абсолютно здорового сердца, соответствующего спортсмену-марафонцу.
И Русинов почувствовал себя лучше, а свое недомогание отнес к переживанию
за Авегу, никак не связывая сердечную боль с солнечным затмением...
Когда в квартире никого не осталось, Русинов спросил в упор:
- Ты - саура? Ты поклоняешься солнцу?
- Я - Авега,- с обычным достоинством ответил он.- Сауры живут на реке
Ганга, а я лишь приношу им соль.
- Ты можешь объяснить, почему сейчас тебе было плохо?
- Я слепну,- признался он.- И потому затмение принял за свой срок. А это
был не мой срок.
- Но ты каждый день молишься солнцу!
- А ты, Русин, разве не молишься солнцу?
- Нет!
- Неправда,- заметил Авега.- Все люди от рождения до смерти молятся
солнцу. Веруют в своих богов, но почитают солнце. Каждый человек, увидевший
утром солнце, обязательно радуется. И говорит: "Какое хорошее солнце! Как
солнечно сегодня!" Это молитва солнцу. Ты никогда не говорил так?
- Говорил...
- Вот и я говорю: "Здравствуй, тресветлый!"
- А хлеб-соль?- нашелся Русинов.- Почему ты попросил?
- Я - Авега,- проговорил он.- Мне нельзя трогаться в путь без хлеба и
соли.
- Ты собирался уйти?
- Да,- смутился Авега.- В последний путь... Да только это не мой срок!
В папке с делом Авеги хранилась копия протокола, где значилось, что при
личном обыске в Таганрогском спецприемнике у него изъяты сухари и соль.
- Почему ты не ешь соль? - спросил Русинов.
- Я- Авега,- снова повторил он.- Мне можно не есть соли. Когда ты, Русин,
станешь добывать ее, тоже не станешь есть.
- Соль - символ солнца?
- Да,- нехотя проронил он.- Потому люди стали есть соль. И не могут жить
без нее, как без солнца.
- Значит, изначально горькая соль была священной? Авега вскинул на него
глаза и неожиданно заявил:
- Ты изгой, Русин. Мне нельзя с тобой говорить.
- Хорошо,- согласился Русинов.- Скажи мне только: зачем ты нес соль на
реку Ганг?
- Сауры просили..,
- У них что, нет соли?
- Есть,- вымолвил Авега.- Да им нужна священная соль.
- Где же ты берешь ее?
- В пещере... Не искушай рок, Русин! - вдруг жестко проговорил он.- Нас
слышит Карна.
Русинову казалось: еще мгновение, еще несколько слов, оброненных Авегой,-
и откроется нечто недоступное разуму. И этот полубредовый разговор внезапно
уложится в строгие рамки логики и истины. Однако, произнеся имя "Карна",
"знающий пути" прочно умолк, и нельзя было больше терзать его вопросами.
Если бы тогда знать, что Авега не единожды уже хаживал в Индию на реку Ганг
и приносил туда священную соль! И что в судьбе его, а значит, и в этих
таинственных походах принимал участие сам Неру! Ничего этого Русинов не знал
и потому при всем своем расположении к Авеге не мог, не в состоянии был
поверить ему. Из нагромождения нереальных, фантастических фактов он пытался
выбрать рациональные зерна с той лишь целью, чтобы хоть как-то проникнуть в
его непонятный мир и извлечь информацию, интересующую Институт. Бред
сумасшедшего иногда бывает гениальным, но чтобы принять этот гений, следует
самому сойти с ума. И потому Русинов, разговаривая с Авегой, всякий раз
мысленно, на ходу рассортировывал все, что слышал, и отбирал факты для
отчета, а многое, на его взгляд, неважное и сумбурное, отбрасывал. Это была
своего рода неумышленная халтура. В какой-то степени она спасла Авегу от
множества вопросов, когда спустя два года за него круто взялась Служба, а
также не дала пищи для серьезных аналитических выводов, которые могли бы
быть основаны на кажущемся фантастическом материале.
В восемьдесят третьем году Авегу неожиданно забрали из Института в
веденье Службы. За два года Русинов уже успел забыть о несостоявшейся
поездке в Индию, а точнее, о причинах невыдачи визы. Естественно, никто не
знал, почему Служба забрала "источник", и считали, что она таким образом
проявляет свой профессионализм и рвение,- дескать, Институт столько лет
продержал человека у себя и получил мизерные результаты, а вот мы сейчас
покажем, как нужно работать. Авега не был ни арестованным, ни задержанным.
Случай был по-своему уникальный, и его содержали скорее как предмет научного
изучения, и это значительно лучше, чем психушка либо дом престарелых. Где бы
еще так следили за его здоровьем, выполняли любое возможное желание и
придумывали развлечения? Десятки раз он мог бы спокойно бежать, когда вдвоем
с Русиновым они уезжали за сотни километров от Института- на родину Авеги в
Воронеж, затем к сестре участника экспедиции Андрея Петухова в Новгород. Он
же повиновался одному ему ведомой силе рока и не помышлял о побеге.
И тут произошло неожиданное: Русинов ощутил тоску по этому человеку,
причем в первые месяцы такую, что все валилось из рук, будто после потери
дорого, близкого родственника. Он и не заметил, как из "источника", из
предмета для изучения Авега превратился для него в источник особого,
достойного и мудрого отношения к миру, к собственной личности, к людям и
обстоятельствам. Русинова вдруг поразила мысль, что он никогда в жизни не
видел свободнее человека, чем спрятанный за колючую проволоку Авега. Для
него как бы не существовали эти материальные преграды в виде заборов,
часовых, негласной охраны, ибо он умел всецело распоряжаться собой, и никто
не мог ограничить его воли. Только вольный человек способен источать
спокойствие и добро и за много лет ни разу не изменить себе; только
невероятной силы человеку возможно покоряться своему року и не дрогнуть под
роковыми обстоятельствами.
Каждый день Русинов заходил в пустую квартиру или доставал из своего
стола деревянную ложку с приспособлением для усов, найденную в первый день,
когда Авегу увезла Служба,- все, что осталось от него. Несколько раз он
ходил к руководству Института с требованием, чтобы вернули "источник",
поскольку встало целое направление в проекте "Валькирия". Начальство лишь
пожимало плечами и само терялось в догадках: на любые запросы Служба упорно
отмалчивалась.
Лишь через полгода стало известно, что Авега умер на второй день после
усиленных допросов, а также то, что он не оставил на земле даже могилы,
поскольку тело после смерти немедленно заморозили и отправили в клинику,
изучающую вопросы долгожительства. И мертвый, он продолжал оставаться
предметом для изучения...
Служба затребовала в Институте все материалы, касающиеся Авеги, и кроме
того, всех, кто работал в контакте с ним, приглашали на беседы. Русинов
выяснил, что смерть "знающего пути" наступила внезапно: утром встретил
солнце в своей камере-одиночке, затем лег на пол головой на восток и, зажав
в руке кусок хлеба со щепотью соли, скончался. Официальный диагноз гласил-
острая сердечная недостаточность. Службу больше всего интересовал вопрос: с
какой целью Авега проникал на территорию Индии?
Можно было ответить, что он приносил на реку Ганг священную соль, но в
это вряд ли бы кто поверил...
После смерти Авеги внимание Русинова уже целиком было притянуто к Уралу.
С того же восемьдесят третьего года в горах начали геофизические
исследования с целью выявления неизвестных пещер, заброшенных соляных копей
и русел подземных рек.
И с того же года Урал показал свои зубы. Люди больше не терялись, а
попросту погибали. "Стоящий у солнца" не брал в плен...
Первым неожиданно и скоропостижно скончался "егерь" - здоровый, крепкий
парень: слабых в Службу не принимали. Пришел от вечернего костра в свою
палатку, а наутро его нашли мертвым, стоящим на четвереньках, и как Служба
ни крутила, никакого криминала не обнаружила. У тридцатидвухлетнего "егеря"
случился инфаркт, которым объяснялась и странная поза, и застывший на лице
ужас. Буквально через месяц на другом участке Северного Урала, но опять в
своей палатке, погиб еще один "егерь". Этот застрелился из своего служебного
автомата. Дотошная проверка Службой обстоятельства смерти и причин
самоубийства не подтвердила криминальной версии. "Егерь" оставил банальную
записку, чтобы никого не винили, и выстрелил себе в сердце. К нему вбежали
почти сразу после выстрела, и ни в палатке, ни в окрестностях стана - месте
открытом - никого не обнаружили, да и следственный эксперимент,
баллистические исследования однозначно говорили, что "егерь" застрелился.
Причина была: экспедиционная жизнь и долговременные командировки разрушили
семью. Жена изменяла ему почти в открытую...
Тогда же Русинову пришла мысль, что Урал мстит за Авегу, причем только
Службе. Однако осенью этого года погиб завхоз лаборатории по фамилии
Заварушко - молодой, веселый парень, мечтавший в одиночку отыскать сокровища
древних ариев. Для будущего сезона он развозил и устанавливал высоко в горах
небольшие, облицованные алюминием вагончики. Вертолет оставлял его вместе с
вагончиком всего на одну ночь. Заварушко с помощью домкрата выставлял балак
и заготавливал дрова, чтобы успели просохнуть к лету. Так что времени на
романтические поиски пещер, набитых золотом, у него практически не
оставалось. Его нашли вертолетчики в трехстах метрах от вагончика. Он был
убит зверски, похоже, остро заточенным колом. У Заварушко был служебный
пистолет Стечкина - оружие серьезное и надежное, однако почему-то он им не
воспользовался. И убийца не взял пистолет, что было очень странно.
Вылетевшая в горы оперативная служба установила, что Заварушко забил лось -
было как раз время гона. Смертельные удары в живот и грудь были нанесены
передними копытами и рогами зверя, который во время своей свадьбы всякий
движущийся предмет принимает за соперника...
Мысль о мщении за Авегу пришла в голову не одному Русинову. Вскоре
институтский бард сочинил песню, где были слова:
По воле рока "егеря" стрелялись в сердце,
По воле рока - поединок Заварушко,
Не распахнет седой Урал пред нами дверцы,
А отомстит еще не раз - вот заварушка!
Три жизни - за Авегу!
Таков сегодня счет,
И я подобно снегу,
Под солнечным лучом...
На следующий год в состав экспедиции включили профессионального врача,
снабдили медикаментами на все случаи жизни, запретили жить в палатках
поодиночке и рекомендовали не любоваться на диких зверей, как было обычно, а
отстреливать в целях самозащиты. Да знать бы где упасть! Гибель очередного
"егеря" произошла буквально на глазах. Сотрудники Института делали
сейсморазведку, а охранник, чтобы видеть подальше, забрался повыше и сел на
камень возле высокого останца. Конечно, он скучал от безделья и поэтому
расслабился на жаре. Кто-то из геофизиков заметил пыль на скале и крикнул
"егерю": "Бойся!" И если бы не крикнул, может, и не случилось трагедии.
"Егерь" метнулся в сторону и точно угодил под небольшой камень, сорвавшийся
с вершины останца. Когда люди подбежали, он был мертв. Русинов в тот же
момент лично обследовал останец: наверху никого не было и быть не могло,
вокруг- тоже...
А спустя неделю на этой скале появился знакомый таинственный знак-
вертикальная линия с четырьмя точками с левой стороны. Русинов немедленно
вызвал вертолет и облетел все места, где в прошлом году погибли люди: знак
стоял везде, и теперь было точно известно, что точки с левой стороны
означали смерть, а с правой- жизнь. На камне, где должны были встретиться
Инга Чурбанова и Данила-мастер, стоял знак жизни...
Самое же главное, эти меты подтверждали давнее подозрение Русинова, что
каждый шаг пришлых людей на Урале кем-то незримо контролируется, причем с
конспирацией, которой может позавидовать любая Служба мира.
И поэтому он не верил, что все встречные-поперечные здесь люди -
