один на кладбище - сердце у него куриное.
Двумя или тремя минутами позже одна только луна смотрела на убитого
доктора, на труп в одеяле, на гроб без крышки на разрытую могилу. И сно-
ва наступила мертвая тишина.
ГЛАВА X
Оба мальчика со всех ног бежали к городку, задыхаясь от страха. Время
от времени они боязливо оглядывались через плечо, точно опасаясь погони.
Каждый пень, выраставший перед ними из мрака, они принимали за человека,
за врага и цепенели от ужаса; а когда они пробегали мимо уединенно сто-
явших домиков, уже совсем близко от городка, то от лая проснувшихся сто-
рожевых собак у них на ногах словно выросли крылья.
- Только бы добежать до старого кожевенного завода! - прошептал Том,
прерывисто дыша после каждого слова. - Я больше не могу!
Вместо ответа Гекльберри только громко пыхтел, и оба мальчика, соб-
равшись с последними силами, пустились бежать к желанной цели, не сводя
с нее глаз. Эта цель становилась все ближе и ближе, и, наконец, они вле-
тели в отворенную дверь плечо к плечу и упали на землю в спасительной
тени, радостные и запыхавшиеся. Мало-помалу они отдышались, сердце стало
биться ровней, и Том прошептал:
- Гекльберри, как по-твоему, чем это кончится?
- Если доктор Робинсон умрет, то кончится виселицей.
- Ты так думаешь?
- И думать тут нечего, знаю.
Том промолчал, потом опять спросил:
- А кто же донесет? Мы с тобой?
- Что ты мелешь? Мало ли что может случиться. А вдруг индейца Джо не
повесят? Он же нас убьет, не теперь, так после, это как пить дать.
- Я и сам так думал, Гек.
- Если доносить, пускай уж лучше Мэф Поттер доносит, раз он такой ду-
рак, да еще и пьяница; а пьяному море по колено.
Том ничего не ответил - он думал, потом прошептал:
- Гек, Мэф Поттер не знает ничего. Как же он может донести?
- Почему же это он ничего не знает?
- Потому что он свалился замертво, как раз когда индеец Джо замахнул-
ся ножом. И ты думаешь, он что-нибудь видел? Ты думаешь, что он что-ни-
будь знает?
- А ведь, ей-богу, это верно, Том!
- А еще знаешь что? Может, от удара доской он тоже ноги протянет.
- Нет, это вряд ли, Том. Он же был выпивши, сразу видно, да он и ни-
когда трезвый не бывает. Взять хоть моего отца: когда налижется, лупи ты
его хоть колокольней, ничего ему не сделается. Он и сам так говорит. То
же самое и Мэф Поттер, ясное дело. Вот если б он был трезвый, тогда, по-
жалуй, мог бы окочуриться от такой затрещины, да и то еще неизвестно.
После нового раздумья Том сказал:
- Гекки, а ты не проговоришься?
- Том, проговариваться нам никак нельзя. Сам знаешь: если этого ин-
дейского дьявола не повесят, он не задумается нас утопить, как котят.
Попробуй только, проговорись! Вот что, Том, дадим друг другу клятву, что
будем молчать, - без этого нельзя.
- Что ж, я согласен. Это лучше всего. Просто давай возьмемся за руки
и поклянемся, что...
- Нет, так не годится. Это хорошо для каких-нибудь пустяков, особенно
с девчонками: они вечно ябедничают и непременно все выболтают, если по-
падутся. А тут дело важное, значит, надо писать. И обязательно кровью.
Том от всей души приветствовал эту мысль. Выходило таинственно, непо-
нятно и страшно: ночная пора, этот случай, окружающая обстановка - все
одно к одному. Он подобрал сосновую щепку, белевшую в лунном свете, дос-
тал из кармана кусок сурика, сел так, чтобы свет падал на его работу, и
с трудом нацарапал следующие строчки, прикусывая язык, когда выводил
толстые штрихи, и высовывая его, когда выводил тонкие:
Гек Финн и Том Сойер
клянутся, что будут держать
язык за зубами насчет этого дела,
а если мы кому скажем или напишем
хоть одно слово, то помереть нам,
на этом самом месте.
Гекльберри искренне восхищался легкостью, с какой Том все это напи-
сал, и его красноречием. Он немедленно вытащил булавку из отворота и со-
бирался уже колоть себе палец, но Том сказал:
- Постой, не надо. Булавка-то медная. Может, на ней ярьмедянка.
- Какая такая ярь-медянка?
- Ядовитая, вот какая. Проглоти попробуй хоть капельку, тогда узна-
ешь.
Тот размотал нитку с одной из своих иголок, и каждый из мальчиков,
уколов большой палец, выжал по капле крови. После долгих стараний, уси-
ленно выжимая кровь из пальца, Том ухитрился подписать первые буквы сво-
его имени, действуя кончиком мизинца, как пером. Потом он показал
Гекльберри, как пишут Г и Ф, и дело было кончено. Они зарыли сосновую
щепку под самой стеной со всякими таинственными церемониями и заклинани-
ями, после чего можно было считать, что их языки скованы, оковы заперты
на замок и ключ от него далеко заброшен.
В эту минуту какая-то фигура проскользнула в пролом с другого конца
разрушенного здания, но мальчики этого не заметили.
- Том, - прошептал Гекльберри, - а это нам поможет держать язык за
зубами?
- Само собой, поможет. Все равно, что бы ни случилось, надо молчать.
А иначе тут же и помрем - не понимаешь, что ли?
- Да я тоже так думаю.
Том довольно долго шептал ему что-то. И вдруг протяжно и зловеще за-
выла собака - совсем рядом, шагах в десяти от них. Мальчики в страхе
прижались друг к другу.
- На кого это она воет? - едва дыша, прошептал Гек.
- Не знаю, погляди в щелку. Скорей!
- Нет, лучше ты погляди, Том!
- Не могу, ну никак не могу, Гек!
- Да погляди же! Опять она воет.
- Ну, слава богу, - прошептал Том. - Я узнал ее по голосу. Это собака
Харбисона.
- Вот хорошо, а то знаешь, Том, я прямо до смерти испугался, я думал,
бродячая собака.
Собака завыла снова. У мальчиков опять душа ушла в пятки.
- Ой, это не она! - прошептал Гекльберри. - Погляди, Том!
Том, весь дрожа от страха, уступил на этот раз, приложился глазом к
щели и произнес едва слышным шепотом:
- Ой, Гек, это бродячая собака!
- Скорей, Том, скорей! На кого это она?
- Должно быть, на нас с тобой. Ведь мы совсем рядом.
- Ну, Том, плохо наше дело. И гадать нечего, куда я попаду, это ясно.
Грехов у меня уж очень много.
- Пропади все пропадом! Вот что значит отлынивать от школы и делать,
что не велят. Я бы мог вести себя не хуже Сида, если б постарался, - так
вот нет же, не хотел. Если только мне на этот раз удастся отвертеться, я
выходить не буду из воскресной школы! - И Том начал потихоньку всхлипы-
вать.
- Ты плохо себя вел? - И Гекльберри тоже засопел слегка. - Да что ты,
Том Сойер! По сравнению со мной ты просто ангел. Боже ты мой, боже, хоть
бы мне вполовину быть таким хорошим, как ты!
Том вдруг перестал сопеть и прошептал:
- Гляди, Гек! Она сидит к нам задом!
Гек поглядел и обрадовался.
- Ну да, ей-богу, задом! А раньше как сидела?
- И раньше тоже. А мне, дураку, и невдомек. Ой, вот это здорово, по-
нимаешь! Только на кого же это она воет?
Собака перестала выть. Том насторожил уши.
- Ш-ш! Это что такое? - шепнул он.
- Похоже... как будто свинья хрюкает. Нет, это кто-то храпит, Том.
- Ну да, храпит. А где же это, Гек?
- По-моему, вон там, на другом конце. Во всяком случае, похоже, что
там. Отец там ночевал иногда вместе со свиньями; только, бог с тобой, он
храпит так, что, того гляди, крышу разнесет. Да я думаю, он к нам в го-
род и не вернется больше.
Дух приключений снова ожил в мальчиках.
- Гек, пойдем поглядим, если не боишься.
- Что-то не хочется, Том. А вдруг это индеец Джо?
Том струсил. Однако очень скоро любопытство взяло свое, к мальчики
решили все-таки поглядеть, сговорившись, что зададут стрекача, как
только храп прекратится. И они стали подкрадываться к спящему на цыпоч-
ках. Том впереди, а Гек сзади. Им оставалось шагов пять, как вдруг Том
наступил на палку, в она с треском сломалась. Человек застонал, заворо-
чался, и лунный свет упал на его лицо. Это был Мэф Поттер. Когда он за-
шевелился, сердце у мальчиков упало и всякая надежда оставила их, но тут
все их страхи мигом исчезли. Они на цыпочках выбрались за полуразрушен-
ную ограду и остановились невдалеке, чтобы обменяться на прощание нес-
колькими словами. И тут снова раздался протяжный, заунывный вой. Они
обернулись и увидели, что какая-то собака стоит в нескольких шагах от
того места, где лежит Мэф Поттер, мордой к нему, и воет, задрав голову
кверху.
- Ой, господи! Это она на него! - в одно слово сказали мальчики.
- Слушай, Том, говорят, будто бродячая собака выла в полночь около
дома Джонни Миллера, недели две назад, и в тот же вечер козодой сел на
перила и запел, а ведь у них до сих пор никто не помер.
- Да, я знаю. Ну так что ж, что не помер. А помнишь, Грэси Миллер в
ту же субботу упала в очаг на кухне и страшно обожглась.
- А все-таки не померла. И даже поправляется.
- Ладно, вот увидишь. Ее дело пропащее, все равно помрет, и Мэф Пот-
тер тоже помрет. Негры так говорят, а уж онито в этих делах разбираются,
Гек.
После этого они разошлись, сильно призадумавшись. Когда Том влез в
окно спальни, ночь была уже на исходе. Он разделся как можно осторожнее
и уснул, поздравляя себя с тем, что никто не знает о его вылазке. Он и
не подозревал, что мирно храпящий Сид не спит уже около часа.
Когда Том проснулся, Сид успел уже одеться и уйти. По тому, как солн-
це освещало комнату, было заметно, что уже не рано, это чувствовалось и
в воздухе. Том удивился. Почему его не будили, не приставали к нему, как
всегда? Эта мысль вызвала у него самые мрачные подозрения. Через пять
минут он оделся и сошел вниз, чувствуя себя разбитым и невыспавшимся.
Вся семья еще сидела за столом, но завтракать уже кончили. Никто не стал
его попрекать, но все избегали смотреть на него; за столом царило молча-
ние и какая-то натянутость, от которой у преступника побежали по спине
мурашки. Он сел на свое место, притворяясь веселым; однако это было все
равно что везти воз в гору, никто не откликнулся, не улыбнулся, и у него
тоже язык прилип к гортани и душа ушла в пятки.
После завтрака тетка подозвала его к себе, и Том обрадовался, наде-
ясь, что его только выпорют, но вышло хуже. Тетка плакала над ним и
спрашивала, как это он может так сокрушать ее старое сердце, а в конце
концов сказала, чтобы он и дальше продолжал в том же духе, - пускай по-
губит себя, а старуху тетку сведет в могилу: ей уже не исправить его,
нечего больше и стараться. Это было хуже всякой порки, и душа Тома ныла
больше, чем тело. Он плакал, просил прощения, сто раз обещал исправиться
и наконец был отпущен на волю, сознавая, что простили его не совсем и
верят ему плохо.
Он ушел от тетки, чувствуя себя таким несчастным, что ему не хотелось
даже мстить Сиду; так что поспешное отступление Сида через заднюю калит-
ку оказалось совершенно излишним. Он поплелся в школу мрачный и угрюмый,
был наказан вместе с Джо Гарпером за то, что накануне сбежал с уроков, и
вытерпел порку с достойным видом человека, удрученного серьезным горем и
совершенно нечувствительного к пустякам. После этого он отправился на
свое место, сел, опершись локтями на парту, и, положив подбородок на ру-
ки, стал смотреть в стенку с каменным выражением страдальца, мучения ко-
торого достигли предела и дальше идти не могут. Под локтем он чувствовал
что-то твердое. Прошло довольно много времени; он медленно и со вздохом
переменил положение и взял этот предмет в руки. Он был завернут в бумаж-
ку. Том развернул ее. Последовал долгий, затяжной, глубочайший вздох - и
сердце его разбилось. Это была та самая медная шишечка от тагана.
Последнее перышко сломало спину верблюда.
ГЛАВА XI
Около полудня городок неожиданно взволновала страшная новость. Не по-
надобилось и телеграфа, о котором в те времена еще и не мечтали, - слух
облетел весь город, переходя из уст в уста, от одной кучки любопытных к
другой, из дома в дом. Разумеется, учитель распустил учеников с половины
