нацарапал на грифельной доске: "Пожалуйста, возьмите - у меня есть еще".
Девочка посмотрела на доску, но ничего не ответила. Тогда Том принялся
рисовать что-то на доске, прикрывая свое произведение левой рукой. Сна-
чала девочка не хотела ничего замечать, потом женское любопытство взяло
верх, что можно было заметить по некоторым признакам. Том по-прежнему
рисовал, как будто ничего не видя. Девочка попробовала исподтишка взгля-
нуть на рисунок, но он ничем не показал, что замечает это. Наконец она
сдалась и нерешительно шепнула:
- Можно мне посмотреть?
Том приоткрыл карикатурный домик с двумя коньками на крыше и трубой,
из которой дым выходил штопором. Девочка так увлеклась рисованием Тома,
что забыла обо всем на свете. После того как рисунок был окончен, она
посмотрела на него с минуту и сказала:
- Как хорошо! А теперь нарисуйте человечка.
Художник изобразил перед домом человечка, похожего на подъемный кран.
Он мог бы перешагнуть через дом, но девочка судила не слишком строго -
она осталась очень довольна этим страшилищем и прошептала:
- Какой красивый! А теперь нарисуйте меня.
Том нарисовал песочные часы, увенчанные полной луной, приделал к ним
ручки и ножки в виде соломинок и вооружил растопыренные пальцы огромным
веером. Девочка сказала:
- Ах, как хорошо! Жалко, что я не умою рисовать.
- Это легко, - прошептал Том, - я вас научу.
- Правда, научите? А когда?
- В большую перемену. Вы пойдете домой обедать?
- Я могу остаться, если хотите.
- Вот это здорово! А как вас зовут?
- Бекки Тэтчер. А вас? Ах, я знаю: Томас Сойер.
- Это когда меня хотят выдрать. А если я хорошо себя веду - Том. Зо-
вите меня Том, ладно?
- Ну что ж.
Том принялся царапать что-то на доске, закрывая написанное от Бекки.
На этот раз она, не стесняясь, попросила показать, что это такое. Том
ответил:
- Да так, ничего особенного.
- Нет, покажите.
- Да не стоит. Вам будет неинтересно.
- Нет, интересно. Покажите, пожалуйста.
- Вы про меня расскажете.
- Нет, не расскажу. Ну вот вам честное-пречестное, ну самое честное,
что не расскажу.
- Никому-никому не скажете? Никогда, до самой смерти?
- Никому на свете. А теперь показывайте.
- Да вам же, право, неинтересно!
- Ну, если вы так со мной обращаетесь, то я сама посмотрю.
Она схватила своей маленькой ручкой руку Тома, последовала небольшая
борьба, причем Том делал вид, будто сопротивляется, а сам мало-помалу
отодвигал свою руку, пока не показались слова: "Я вас люблю! "
- Ах, какой вы противный! - И она проворно шлепнула Тома по руке, но
все-таки покраснела, и вообще было видно, что она очень довольна.
В эту минуту мальчик почувствовал, как чья-то сильная рука медленно и
неуклонно сжимает его ухо и тянет кверху и вперед. Таким порядком его
провели через весь класс и водворили на старое место под перекрестным
огнем хихиканья. После этого учитель простоял над ним несколько тягост-
ных мгновений, наконец отошел прочь, к своему трону, так и не сказав ни
слова. И хотя ухо Тома горело, сердце его было полно ликования.
После того как в классе все утихло, Том сделал честную попытку учить
уроки, но был для этого слишком взволнован. Когда дошла до него очередь
читать вслух, он опозорился, потом, отвечая по географии, превращал озе-
ра в горные хребты, хребты в реки и реки в материки, так что на земле
снова водворился хаос; потом, когда писали диктант, он наделал ошибок в
самых простых словах, известных всякому младенцу, оказался на последнем
месте, и оловянная медаль за правописание, которую он носил всем напоказ
несколько месяцев подряд, перешла к другому ученику.
ГЛАВА VII
Чем больше Том старался сосредоточиться на уроке, тем больше приходи-
ли в разброд его мысли. Наконец Том вздохнул, зевнул и бросил читать.
Ему казалось, что большая перемена никогда не начнется. Воздух был со-
вершенно неподвижен. Не чувствовалось ни малейшего ветерка. Из всех
скучных дней это был самый скучный. Усыпляющее бормотанье двадцати пяти
усердно зубривших учеников навевало дремоту, как жужжанье пчел. Там, за
окном, в жарком солнечном блеске, сквозь струистый от зноя воздух, чуть
лиловый в отдалении, зеленели курчавые склоны Кардифской горы; две-три
птицы, распластав крылья, лениво парили высоко в небе; на улице не видно
было ни одной живой души, кроме нескольких коров, да и те дремали. Душа
Тома рвалась на волю, рвалась к чему-нибудь такому, что оживило бы его,
помогло скоротать эти скучные часы. Его рука полезла в карман, и лицо
просияло радостной, почти молитвенной улыбкой. Потихоньку он извлек на
свет коробочку из-под пистонов, взял клеща и выпустил его на длинную
плоскую парту. Клещ, должно быть, тоже просиял радостной, почти молит-
венной улыбкой, но это было преждевременно: как только он, преисполнив-
шись благодарности, пустился наутек, Том загородил ему дорогу булавкой я
заставил свернуть в сторону.
Закадычный друг Тома сидел рядом с ним, страдая так же, как страдал
недавно Том, а теперь он живо заинтересовался развлечением и с благодар-
ностью принял в нем участие. Этот закадычный друг был Джо Гарпер. Обык-
новенно мальчики дружили всю неделю, а в воскресенье шли друг на друга
войной. Джо вынул булавку из лацкана курточки и тоже помог муштровать
пленного. Игра с каждой минутой становилась все интереснее. Скоро Тому
показалось, что вдвоем они только мешают друг другу и ни тому, ни друго-
му нет настоящего удовольствия от клеща. Он положил на парту грифельную
доску Джо Гарпера и разделил ее пополам, проведя черту сверху донизу.
- Вот, - сказал он, - пока клещ на твоей стороне, можешь подгонять
его булавкой, я его трогать не стану; а если ты его упустишь и он пере-
бежит на мою сторону, так уж ты его не трогай, тогда я его буду гонять.
- Ладно, валяй; выпускай клеща.
Клещ очень скоро ушел от Тома и пересек экватор. Джо его немножко по-
мучил, а потом клещ от него сбежал и опять перешел границу. Он то и дело
перебегал с места на место. Пока один из мальчиков с увлечением гонял
клеща, весь уйдя в это занятие, другой смотрел с таким же увлечением -
обе головы склонились над доской, обе души умерли для всего остального
на свете. Под конец счастье как будто повалило Джо Гарперу. Клещ бросал-
ся то туда, то сюда и, как видно, взволновался и растревожился не меньше
самих мальчиков. Победа вот-вот готова была перейти к Тому; у него уже
руки чесались подтолкнуть клеща, но тут Джо Гарпер ловко направил клеща
булавкой в другую сторону, и клещ остался в его владении. В конце концов
Том не вытерпел. Искушение было слишком сильно. Он протянул руку и под-
толкнул клеща булавкой. Джо сразу вспылил. Он сказал:
- Том, оставь клеща в покое.
- Я только хотел расшевелить его чуточку...
- Нет, сэр, это нечестно; оставьте его в покое.
- Да ведь я только чуть-чуть!
- Оставь клеща в покое, говорят тебе!
- Не оставлю!
- Придется оставить - он на моей стороне!
- Послушай-ка, Джо Гарпер, чей это клещ?
- А мне наплевать, чей бы ни был! На моей стороне, значит, не смей
трогать.
- А я все равно буду. Клещ мой, что хочу, то с ним и делаю, вот и
все.
Страшный удар обрушился на плечи Тома, и второй, совершенно такой же,
- на плечи Джо; минуты две подряд пыль летела во все стороны из их кур-
точек, и все школьники веселились, глядя на них. Мальчики так увлеклись
игрой, что не заметили, как весь класс притих, когда учитель, прокрав-
шись на цыпочках через всю комнату, остановился около них. Он довольно
долго смотрел на представление, прежде чем внести в него некоторую долю
разнообразия.
Когда школьников отпустили на большую перемену, Том подбежал к Бекки
Тэтчер и шепнул ей:
- Наденьте шляпку, как будто идете домой, а когда дойдете до угла,
как-нибудь отстаньте от других девочек, сверните в переулок и приходите
обратно. А я пойду другой дорогой и тоже так сделаю, удеру от своих.
Так они сделали - он пошел с одной группой школьников, она - с дру-
гой. Через несколько минут оба встретились в конце переулка и вернулись
в школу, где, кроме них, не осталось никого. Они сели вдвоем за одну
парту, положили перед собой грифельную доску. Том дал Бекки грифель и
стал водить ее рукой по доске, показывая ей, как надо рисовать, и таким
путем соорудил еще один замечательный домик. Потом интерес к искусству
несколько ослабел, и они разговорились. Том плавал в блаженстве. Он
спросил Бекки:
- Вы любите крыс?
- Нет, терпеть их не могу.
- Ну да, живых и я тоже. А я говорю про дохлых - чтобы вертеть вокруг
головы на веревочке.
- Нет, крыс я вообще не очень люблю. Я больше люблю жевать резинку.
- Ну еще бы, и я тоже. Хорошо бы сейчас пожевать.
- Хотите? У меня есть немножко. Я дам вам пожевать, только вы потом
отдайте.
Том согласился, и они стали жевать резинку по очереди, болтая ногами
от избытка удовольствия.
- Вы бывали когда-нибудь в цирке? - спросил Том.
- Да, и папа сказал, что еще меня поведет, если я буду хорошо
учиться.
- А я сколько раз бывал, три или даже четыре раза. Церковь дрянь по
сравнению с цирком. В цирке все время что-нибудь представляют. Когда я
вырасту, то пойду в клоуны.
- Да? Вот будет хорошо! Они очень красивые, все в пестром.
- Это верно. И денег загребают кучу. Бен Роджерс говорит, будто бы по
целому доллару в день. Послушайте, Бекки, вы были когда-нибудь помолвле-
ны?
- А что это значит?
- Ну как же, помолвлены, чтобы выйти замуж.
- Нет, никогда.
- А вам хотелось бы?
- Пожалуй. Я, право, не знаю. А на что это похоже?
- На что похоже? Да ни на что не похоже. Вы просто говорите мальчику,
что никогда, никогда ни за кого другого не выйдете, потом целуетесь, вот
и все. Это кто угодно сумеет.
- Целуетесь? А для чего же целоваться?
- Ну, знаете ли, это для того... да просто потому, что все так дела-
ют.
- Все?
- Ну конечно, все, кто влюблен друг в друга. Вы помните, что я напи-
сал на доске?
- Д-да.
- Ну что?
- Не скажу.
- Может, мне вам сказать?
- Д-да, только как-нибудь в другой раз.
- Нет, я хочу теперь.
- Нет, не теперь, лучше завтра.
- Нет, лучше теперь. Ну что вам стоит, Бекки, я шепотом, совсем поти-
хоньку.
Так как Бекки колебалась, Том принял молчание за согласие, обнял ее
за плечи и очень нежно прошептал ей:
- Я тебя люблю, - приставив губы совсем близко к ее уху; потом приба-
вил: - А теперь ты мне шепни то же самое.
Она отнекивалась некоторое время, потом сказала:
- Вы отвернитесь, чтобы вам было не видно, тогда я шепну. Только не
рассказывайте никому. Не расскажете, Том? Никому на свете, хорошо?
- Нет, ни за что никому не скажу. Ну же, Бекки!
Он отвернулся. Она наклонилась так близко, что от ее дыхания зашеве-
лились волосы Тома, и шепнула: "Я - вас - люблю! "
И, вскочив с места, она начала бегать вокруг парт и скамеек, а Том за
ней; потом она забилась в уголок, закрыв лицо белым фартучком. Том, об-
няв Бекки за шею, стал ее уговаривать:
- Ну, Бекки, вот и все, теперь только поцеловаться. И напрасно ты бо-
ишься - это уж совсем просто. Ну же, Бекки! - И он тянул ее за фартук и
за руки.
Мало-помалу она сдалась, опустила руки и покорно подставила Тому ли-
цо, все разгоревшееся от беготни. Том поцеловал ее прямо в красные губки
и сказал:
- Ну вот и все, Бекки. После этого, знаешь, ты уже не должна никого
любить, кроме меня, и замуж тоже не должна выходить ни за кого другого.
Теперь это уж навсегда, на веки вечные. Хорошо?
- Да, Том, теперь я никого, кроме тебя, любить не буду и замуж тоже
ни за кого другого не пойду; только и ты тоже ни на ком не женись, кроме
меня.
- Ну да. Конечно. Это уж само собой. И в школу мы всегда вместе будем
ходить, и домой тоже, когда никто не видит, и во всех играх ты будешь
