потянул за рукав:
- Какой обед? Идем, что-то покажу! Увидишь- про обед забудешь!
Его глаз с расширенным черным зрачком ликовал.
Русинов и не подозревал, что на пасеке, пока он ковырялся в раскопе,
гостей увеличилось втрое. Возле избы лежала куча огромных рюкзаков с
притороченными к ним палатками и спальными мешками, а отдельно, в чехлах,
треноги и какие-то приборы. Шесть человек с лопатами в руках что-то копали
метрах в ста от пасеки, наверное расчищали площадку для лагеря. После
прошлой ночи, когда в этом глухом углу они остались вдвоем с Ольгой - дядю
Колю можно было не считать,- он ощутил свободу и какой-то радостный,
выжидательный покой. Теперь даже появление шести человек показалось Русинову
многолюдьем, московской толчеей. И сразу куда-то пропало очарование тишины,
пустынного места; незнакомые, чужие люди отнимали у него то равновесие души,
что установилось уже за эти несколько дней на пасеке. Судя по вещам,
приехали какие-нибудь альпинисты или геологи, а это значит, по вечерам,
когда начинают петь ночные птицы, будешь слушать ор, гам, гитарный дребезг.
По крайней мере, с неделю, пока не устанут либо не затоскуют и не научатся
слушать тишину.
Эту новую команду гостей, похоже, привез откуда-то Петр Григорьевич и
теперь ликовал от обилия народа.
- Ох, сейчас как весело будет! На целый месяц приехали!
Чтобы не показывать своих чувств, Русинов ушел к бане, где возле чана
дежурила Ольга. Видимо, она тоже была не в восторге. Дядя Коля лежал
распятый и заваленный парящей пихтовой лапкой.
- Вам еще рано,- заметив любопытство Русинова, сказала она.- Сеанс будет
после обеда.
- Меня зачем-то Петр Григорьевич притащил,- сознался он и отошел от чана
- не подпускала и близко! - Я там мирно ловил рыбу... Только клюнуло, а он -
пошли!
- Не оправдывайтесь!
- Оля, не знаете, что за представление будет? - спросил Русинов и сел с
ней рядом на скамеечку возле бани.- Говорит, покажу что-то,- не
показывает...
- Известно что!- усмехнулась она.- Опять будут учить летать.
- Летать?- изумился он.- На дельтаплане, что ли?
- Да... Третий год пошел.- Она вздохнула.- В позапрошлом году был вывих
шейных позвонков, в прошлом году- руку сломал, лучевую кость... Что нынче
будет?
- Это что за люди?
- Это не люди, это пришельцы-"тарелочники",- серьезно сказала Ольга.-
Погодите, сюда еще "снежные чело-веки" нагрянут...
- Ну, и летают здесь "тарелки"?
- Представьте себе, каждую ночь!
- Почему же мы не видели? Вчера, например.
- Пока пришельцев нет здесь- "тарелки" не летают,- объяснила она.-
Редко-редко... А как приедут- десятками. Они говорят, это у них период
активности начинается. Вот и приезжают к этому периоду. Может, уже сегодня
полетят.
Русинов никогда не видел этих "тарелок", хотя рассказов о них наслушался
достаточно. Одно время проблемами НЛО заболел сосед по московской квартире и
заразил тогда его десятилетнего сына Алешу. Тот обклеил себе комнату
снимками с какими-то неясными пятнами различной формы и погрузился в
литературу. Благодаря этому он стал читать по-английски и в конце концов
увлекся языком - и то польза.
- Пойдем смотреть на "тарелки"?- предложил он, оживившись.
- Погодите еще,- остановила Ольга.- Как полеты пройдут. А то свернет себе
шею, Икар...
- А они существуют, эти "тарелки"? - спросил Русинов.- Или плод
зрительной фантазии? Галлюцинации?
- Не знаю,- пожала плечами Ольга без всякого интереса.- Я каждое лето
вижу, летают. В прошлом году больше появлялись во-он оттуда,- она указала за
речку.- Иногда из-за хребта вылетают... Да сами увидите.
- Ну а снежные люди?
- Эти в горах где-то живут...
- И что, видели?
- Сама не видела,- улыбнулась она.- Но у меня дома куча фотографий. Мне
один "снежный человек" подарил. Ухаживал тут за мной и подарил.
- За вами ухаживал снежный человек?- рассмеялся он.- Любопытно! Я вас
ревную!
- Жалко, что не настоящий,- серьезно проговорила она.- А этот был как раз
по вашему профилю...
- А они есть, настоящие?
Ольга помолчала, и Русинов в короткую эту паузу уловил в ее глазах тень
какой-то давней мечты, ставшей сейчас уже просто воспоминанием и тоской.
Вдруг ему вспомнилась Инга Чурбанова, спасенная Данилой-мастером. Детский ее
рассказ с течением времени отчего-то все меньше походил на сказку.
- Наверное, есть,- проговорила Ольга.- Только не такие, как на
фотографиях... Там они похожи на обезьян. Подозреваю, что подделка.
Фотомонтаж.
Русинов отыскал палку, чтобы начертить на земле таинственный знак и
показать Ольге, и не успел. От избы вприпрыжку бежал возбужденный Петр
Григорьевич.
- Ага! - закричал он, словно поймал Русинова на месте преступления.- Да
ты, рыбак, не промах! Вижу, на кого удочку забрасываешь! Какую рыбу белугу
выловить хочешь! На минуту оставить нельзя!..
Он заглянул в чан, пощупал рукой пихтолапку, занырнул поглубже - остался
доволен.
- Ну, идем! - приказал он.- А то вон ветер подымается, погода портится,
скорей! И ты, костоправша, собирайся! - Он снова сунулся к чану.- Эх,
пермяк-солены уши, не поглядишь! Ну ничего, лежи. Как одыбаешься, ходить
начнешь - посмотришь!
Пришельцы уже вытащили дельтаплан на взлетную полосу, только что
удлиненную, и теперь кружились возле него. Русинов обрадовался, что лагеря
"тарелочников" здесь все-таки не будет: Ольга сказала, будто они сегодня же
уйдут выше в горы, чуть ли не до самого перевала, где у них есть свой, давно
обжитый стан и откуда виден горизонт на сотню километров.
Петр Григорьевич пританцовывал от нетерпения и распиравшего изнутри
восторга, а Русинов присматривался к пришельцам. Это были три уже не совсем
молодые пары, лет по тридцать пять мужчинам и чуть меньше - женщинам. Все
они удивительно походили друг на друга, и, чтобы различать их, следовало
вначале привыкнуть к каждому. Несколько выделялся лишь один- видимо, старший
в группе, хотя годами был чуть моложе остальных. Он-то и был тем
пилотом-инструктором, обучавшим летать Петра Григорьевича. Скоро Русинов
понял, в чем причина их схожести: пришельцы не смотрели себе под ноги, на
землю, и взгляды их большей частью были устремлены в небо, а лица при этом
чем-то напоминали лицо Авеги, встречающего солнце.
Погода и в самом деле портилась. С сибирской стороны, из Зауралья,
тянулись низкие, вровень с хребтом, холодно-серые тучи, и ветер волновал
верхушки сосновых островов среди старого, зарастающего лесоповала. Старший
пришелец сел в кабину и запустил двигатель. Все остальные отпрянули от
самолета, сгрудились и уже вовсе не спускали глаз с неба, хотя дельтаплан
стоял на земле и прогревал мотор. Неожиданно для себя Русинов ощутил
волнение: увлечение сумасшедших этих людей, окружавших его, неведомым
образом передавалось и возбуждало чувства. Петр Григорьевич не стоял на
месте- бегал с открытым ртом и вытянутым от страха и восторга лицом.
