с толку фирму Савельева. А в том, что Служба работает на него, сомнений не
оставалось.
Савельев был в общем-то неплохой парень и толковый специалист. Одно время
Русинов даже хотел перетащить его в свою лабораторию, и если бы не
начавшееся сокращение, теперешний владыка Северного Урала успел бы
поработать по проекту "Валькирия". Его уволили из Института при ликвидации
вместе со всеми, и выходное пособие выплатили, и работу подыскали хорошую,
ибо до пенсии ему было еще, как медному котелку. А вот поди же ты! При
воскресении "птицы Феникс" воскрес именно он, а не кто другой. И сразу
"Валькирию" рассекретили, по сути, создав одноименную фирму. От кого теперь
скрывать? Но зато вот организовали тотальную слежку за всеми приезжающими на
Северный Урал, а значит, и на Приполярный. Конечно, проскочить мимо Службы
можно при въезде, да ведь "пожарники" рыщут по горам - пожароопасный период!
Поймают - последние штаны снимут. Придраться можно элементарно: заповедник,
нарушение правил, оскорбление при исполнении служебных обязанностей.
Где-то в Чердыне, а может и поближе, перед приемником сейчас сидел
оператор и отмечал, что "объект" находится на берегу Колвы с такими-то
координатами. А завтра к радиомаяку присобачат видеоглаз и станут не только
слышать, но и подсматривать... Заткнуть "рот" радиомаяку можно было лишь
свинцом! Однако, чтобы изготовить экран, всех припасенных грузил рыболовных
снастей не хватило бы. Не переплавлять же аккумулятор! Тем более что гаишник
сказал про их дороговизну. Поехал бы сейчас тот веселенький шофер на
лесовозе. Налить ему стакан, наверняка мается с похмелья,- и свинцу бы было
на гробницу фараона...
Русинов свернул опыты, запустил двигатель и отправился искать пасеку.
Может, кроме медовухи и прекрасного места и свинец найдется, а может, туда
заскочит и шофер лесовоза, чтобы не трещала голова. Он отыскал поворот и
потянул в гору по старой, захламленной сучьями и бревнами дороге. Похоже,
здесь давно уже не возили лес, и проселок постепенно зарастал. На
радиолокаторе у "пожарника" сигнал начал перемещаться, и в конце пути умная
автоматика отобьет координаты. Глянув на карту, "пожарник" сбросит
напряжение и потянется: медовуха нравилась и Службе...
Пасека оказалась не близко - в сорока километрах от реки, и место здесь
действительно было прекрасное. Если бы не старые лесосеки, не рваная
гусеницами земля и горы гниющих сучьев, сравнить эти ландшафты можно было
лишь со знаменитыми швейцарскими. На взгорке, среди зарослей малинника,
высилась большая, с рубленым двором изба, и возле на ухоженной площадке за
высокой изгородью пасека - ульев на сто. В воздухе реяли пчелы, остро пахло
свежескошенной травой и нектаром. Хотелось лечь на землю и лежать, раскинув
руки, испытывая благодатный покой, как в детстве...
Русинов неожиданно вспомнил, что здесь, возможно, начинается площадь
"перекрестка"! Озабоченный неукротимым радиомаяком, он как-то выпустил из
виду, что движется в нужном работе направлении. И пасека здесь поставлена не
зря! Пчелы и пчеловоды каким-то образом разбирались в магнитных линиях
Земли, угадывали, на какое место из открытого космоса струится благодать и
безмятежный покой. Это было замечено Русиновым еще в Московской области,
когда они испытывали прибор с кристаллом КХ-45, и требовало специального
изучения.
Пасечника звали Петр Григорьевич Солдатов. Его нельзя было назвать
стариком- смешливые и чуть шальные глаза смотрели молодо, с каким-то
постоянным азартом, и зрачок левого отчего-то был сильно увеличен, почти до
размеров зеницы. Седоватая курчавая борода и такие же волосы делали его
похожим на доброго, веселого сказочника. От одинокого житья на
благословенной горе Петр Григорьевич, видимо, и скучал, и испытывал
наслаждение одновременно. Он жаловался на тоску и воспевал все вокруг; он
тут же признался, что невероятно ленив от природы, однако ни секунды не
сидел без дела. Едва Русинов заикнулся о свинце - мол, на рыбалку приехал, а
грузила забыл дома, в Москве,- не гайки же привязывать! - пчеловод нырнул в
темень огромного двора с поветью и вынес ему увесистый ком свинца - изоляцию
от толстого кабеля, скрученного в рулон.
- А на-ка вот! Рыбак-рыбачок, моченый бычок! Может, и кадку под улов
дать?- засмеялся, сразу располагая к себе.
Русинов размотал мягкий свинцовый рулон и обрадовался: прибор можно
завернуть слоя в четыре-пять!
- Где остановился-то, мытарь? Поди, на Колве?
- Да пока нигде,- признался Русинов.
- На Колву не ходи, там в эту пору не клюет! - заявил Петр Григорьевич.-
Вот на моей речонке - да! Скажу тебе по секрету - без рыбы не живу круглый
год. Не смотри, что маленькая, внизу омут есть, хариуса хоть ведром черпай!
Это было приглашение в гости, и Русинов им тут же воспользовался.
Обрадованный пчеловод- есть же еще люди, которые радуются чужим людям! - тут
же побежал топить баню. Баня стояла на речонке, в отдалении, и Русинов
сначала измерил силу магнитного поля- "орех" спокойно парил в воздухе. Когда
лозоходцы в Институте впервые заклеили кристалл в скорлупу и отпустили его
однажды без привязи в разряженном магнитном пространстве, то едва потом
поймали. Это парение было обманчивым. Лишившись нитки и получив свободу,
"орех" начинал перемещаться в пространстве, будто влекомый сквозняком, и на
коротком отрезке мог набрать приличную скорость. Этот кристалл был Авегой в
тридесять.
Так было сделано открытие, тоже никем не зафиксированное,- закономерности
движения в пространстве шаровой молнии.
Русинов с оглядкой на баню привязал "орех" к изгороди, обмотал радиомаяк
свинцовой пластиной, запечатал, замял торцы и поднес к кристаллу. Сигнал еще
проходил, но настолько слабый, что почти не возмущал чуткий "орех". Если бы
еще немного свинца, и можно укротить "стукача" вообще. Русинов
удовлетворенно спрятал кристалл в кулак, чтобы не вихлялся в воздухе, и
повернулся к машине...
Петр Григорьевич стоял метрах в пятнадцати и с любопытством наблюдал.
Увлеченный экспериментом, Русинов и не заметил, когда тут появился веселый
хозяин пасеки.
- Ну что, как баня? - чтобы скрыть чувства, спросил Русинов.
- А через часик и натопится! - сообщил Петр Григорьевич, скрывая
любопытство.- Летом-то быстро!
Русинов постарался незаметно убрать кристалл во внутренний карман куртки
с замком-"молнией" и, не пряча радиомаяк, "забинтованный" свинцом, подошел к
машине. Исчезать сейчас в эфире не имело смысла, и поэтому требовалось снять
свинцовый экран. Пчеловод же не уходил - напротив, тянулся к гостю с
разговорами.
- Надо бы перед баней перекусить,- проговорил Русинов.- На голодный
желудок в парную нельзя.
- А вот я тебя ухой покормлю! - обрадовался Петр Григорьевич.- Вижу, ты
на крупную рыбу собрался. У меня же мелконькая, зато уже в котелке! Пошли!
- Сейчас! - откликнулся Русинов.- Рюкзак только вытащу да белье чистое
приготовлю...
Едва пасечник скрылся в избе, Русинов достал нож и разрезал свинцовый
панцирь на две половины. Получился разъемный футляр, куда можно было
вставить при нужде злополучного "стукача"...
Только бы узнать, что видел, точнее, что успел увидеть глазастый пчеловод
и на какую крупную рыбу намекал?
6
Русинов вошел в крытый двор, поднялся по ступеням - изба стояла на
высоком подклете - и, оглянув-шись на широченную поветь, слегка обомлел. У
дверей завозни стоял новенький ярко-оранжевый дельтаплан с двигателем за
пилотской кабиной. Вещь эта была здесь неуместной, нереальной, существующей
автономно от дома и его хозяина. Русинов не удержался и подошел пощупать.
Красивый профиль крыла по размаху в аккурат соответствовал размеру двери,
видимо, недавно расширенной. Мягкое сиденье в люльке-кабине рассчитано на
двух человек и настолько притягивало, что хотелось забраться и посидеть под
этим солнечным полотнищем над головой.
- Ты, случайно, летать на нем не умеешь?- Петр Григорьевич появился опять
неожиданно.
- Нет, не умею,- признался Русинов.
- Жалко... Кто ни приедет- все не умеют,- пожаловался он.- Купил вот,
теперь стоит. А ребята не скоро приедут...
- Какие ребята?
- Да те, что обещали летать научить! Сам попробовал зимой - взлетать
взлетаю, а сесть не могу. Чуть крыло не сломал, стойку вон погнул слегка.
- Сколько же стоит такая игрушка?- спросил Русинов.
- А!- отмахнулся тот.- Две с половиной тысячи зелеными, недорого. Машина
нынче дороже. Мою машину видел?
- Нет!
- Внизу там, во дворе, стоит,- пасечник постучал сапогом по полу,-
"патруль-нисан" называется...
- "Патроль-нисан"?
- Или так как-то,- отмахнулся он и засмеялся счастливо.- Знаешь сколько
отдал? Тридцать пять! И тысячу, чтоб ко мне сюда пригнали. Во как!
- Ну?!
- Да, рыбачок! Зато теперь красота!
- Ты, Петр Григорьевич, миллионер! -похвалил Русинов без всякого умысла.-
Богато живешь!
- Если ограбить собрался, так предупреждаю: ничего не получится,- весело
предупредил он.- Пробовали уже...
- Бог с тобой, Петр Григорьевич! - смутился Русинов.- Я не грабитель.
- А что ты там у забора мараковал? - вдруг с хитринкой спросил пчеловод.-
Что за хреновину проверял?
- У забора?
- Ну, у забора. Пока я в бане был.
- А! Удочку делал! - будто бы вспомнил Русинов.
- Интересная удочка...
- Я тебе потом покажу,- пообещал он.- На крупную рыбу. Новейшее
изобретение. Запатентовано в семидесяти странах мира. Магнитная.
- А наживка какая?
- Грецкие орехи.
Он пожевал губами, пощурился, ломая мохнатые брови, и рассмеялся:
- Да! Чудес на свете много навыдумывали! Вот, например, самолет.
Железяка, а летает!
- Зачем тебе самолет?- не скрывая удивления, спросил Русинов.
- Как зачем? Зимой за хлебом летать! - Он приобнял гостя и повлек к двери
избы.- Пошли, ухи похлебаешь. Из хариуса! Час туда, час назад, и я на неделю
с хлебом. Свой-то я не пеку, лень.
Изба Петра Григорьевича представляла собой музей или выставку
декоративного и прикладного творчества. Этот человек, словно истосковавшись
смертельной тоской по работе, неутомимо выстругивал, вырезал, вытачивал
что-то: помещение было уставлено деревянными скульптурами и столбами самой
невероятной конфигурации и формы. На стенах висели какие-то странные
маски-коряги анфас и в профиль. Из корней он вырезал кроны деревьев, а из
витых, скрученных в спирали колец или вообще клубков он делал причудливых
змей. Больше всего притягивали внимание и возбуждали воображение столбы, лес
столбов! В каждом умещались все стили - от классики до модерна. Петр
Григорьевич словно задался целью разрушить всякую школу и форму, лишить их
внутренней гармонии, симметрии и смысла, наполнив динамикой и стихией. Он
творил во имя творчества, создавал во имя удовлетворения своего порыва.
Однако странным образом в этом нагромождении и хаосе возникала какая-то
особенная, стихийная сила гармонии, никогда не виданной и будоражащей
воображение. Его творчество не укладывалось ни в какие каноны, но оно было
каким-то древним, словно из сказки либо сна-откровения. Посредине избы стоял
незаконченный столбик, который словно вырастал из двухметрового бревна и
кучи щепок. Из всех инструментов у него было полуразбитое долото, топор без
топорища и молоток.
Петр Григорьевич усадил гостя за стол, где дымилась в миске золотистая
уха. На белой скатерти все приборы и причиндалы были деревянные, сделанные с
любовью и старанием. Сам же встал к столбу и уже застучал, брызгая щепой.
