случайные, повсюду усматривал волю рока. То, что ночью он узнал в госте
пчеловода исчезнувшего еще в семьдесят восьмом году разведчика Виталия
Раз-дрогина, хоть и поразило его, однако еще больше утвердило в мысли, что
ничего здесь не происходит по случайному стечению обстоятельств. И пасека
эта с хозяином-артистом встала на пути из-за того, что потребовался свинец.
Оказавшись здесь, Русинов попал если не в "десятку", то, по крайней мере,
был близок к цели: иначе бы судьба не явила ему ни "пермяка", встречающего
солнце, ни Раз-дрогина, перед которым, похоже, заискивал провинившийся Петр
Григорьевич.
Эту ночь Русинов так и провел в размышлениях, хотя делал вид, что спит:
пасечник больше не ложился и еще до рассвета начал что-то мастерить на
дворе. Дождавшись в постели восхода солнца, Русинов встал, оделся и,
позевывая, вышел к Петру Григорьевичу. Тот прилаживал к топчану какие-то
блоки на кронштейнах с тонкими тросиками и кольцами.
- Что это за хреновина? - поинтересовался Русинов.
- А это, рыбачок, такое приспособление, чтобы суставы у человека
растягивать,- объяснил пчеловод.- "Голгофа" называется... Ну, ты сегодня
опять на осмотр местности или хариуса ловить?
- Кто клюнет, того и поймаю! - засмеялся Русинов.- Хорошо бы лещка
выцепить или тайменя!
- У тебя удочка-то магнитная, может, и выцепишь,- многозначительно
заметил пасечник.- На обед-то приходи, нечего голодным по лесам шастать.
После завтрака Русинов собрал рюкзак с рыбачьими принадлежностями,
прихватил с собой радиомаяк - пусть локаторщики Службы немного поработают -
и отправился на речку. Русло было глубоко врезано в моренные отложения, но
значительный уклон местности делал его прямым, с редкими и плавными
изгибами, поэтому берега давно осыпались, выположились и поросли ольхой.
Весенний паводок делал речку шире раза в четыре, и сейчас, в межень, она
лежала среди огромных валунов мелкая и плоская, будто рваное холщовое
полотнище. Русинов прошел весь ее отрезок, укладывавшийся в пространство
"перекрестка": чистых обнажений морены не было, да и быть не могло.
Следовало сделать расчистку берега от семи до пяти метров в высоту, а это
добрый десяток кубометров песчано-гравийной смеси. Он облюбовал самое
удобное место - у заповедного рыбного плеса, где берег был круче и наверху
краснел кусочек старого, не тронутого лесорубами бора. Напрямую до центра
"перекрестка" отсюда метров триста. Единственным неудобством было то, что
работать придется на глазах всякого, кто вздумает здесь порыбачить. На этот
случай Русинов намеревался воспользоваться рыбацким законом: плес-
прикормленное место, и потому можно попросить всех "халявщиков" убраться
подальше. Но при этом никак нельзя было избавиться от глаз Петра
Григорьевича. Уж он-то обязательно заглянет попроведать рыбака, и ему не
скажешь, что копаешь червей для наживки...
Грунт оказался довольно рыхлым, однако саперной лопаткой делать тут было
нечего. Русинов сделал разметку и в оставшееся до обеда время решил
порыбачить. Он покидал спиннинг с самодельной мышью под бурлящие камни у
горловины омута, где обычно стоят леньки и таймени, затем перецепил блесну-
безрезультатно. Кажется, заповедный плес был пуст, либо и тут у пчеловода
были свои секреты. Русинов перебрался на другой берег, вышел на тропу и
сквозь деревья заметил на дороге громыхающий лесовоз. Он успел проскочить на
пасеку, видимо, утром, когда Русинов обследовал берега и из-за шума реки не
услышал. Теперь он мчался в обратном направлении, и шофер, судя по скорости,
готов был свернуть горы. Нет, ни один человек тут не был случайным! Каждый
выполнял какую-то свою функцию, возможно, не подозревая о всем процессе в
целом. После прошлой ночи Русинов уже был уверен, что попал на пасеку по
чьей-то воле. Кто-то невидимый пожелал, чтобы "рыбак-отпускник" оказался под
покровительством Петра Григорьевича, и шофер лесовоза не случайно несколько
раз упомянул о пасеке, будто подталкивая Русинова сюда. А пчеловод, этот
актер, философ и бард, наверняка знал, кого пригрел. Русинов доставлял ему
неудобство, а если вспомнить вчерашнюю встречу его с Раздрогиным, то и вовсе
тяжкие хлопоты. Однако Петр Григорьевич даже виду не показал, и это его
терпение значило очень многое. Кто-то вел с Русиновым игру, контролировал
всякий его шаг, держал под надзором.
И это была не Служба безопасности! И потому следовало принять эту игру,
упорно продолжая свое дело. Возможно, даже в какой-то степени
демонстрировать свой интерес, провоцировать неведомых партнеров к действиям.
Иначе никогда не понять, как в одной компании смогли оказаться "пермяк",
похожий на Авегу, исчезнувший разведчик Раздрогин и обыкновенный пчеловод,
мечтающий научиться летать на самолете. Конечно, можно было предположить,
что Служба еще с семьдесят восьмого года начала какую-то долговременную и
крупномасштабную операцию вокруг "сокровищ Вар-Вар" и организовала пропажу
своих разведчиков, создала глубоко законспирированную систему охраны на
Урале, чтобы держать территорию под негласным контролем. Однако Русинов
довольно хорошо знал, на что способна и что может Госбезопасность. К тому же
при таких крутых переменах в государстве, когда все разваливается,
развалилась бы и эта система, как Институт, как сама Госбезопасность,
дышащая на ладан.
Если это была Служба, то существовала она на содержании и под
руководством каких-нибудь "мелиораторов". Не исключено, что
российско-шведская компания "Валькирия", где оказался Савельев,- всего лишь
надводная часть айсберга, эдакий горчичник, отвлекающий внимание от
истинного существа дела.
И если это так, то покойный Авега и этот странный "слепой", встречающий
восход солнца,- "мелиораторы"...
Этот вывод, всего лишь одна догадка, холодил солнечное сплетение, словно
Русинов заглядывал в черную бездонную пропасть...
Надо было каким-то образом сообщить обо всем Ивану Сергеевичу, а лучше
вытащить его сюда. Потому что шея заболела все время озираться по сторонам.
8
Между тем гостей на пасеке прибыло. Русинов возвращался берегом и,
подходя ближе, заметил возле чана женскую фигуру в белом халате. Петр
Григорьевич подбрасывал мелкие щепки на тлеющие под чаном угли- опять
"варили уху"...
- А вот и рыбак-рыбачок! - обрадовался он.- Сейчас и пообедаем! Где ж
улов-то твой? Поди, один-то донести не смог?
- Не смог! - отшутился Русинов.- Потому назад отпустил.
Новой гостьей оказалась девушка лет двадцати пяти, и о том, кто она и
почему оказалась здесь, говорил не только медицинский халат, но и сухая кожа
тонких рук, которые очень часто моют с мылом. Привыкший уже переводить с
древнего арийского языка всякое слово, Русинов тут же перевел ее имя -
Ольга. "Ол" - "хмельной напиток из ячменя", "га"- движение. Имя ей
соответствовало- "бродящее молодое пиво". Делала она все стремительно, с
каким-то пузырящимся внутренним азартом - измерила давление лежащему в чане
"пермяку", затем сделала ему внутривенный укол розовым шприцем, а затем в
несколько минут, с помощью пчеловода, распяла больного на "голгофе".
Приспособление для растяжки суставов и позвоночника было нехитрым, но
эффективным: "пермяк" облегченно вздохнул, когда к тросам у ног и головы
подвесили груз. Петр Григорьевич теперь был на подхвате у профессионального
лекаря. На сей раз воды в чане было чуть на донышке. Больного сначала
намазали серой, иловатой грязью, похожей на сапропель, затем обсыпали
измельченной травой и обложили свежей пихтовой лапкой, оставив открытым
только лицо. Пчеловод подбросил дров в огонь, а Ольга погрузила в парящий
чан длинный стеклянный термометр. Метод лечения был невиданный- смесь
знахарства с физиотерапией и бальнеологией, но, похоже, не раз проверенный.
Пасека, кроме всего, служила еще курортной лечебницей.
Русинов уже ничему не удивлялся, лишь спросил, выдержит ли у больного
сердце при такой смеси приемов и средств. Ольга рассмеялась, мельком глянув
на "рыбака", самоуверенно заявила:
- Это сердце выдержит! Посмотрите на кардиограмму! Русинов взял ленту
кардиограммы и вспомнил Авегу в день солнечного затмения...
- Интересно,- проронил он, разглядывая линии самописца, хотя в
кардиологии разбирался очень слабо.- А в историю болезни можно заглянуть?
- Историю болезни? - Она как-то легкомысленно пожала плечами.- Это же
частная практика, индивидуальный подход...
- Мы никаких историй не ведем,- пришел на выручку пчеловод.- Главное, на
ноги человека поставить. Ну, пошли обедать!
Русинов и не надеялся, что в этой "лечебнице" можно увидеть какую-нибудь
бумагу, кроме кардиограммы. И по тому, как "лекари" смутились, стало ясно,
что "пермяка" никогда бы не положили в больницу: скорее всего, у него, как и
у Авеги, не было никаких документов. Но даже если бы они были, его бы все
равно не показали посторонним врачам, чужим людям. "Мелиоратор"- человек на
нелегальном положении и как бы для окружающего мира не существует. Стоило
ему появиться тут, как вокруг него завертелась вся жизнь - пришел на ночную
встречу еще один "несуществующий"- Виталий Раздрогин, откуда-то привезли
профессионального врача. А Петр Григорьевич с утра знал, что доставят
"пермяка", и готовил ему чан. Этот слепой "пермяк" откуда-то вышел, причем
довольно неожиданно для тех, кто сейчас обихаживал и пользовал его.
Пчеловод, Ольга и даже Раздрогин были всего лишь подручными, своеобразной
обслугой; главное же лицо- он, явившийся из ниоткуда...
Неужели это еще один член экспедиции Пилицина, пропавшей в двадцать
третьем году? Ведь указывал же экстрасенс Гипербореец на фотографии, кто
жив, а кто нет!
И если Ольга- совсем молодая женщина и молодой врач- так ловко
управляется с необычным методом лечения, значит, лечит уже не первый раз и
знает, что лечит и кого.
После обеда Петр Григорьевич сразу же побежал к чану, чтобы подменить
дежурившую возле "пермяка" Ольгу. Русинов нарочно ел медленно и задержался
за столом. Она вошла в избу - уже без халата, в джинсах и легкой кофточке,
гибкая и подвижная, привычно скользнула между резных столбов к столу, где
стоял ее обед, заботливо приготовленный хозяином пасеки. Чувствовалось, что
она тут не первый раз и ей все знакомо. Пища, как и вчера, оказалась
пресной, и Ольга, не пробуя, посолила и салат из огурцов, и наваристый,
томленный в печи борщ.
- Приятного аппетита! - сказала она весело и принялась за еду.
- Вам тоже,- откликнулся Русинов и поймал себя на мысли, что любуется ею.
- Кстати, а как зовут вашего больного?
- Дядя Коля,- просто ответила она.
- А по отчеству? Неудобно как-то... дядя Коля!
- Не знаю! - засмеялась Ольга.- Я его с детства помню. Дядя Коля, и
все... Он с моим отцом дружил.
- Вы отсюда родом! - удивился Русинов.- Из какого же села?
- Конечно! - призналась она и охотно объяснила: - А родилась знаете где?
Название скажу вам, упадете! Гадья! Слыхали?
- Слыхал. Это на Колве?
- Да... Зато места у нас там! И река такая красивая!
- И название хорошее,- продолжил Русинов.
- Ну уж!..
- Знаете, как переводится?
- Змеиное место! - простодушно сказала она.- Там у нас змеи! Выползут и
на камнях греются.
- Ничего подобного! Гадья значит "глубокая, бурная, стремительная",-
пояснил Русинов.
- Не может быть! - не поверила она.- У нас все говорят- змеиная... Хотя
река у нас там в самом деле бурная.
