стакан, и Русинов запаял ее в нижний бачок радиатора. Вся беда в том, что
скоро этот тайник для нее уже бы не пригодился, потому что на первом же
"перекрестке Путей" вынутый из капсулы кристалл невозможно было поместить
назад: требовался специальный вакуумный агрегат, достать который было
невозможно. Поэтому срок службы кристалла после извлечения на свет Божий
измерялся десятью-двенадцатью месяцами, а надо было проехать и пройти с ним
не одну тысячу километров. Кроме того, существование самого кристалла в
личной собственности было законным основанием для задержания и ареста: он
один из немногих вещей в России пока еще не стал предметом купли-продажи и
составлял государственную тайну стратегического значения.
Загадка древних путей человека, путей миграции зверей и птиц состояла в
том, что, передвигаясь на земле с севера на юг, с востока на запад, а равно
и в обратном направлении, они не задумывались об ориентирах. Они шли,
повинуясь законам сансары. Это было единство всей природы, несмотря на все
многообразие форм существования жизни. Они изначально знали, как пройти по
земле и не попасть ни в ловушки, ни в катастрофы, найти пищу, воду, кров, а
если нужно - целительные травы и корни. Знание путей хранило им не только
жизнь и свободу, но и как бы позволяло исполнять все предначертания рока.
Пути земные имели свои параллели с путями небесными, судьбоносными,
отраженными как бы зеркально. И если ты по какой-то причине- чаще всего от
болезни или старости- утерял эту способность - находиться в постоянном
створе путей земных и небесных, то можешь угодить в лапы хищнику, сорваться
в пропасть, умереть от безводья и голода. Суть открытия, сделанного в
лаборатории Русинова, заключалась в том, что все пути как бы скользили в
"спокойном" пространстве между магнитными силовыми линиями и полями, мимо
магнитных бурь и штормов, находили лазейки между множеством озер, проходы в
непроходимых горах, воздушные коридоры над морями и озерами. И потому
древний человек знал, когда можно отправляться в путь, и не трогался с
места, даже если был попутный ветер, ибо без всякого прогноза погоды ему
было известно, что к обеду начнется шторм. Потому лебеди оставались вдруг
дневать при ясной погоде, а зверь загодя наедался и ложился в чаще переждать
непогоду. Атавизмы этого предчувствия, наверное, оставались еще у Колумба и
Семена Дежнева, у Ермака и Афанасия Никитина, по только атавизмы. Колумб
сразу бы "признал" Американский континент и не принял его за Индию; Ермак бы
"знал", что нельзя в этот день выходить из походного шатра, ибо его
поджидает опасность и смерть.
Наверное, древний человек и весь живой мир знали еще что-то, владели
какими-то другими способностями и чувствами, пока не открытыми, поскольку
гравитационные приметы были лишь первым пластом познания глубин мироздания.
Откуда бы тогда было известно им строение Вселенной и строение атома?
Трагедии для всей живой материи на Земле наступали лишь тогда, когда они
становились продолжением космических трагедий- изменения силы земного
притяжения, замедление или увеличение скорости вращения небесных тел, удары
огромных метеоритов, взрывы которых могли породить эффекты "ядерной зимы" и
оледенение материков. Тогда все живое на Земле теряло свои способности к
чувствам и ориентации в новой среде. Однако наступившее равновесие и
спокойствие всех стихийных сил на Земле достаточно быстро приводили в
чувство и зверей, и птиц, и человека. Они скоро находили пути и вновь
продолжали свое гармоничное существование.
Личное же открытие Русинова, не зарегистрированное и не защищенное
авторским правом, состояло в том, что он нашел "перекрестки" меридиональных
и широтных путей. И поразило то, что на земле они были обязательно чем-то
отмечены,- чаще всего в масштабе "микроперекрестков" стояли церкви, а, по
преданиям, на этом месте до христианства существовали языческие капища,
священные деревья и рощи, а то и просто обыкновенные игрища. На
"Микроперекрестках" находились древние города, поселения, стоянки, и если
даже было пусто и предания не сохранили ни топонимики, ни событий, с ними
связанных, то при раскопках обнаруживались мощные культурные пласты либо
древние поля битв.
А он рассчитывал отыскать древние арийские города, оказавшиеся под
ледниковой мореной, на дне озер под мощным слоем ила, под руслами рек, а то
и вовсе стертых с лица земли. Он мечтал найти центр этой исчезнувшей
культуры, ибо свято верил Ломоносову: ничто не берется из ничего, и ничто не
исчезает бесследно, за исключением, пожалуй, эфемерных кристаллов КХ-45. И
те, наверное, испаряясь, что-нибудь выделяют...
На какое-то время даже идея поиска "сокровищ Вар-Вар" отступила на второй
план, и если бы не известие, что перевоплощенный в совместное предприятие
Институт, оказывается, существует и работает над проектом "Валькирия",
Русинов бы еще задержался на одно лето, чтобы отработать методику поиска,
уточнить расчеты, сделать поправки и подготовиться к долгосрочной экспедиции
более основательно.
Теперь же он ехал в строго определенное место- на Северный Урал, в зону,
наиболее вероятную для осуществления проекта. Именно здесь было самое мощное
скопление "перекрестков" разной величины - от пятачков до огромных площадей
в десятки километров. Словно кто-то встал посредине Евразийского континента
и сгреб руками все астральные точки с запада и востока, заодно насыпав гряду
Уральского хребта.
Но более, чем своим открытиям и расчетам, более, чем магическому
кристаллу, Русинов доверял сохранившейся топонимике. УРАЛ буквально означало
- "Стоящий у солнца". А на одном меридиане с ним, но много южнее, в "стране
полуденной" находилось озеро АРАЛ. Это название переводилось как соединение
огня земного и небесного. Однако неразрешенной загадкой оставалось то, что в
районе усыхающего Арала было почти полное отсутствие "перекрестков".
Наверное, потому и нельзя жить там, где смыкаются два огня. Не зря же не
советуют попадать между ними...
Однако что Северный Урал, что окрестности Арала были места
малонаселенные, но это уже оттого, что человек давно перестал чувствовать,
где ему следует жить, и рвался в крупные города и столицы.
Русинов выехал из Москвы через Щелково на Иваново, а оттуда через
Заволжье в Городец на Шахунью, чтобы проехать через родную Вятку.
Без задержки проскочил Березники, и его вдруг словно током прошибло,
когда он увидел под Соликамском знак "ГАИ-1 км". За все это время он проехал
добрую сотню таких знаков и ни разу не ощутил холодноватого озноба на
затылке. Русинов свернул на обочину и ударил по тормозам. Посидел за рулем,
прислушиваясь к собственному состоянию духа, затем достал бинокль и забрался
на площадку-багажник, установленную на крыше машины.
Каланча поста ГАИ торчала как на ладони. Мимо нее изредка проносились
машины, слегка лишь скидывая скорость: это, скорее всего, означало, что
водители видят пустой фонарь на каланче. Минут десять Русинов присматривался
к посту, но ни один гаишник так и не появился. Он снова сел в кабину,
погладил медвежонка.
- Ну что, Дева, пронеси мимо!
"Дева" на санскрите означало "бог".
До поста оставалось не больше сотни метров, когда из-за угла неторопливо
выступил инспектор ГАИ в белых ремнях и лениво поднял жезл. Русинов
мгновенно понял - этот гаишник ждал именно его! Не зря был звонок, не зря
екнуло сердце перед этим постом! Ни свернуть, ни остановиться уже было
нельзя- только хуже сделаешь. И надо же, Считай, на последнем посту! Дальше
уже пойдут деревенские милиционеры, с которыми в любом случае проще...
Русинов сбросил ногу с педали газа и медленно подкатил к посту. Он
никогда не выходил из машины при проверках, если этого не требовали. Стекло
в дверце опущено, и говорить с гаишником из высокой кабины намного
выигрышнее, чем, например, из "Волги", когда надо смотреть снизу вверх. Еще
не спрашивая документов, гаишник обошел "уазик" кругом, чего-то там
посмотрел и наконец остановился перед дверцей, вяло козырнул, что-то
промямлил, но четко спросил документы. Русинов неторопливо подал ему
водительское удостоверение и паспорт на машину с доверенностью Ивана
Сергеевича. Гаишнику на вид было лет сорок, пухлые губы, вздернутый нос и
красные щеки - типичный сельский мужик, выросший на молоке и свежем воздухе.
Он лениво листал документы, что-то читал, рассматривал, отгоняя комаров от
лица, между делом озирался на дорогу.
- Ну что, порядок, командир? - весело спросил Русинов.
"Командир" лишь мельком глянул на него и снова погрузился в изучение
доверенности. И вдруг спокойно протянул руку и спросил:
- Ключи?
Не сразу сориентировавшись, Русинов помедлил и подал ему ключи зажигания.
- Выйдите из машины,- тихо и властно потребовал гаишник.
- В чем дело, инспектор? - спросил Русинов, пытаясь оценить обстановку.
На кожаной куртке не было знаков различия, но зато на груди висела бляха с
номером. Русинов машинально запомнил его, сделав равнодушный вид.
- Откройте заднюю дверцу кабины,- потребовал ин-спектор.
- Она не открывается,- спокойно проронил Русинов.- Заставлена вещами.
Тот мерил его взглядом, указал жезлом:
- Открывайте боковую!
Русинов открыл и стал рядом, незаметно наблюдая за лицом инспектора,-
хоть бы один мускул дрогнул! Тяжело забравшись в салон, молча осмотрел вещи,
картины полуобнаженных женщин на стенках - специально для отвода глаз
повешены: мужской взгляд уж никак не минует,- однако этот с прежней ленцой
спросил:
- Что в коробках и ящиках?
- Продукты,- ответил Русинов.
- А это что?- Он слегка пнул сапогом резиновую лодку в чехле.
- Резиновая лодка.
- Покажите,- сказал инспектор. Пришлось влезать в салон. Расходясь с
гаишником в тесном проходе, ощутил от него запах зеленой листвы и теплого
асфальта. Шея уже была загоревшая на солнце до черноты, а воротник куртки
вытерт до тканевой основы искусственной кожи. После показа лодки он
почему-то неодобрительно хмыкнул, вроде как дерьмо лодка, и выбрался на
улицу. Русинов решил, что проверка закончилась, но гаишник еще раз посмотрел
на госномера машины и приказал:
- Откройте капот.
Забравшись в кабину, он сунулся к двигателю, что-то тер там, смотрел,
затем сел на сиденье, покачался, словно пробуя, мягко ли, и тут только
Русинов уловил, что его ленивый взгляд лишь прикрытие. На самом деле он
цепко и молниеносно осматривал кабину. Вот задержал взгляд на медвежонке,
тронул его пальцем, вот пробежал глазами по цифрам на бумажке, притиснутой
магнитом к передней панели,- Русинов отмечал километраж,- напоследок
покосился в зеркало заднего обзора.
- Снимайте номера, Александр Алексеевич! - отчеканил он.
Чтобы не возбуждать еще больше себя и его, Русинов послушно достал ключ и
стал откручивать болты. Гаишник с прежним меланхоличным видом выступил на
проезжую часть и поднял жезл автомобилю, идущему в Соликамск. Пока Русинов
справлялся с номерами, он проверил документы, багажник, что-то поспрашивал у
водителя и отпустил с миром. Затем подошел к "уазику" и стал, постукивая
жезлом по сапогу. Это был сильный человек, ничего не боялся: кобура с
пистолетом застегнута и сдвинута к спине. Русинов подал ему жестянки
номеров. Инспектор брезгливо взял их, отнес в свою машину, потом вдруг
по-хозяйски сел в "уазик", запустил двигатель и ловко заехал в загородку у
стены постовой каланчи. Вместо ворот у отстойника была тяжелая двутавровая
