- Давай два цента, отлуплю.
Новый мальчик достал из кармана два больших медяка и насмешливо про-
тянул Тому. Том ударил его по руке, и медяки полетели на землю. В тот же
миг оба мальчика покатились в грязь, сцепившись по-кошачьи. Они таскали
и рвали друг друга на волосы и за одежду, царапали носы, угощали один
другого тумаками - и покрыли себя пылью и славой. Скоро неразбериха про-
яснилась, и сквозь дым сражения стало видно, что Том оседлал нового
мальчика и молотит его кулаками.
- Проси пощады! - сказал он.
Мальчик только забарахтался, пытаясь высвободиться. Он плакал больше
от злости.
- Проси пощады! - И кулаки заработали снова.
В конце концов чужак сдавленным голосом запросил пощады, и Том выпус-
тил его, сказав:
- Это тебе наука. В другой раз гляди, с кем связываешься.
Франт побрел прочь, отряхивая пыль с костюмчика, всхлипывая, сопя и
обещая задать Тому как следует, "когда поймает его еще раз".
Том посмеялся над ним и направился домой в самом превосходном настро-
ении, но как только Том повернул к нему спину, чужак схватил камень и
бросил в него, угодив ему между лопаток, а потом пустился наутек, скача,
как антилопа. Том гнался за ним до самого дома и узнал, где он живет.
Некоторое время он сторожил у калитки, вызывая неприятеля на улицу, но
тот только строил ему рожи из окна, отклоняя вызов. Наконец появилась
мамаша неприятеля, обозвала Тома скверным, грубым невоспитанным мальчиш-
кой и велела ему убираться прочь. И он убрался, предупредив, чтоб ее сы-
нок больше ему не попадался.
Он вернулся домой очень поздно и, осторожно влезая в окно, обнаружил
засаду в лице тети Полли; а когда она увидела, в каком состоянии его
костюм, то ее решимость заменить ему субботний отдых каторжной работой
стала тверже гранита.
ГЛАВА II
Наступило субботнее утро, и все в летнем мире дышало свежестью, сияло
и кипело жизнью. В каждом сердце звучала музыка, а если это сердце было
молодо, то песня рвалась с губ. Радость была на каждом лице, и весна - в
походке каждого. Белая акация стояла в полном цвету, и ее благоухание
разливалось в воздухе.
Кардифская гора, которую видно было отовсюду, зазеленела вся сплошь и
казалась издали чудесной, заманчивой страной, полной мира и покоя.
Том появился на тротуаре с ведром известки и длинной кистью в руках.
Он оглядел забор, и всякая радость отлетела от него, а дух погрузился в
глубочайшую тоску. Тридцать ярдов дощатого забора в девять футов выши-
ной! Жизнь показалась ему пустой, а существование - тяжким бременем.
Вздыхая, он окунул кисть в ведро и провел ею по верхней доске забора,
повторил эту операцию, проделал ее снова, сравнил ничтожную выбеленную
полоску с необозримым материком некрашеного забора и уселся на загородку
под дерево в полном унынии. Из калитки вприпрыжку выбежал Джим с жестя-
ным ведром в руке, напевая "Девушки из Буффало". Носить воду из городс-
кого колодца раньше казалось Тому скучным делом, но сейчас он посмотрел
на это иначе. Он вспомнил, что у колодца всегда собирается общество. Бе-
лые и черные мальчишки и девчонки вечно торчали там, дожидаясь своей
очереди, отдыхали, менялись игрушками, ссорились, дрались, баловались. И
еще он припомнил, что, хотя колодец был от них всего шагов за полторас-
та, Джим никогда не возвращался домой раньше чем через час, да и то при-
ходилось кого-нибудь посылать за ним. Том сказал:
- Слушай, Джим, я схожу за водой, а ты побели тут немножко.
- Не могу, мистер Том. Старая хозяйка велела мне поскорей сходить за
водой и не останавливаться ни с кем по дороге. Она говорила, мистер Том,
верно, позовет меня белить забор, так чтоб я шел своей дорогой и не со-
вался не в свое дело, а уж насчет забора она сама позаботится.
- А ты ее не слушай, Джим. Мало ли что она говорит. Давай мне ведро,
я в одну минуту сбегаю. Она даже не узнает.
- Ой, боюсь, мистер Том. Старая хозяйка мне за это голову оторвет.
Ей-богу, оторвет.
- Она-то? Да она никогда и не дерется. Стукнет по голове наперстком,
вот и все, - подумаешь, важность какая! Говорит-то она бог знает что, да
ведь от слов ничего не сделается, разве сама заплачет. Джим, я тебе ша-
рик подарю! Я тебе подарю белый с мраморными жилками!
Джим начал колебаться.
- Белый мраморный, Джим! Это тебе не пустяки!
- Ой, как здорово блестит! Только уж очень я боюсь старой хозяйки,
мистер Том...
- А еще, если хочешь, я тебе покажу свой больной палец.
Джим был всего-навсего человек - такой соблазн оказался ему не по си-
лам. Он поставил ведро на землю, взял белый шарик и, весь охваченный лю-
бопытством, наклонился над больным пальцем, покуда Том разматывал бинт.
В следующую минуту он уже летел по улице, громыхая ведром и почесывая
спину, Том усердно белил забор, а тетя Полли удалялась с театра военных
действий с туфлей в руке и торжеством во взоре.
Но энергии Тома - хватило ненадолго. Он начал думать о том, как весе-
ло рассчитывал провести этот день, и скорбь его умножилась. Скоро другие
мальчики пойдут из дому в разные интересные места и поднимут Тома на
смех за то, что его заставили работать, - одна эта мысль жгла его, как
огнем. Он вывул из кармана все свои сокровища и произвел им смотр: лома-
ные игрушки, шарики, всякая дрянь, - может, годится на обмен, но едва ли
годится на то, чтобы купить себе хотя бы один час полной свободы. И Том
опять убрал в карман свои тощие капиталы, оставив всякую мысль о том,
чтобы подкупить мальчиков. Но в эту мрачную и безнадежную минуту его
вдруг осенило вдохновение. Не более и не менее как настоящее ослепи-
тельное вдохновение!
Он взялся за кисть и продолжал не торопясь работать. Скоро из-за угла
показался Бен Роджерс - тот самый мальчик, чьих насмешек Том боялся
больше всего на свете. Походка у Бена была легкая, подпрыгивающая - вер-
ное доказательство того, что и на сердце у него легко и от жизни он ждет
только самого лучшего. Он жевал яблоко и время от времени издавал про-
тяжный, мелодичный гудок, за которым следовало: "Диньдон-дон,
динь-дон-дон", - на самых низких нотах, потому что Бен изображал собой
пароход. Подойдя поближе, он убавил ход, повернул на середину улицы,
накренился на правый борт и стал не торопясь заворачивать к берегу, ста-
рательно и с надлежащей важностью, потому что изображал "Большую Миссу-
ри" и имел осадку в девять футов. Он был и пароход, и капитан, и паро-
ходный колокол - все вместе, и потому воображал, что стоит на капитанс-
ком мостике, сам отдавал команду и сам же ее выполнял.
- Стоп, машина! Тинь-линь-линь! - Машина застопорила, и пароход мед-
ленно подошел к тротуару. - Задний ход! - Обе руки опустились и вытяну-
лись по бокам.
- Право руля! Тинь-линь-линь! Чу! Ч-чу-у! Чу! - Правая рука тем вре-
менем торжественно описывала круги: она изображала сорокафутовое колесо.
- Лево руля! Тинь-линь-линь! Чу-ч-чу-чу! - Левая рука начала описы-
вать круги.
- Стоп, правый борт! Тинь-линь-линь! Стоп, левый борт! Малый ход!
Стоп, машина! Самый малый! Тинь-линь-линь! Чу-у-у! Отдай концы! Живей!
Ну, где же у вас канат, чего копаетесь? Зачаливай за сваю! Так, так, те-
перь отпусти! Машина стала, сэр! Тинь-линь-линь! Шт-шт-шт! (Это пароход
выпускал пары.)
Том по-прежнему белил забор, не обращая на пароход никакого внимания.
Бен уставился на него и сказал:
- Ага, попался, взяли на причал!
Ответа не было. Том рассматривал свой последний мазок глазами худож-
ника, потом еще раз осторожно провел кистью по забору и отступил, любу-
ясь результатами. Бен подошел и стал рядом с ним. Том проглотил слюну -
так ему захотелось яблока, но упорно работал. Бен сказал:
- Что, старик, работать приходится, а?
Том круто обернулся и сказал:
- А, это ты, Бен? Я и не заметил.
- Слушай, я иду купаться. А ты не хочешь? Да нет, ты, конечно, пора-
ботаешь? Ну, само собой, работать куда интересней.
Том пристально посмотрел на Бена и спросил:
- Чего ты называешь работой?
- А это, по-твоему, не работа, что ли?
Том снова принялся белить и ответил небрежно:
- Что ж, может, работа, а может, и не работа. Я знаю только одно, что
Тому Сойеру она по душе.
- Да брось ты, уж будто бы тебе так нравится белить!
Кисть все так же равномерно двигалась по забору.
- Нравится? А почему же нет? Небось не каждый день нашему брату дос-
тается белить забор.
После этого все дело представилось в новом свете. Бен перестал жевать
яблоко. Том осторожно водил кистью взад и вперед, останавливаясь время
от времени, чтобы полюбоваться результатом, добавлял мазок, другой,
опять любовался результатом, а Бен следил за каждым его движением, про-
являя все больше и больше интереса к делу. Вдруг он сказал:
- Слушай, Том, дай мне побелить немножко.
Том задумался и сначала как будто готов был согласиться, а потом
вдруг передумал.
- Нет, Бен, все равно ничего не выйдет. Тетя Полли прямо трясется над
этим забором; понимаешь, он выходит на улицу, - если б это была та сто-
рона, что во двор, она бы слова не сказала, да и я тоже. Она прямо тря-
сется над этим забором. Его знаешь как надо белить? По-моему, разве один
мальчик из тысячи, а то и из двух тысяч сумеет выбелить его как следует.
- Да что ты? Слушай, пусти хоть попробовать, хоть чутьчуть. Том, я бы
тебя пустил, если б ты был на моем месте.
- Бен, я бы с радостью, честное индейское! Да ведь как быть с тетей
Полли? Джиму тоже хотелось покрасить, а она не позволила. Сиду хотелось,
она и Сиду не позволила. Видишь, какие дела? Ну-ка, возьмешься ты белить
забор, а вдруг чтонибудь...
- Да что ты, Том, я же буду стараться. Ну пусти, я попробую. Слушай,
я тебе дам серединку от яблока.
- Ну, ладно... Хотя нет, Бен, лучше не надо. Я боюсь.
- Я все яблоко тебе отдам!
Том выпустил кисть из рук с виду не очень охотно, зато с ликованием в
душе. И пока бывший пароход "Большая Миссури" трудился в поте лица на
солнцепеке, удалившийся от дел художник, сидя в тени на бочонке, болтал
ногами, жевал яблоко и обдумывал дальнейший план избиения младенцев. За
ними дело не стало. Мальчики ежеминутно пробегали по улице; они подходи-
ли, чтобы посмеяться над Томом, - и оставались белить забор. Когда Бен
выдохся, Том продал следующую очередь Билли Фишеру за подержанного бу-
мажного змея, а когда тот устал белить, Джонни Миллер купил очередь за
дохлую крысу с веревочкой, чтобы удобней было вертеть, и т.д. и т.д.,
час за часом. К середине дня из бедного мальчика, близкого к нищете, Том
стал богачом и буквально утопал в роскоши. Кроме уже перечисленных бо-
гатств, у него имелось: двенадцать шариков, сломанная губная гармоника,
осколок синего бутылочного стекла, чтобы глядеть сквозь него, пустая ка-
тушка, ключ, который ничего не отпирал, кусок мела, хрустальная пробка
от графина, оловянный солдатик, пара головастиков, шесть хлопушек, одно-
глазый котенок, медная дверная ручка, собачий ошейник без собаки, чере-
нок от ножа, четыре куска апельсинной корки и старая оконная рама. Том
отлично провел все это время, ничего не делая и веселясь, а забор был
покрыт известкой в три слоя! Если б у него не кончилась известка, он ра-
зорил бы всех мальчишек в городе.
Том подумал, что жить на свете не так уж плохо. Сам того не подозре-
вая, он открыл великий закон, управляющий человеческими действиями, а
именно: для того чтобы мальчику или взрослому захотелось чего-нибудь,
нужно только одно - чтобы этого было нелегко добиться. Если бы Том был
великим и мудрым мыслителем, вроде автора этой книги, он сделал бы вы-
вод, что Работа - это то, что человек обязан делать, а Игра - то, чего
он делать не обязан. И это помогло бы ему понять, почему делать ис-
кусственные цветы или носить воду в решете есть работа, а сбивать кегли
