будто хуже нет приметы, как взять в руки змеиную кожу. А что плохого
случилось? Мы вот сколько всего набрали, да еще восемь долларов в прида-
чу! Хотел бы я, чтоб у нас каждый день бывала такая беда, Джим!
- Ничего не значит, сынок, ничего не значит. Ты не оченьто расходись.
Беда еще впереди. Попомни мои слова: она еще впереди.
Так оно и вышло. Этот разговор был у нас во вторник, а в пятницу пос-
ле обеда мы лежали на травке у обрыва; у нас вышел весь табак, и я пошел
в пещеру за табаком и наткнулся там на гремучую змею. Я ее убил, свернул
кольцом и положил Джиму на одеяло: думаю, вот будет потеха, когда Джим
найдет у себя на постели змею! Но, конечно, к вечеру я про нее совсем
позабыл. Джим бросился на одеяло, пока я разводил огонь, а там оказалась
подружка убитой змеи и укусила Джима.
Джим вскочил да как заорет! И первое, что мы увидели при свете, была
эта гадина: она свернулась кольцом и уже приготовилась опять броситься
на Джима. Я ее в одну минуту укокошил палкой, а Джим схватил папашину
бутыль с виски и давай хлестать.
Он был босиком, и змея укусила его в пятку. А все оттого, что я, ду-
рак, позабыл: если где-нибудь оставить мертвую змею, подружка обяза-
тельно туда приползет и обовьется вокруг нее. Джим велел мне отрубить
змеиную голову и выбросить, а потом снять со змеи кожу и поджарить кусо-
чек мяса. Я так и сделал. Он съел и сказал, что это его должно вылечить.
И еще он велел мне снять с нее кольца и привязать ему к руке. Потом я
потихоньку вышел из пещеры и забросил обеих змей подальше в кусты: мне
вовсе не хотелось, чтобы Джим узнал, что все это из-за меня вышло.
Джим все потягивал да потягивал из бутылки, и время от времени на не-
го что-то находило: он вдруг начинал вертеться и орать, как полоумный, а
потом опомнится - и снова примется за бутыль.
Ступня у него здорово распухла, и вся нога выше ступни тоже; а потом
мало-помалу начало действовать виски. Ну, думаю, теперь дело пойдет на
поправку. Хотя, по мне, лучше змеиный укус, чем папашина бутыль.
Джим пролежал четыре дня и четыре ночи. После того опухоль спала, и
он выздоровел. Я решил, что ни за какие коврижки больше не дотронусь до
змеиной кожи, - ведь вон что из этого получается. Джим сказал, что в
следующий раз я ему, надо полагать, поверю: брать в руки змеиную кожу -
это уж такая дурная примета, что хуже не бывает; может, это еще и не ко-
нец. Он говорил, что во сто крат лучше увидеть молодой месяц через левое
плечо, чем дотронуться до змеиной кожи. Ну, я и сам теперь начал так ду-
мать, хотя раньше всегда считал, что нет ничего глупее и неосторожней,
как глядеть на молодой месяц через левое плечо. Старый Хэнк Банкер один
раз поглядел вот так да еще и похвастался. И что же? Не прошло двух лет,
как он в пьяном виде свалился с дроболитной башни и расшибся, можно ска-
зать, в лепешку; его всунули между двух дверей вместо гроба и, говорят,
так и похоронили; сам я этого не видел, а слыхал от отца. Но, уж конеч-
но, вышло это оттого, что он глядел на месяц через левое плечо, как ду-
рак.
Так вот дни проходили за днями, и река опять спала и вошла в берега.
Мы тогда первым делом насадили на большой крючок ободранного кролика,
закинули лесу в воду и поймали сома ростом с человека; длиной он был в
шесть футов и два дюйма, а весил фунтов двести. Мы, конечно, даже выта-
щить его не могли: он бы нас зашвырнул в Иллинойс. Мы просто сидели и
смотрели, как он рвался и метался, пока не подох. В желудке у него мы
нашли медную пуговицу, круглый шар и много всякой дряни. Мы разрубили
шар топором, и в нем оказалась катушка. Джим сказал, что, должно быть,
она пролежала у него в желудке очень долго, если успела так обрасти и
превратиться в шар. По-моему, крупней этой рыбы никогда не ловили в Мис-
сисипи. Джим сказал, что такого большого сома он еще не видывал. В горо-
де он продал бы его за хорошие деньги. Такую рыбу там на рынке продают
на фунты, и многие покупают: мясо у сома белое, как снег, его хорошо жа-
рить.
На другое утро мне что-то стало скучно и захотелось какнибудь разв-
лечься. Я сказал Джиму, что, пожалуй, переправлюсь за реку и разузнаю,
что там делается. Джиму эта мысль пришлась по вкусу; он посоветовал
только, чтоб я подождал до темноты, а в городе держал бы ухо востро. По-
думав еще немножко, он сказал - не взять ли мне что-нибудь из старья и
не переодеться ли девочкой. Это тоже была хорошая мысль. Мы укоротили
одно ситцевое платье, я закатал штаны до колен и влез в него. Джим зас-
тегнул сзади все крючки, и оно пришлось мне как раз впору. Я надел соло-
менный капор, завязал ленты под подбородком, и тогда заглянуть мне в ли-
цо стало не так-то просто - все равно что в печную трубу. Джим сказал,
что теперь меня вряд ли кто узнает даже днем. Я практиковался целый
день, чтобы привыкнуть к женскому платью, и понемножку стал себя
чувствовать в нем довольно удобно. Только Джим сказал, что у девочек по-
ходка не такая; а еще он сказал, чтоб я бросил привычку задирать платье
и засовывать руки в карманы. Я послушался, и дело пошло на лад.
Как только стемнело, я поехал в челноке вверх по течению, держась ил-
линойсского берега.
Я переправился в город немного ниже пристани, и течением меня снесло
к окраине. Привязав челнок, я пошел по берегу. В маленькой хибарке, где
очень давно никто не жил, теперь горел свет, и мне захотелось узнать,
кто это там поселился. Я подкрался поближе и заглянул в окно. Женщина
лет сорока сидела за простым сосновым столом и вязала при свече. Лицо
было незнакомое; она, должно быть, недавно сюда приехала, потому что
всех городских я знал. На этот раз мне повезло, потому что я уже начинал
трусить: зачем, думаю, я пошел? Ведь по голосу могут узнать, кто я та-
кой. А если эта женщина хоть два дня прожила в таком маленьком городиш-
ке, она, конечно, сможет рассказать все, что мне нужно. Я постучал в
дверь, дав себе слово ни на минуту не забывать, что я девчонка.
ГЛАВА XI
- Войдите, - сказала женщина; и я вошел. - Садись на этот стул.
Я сел. Она оглядела меня с ног до головы своими маленькими блестящими
глазками и спросила:
- Как же тебя зовут?
- Сара Уильямс.
- А где ты живешь? Здесь где-нибудь поблизости?
- Нет, в Гукервилле, это за семь миль отсюда, вниз по реке. Я всю до-
рогу шла пешком и очень устала.
- И проголодалась тоже, я думаю. Сейчас поищу чегонибудь.
- Нет, не надо. Я так проголодалась, что зашла на ферму, в двух милях
отсюда, и сейчас мне есть не хочется. Вот почему я так поздно. Моя мать
лежит больная, денег у нас нет, и ничего нет; я и пошла к моему дяде,
Абнеру Муру. Мать сказала: он живет на том конце города. Я тут никогда
еще не бывала. Вы его знаете?
- Нет, я еще не всех знаю. Мы тут и двух недель не прожили. До того
конца города не так-то близко. Оставайся у нас ночевать. Да сними шляпу.
- Нет, я лучше немного отдохну, - сказал я, - а потом пойду дальше. Я
темноты не боюсь.
Она сказала, что одну меня не отпустит, а вот придет ее муж часика
через полтора, тогда он меня проводит. Потом она начала рассказывать про
своего мужа, про тех родственников, которые живут вверх по реке, и про
тех, которые живут вниз по реке, и что раньше они с мужем жили гораздо
лучше, и что напрасно они переехали в наш город, надо было просто не об-
ращать ни на что внимания, и так далее, и так далее; я уж начал думать,
не напрасно ли я надеялся у нее разузнать, что делается в нашем городе,
но в конце концов дело все-таки дошло до моего отца и до того, как меня
убили, - тут уж, думаю, пускай ее болтает. Она рассказала мне и про то,
как мы с Томом Сойером нашли двенадцать тысяч (только по ее словам выхо-
дило двадцать), про моего папашу, и про то, что он человек пропащий, и
что я тоже пропащий, наконец добралась и до того, как меня убили. Я
спросил:
- А кто же это сделал? Мы про это убийство слыхали в Гукервилле,
только вот не знаем, кто убил Гека Финна.
- Ну, по-моему, и у нас тут найдется много таких, которые хотели бы
узнать, кто его убил. Некоторые думали, что сам старик Финн убил.
- Да что вы?
- Сначала почти все так думали. А он так и не узнает никогда, что его
чуть-чуть не линчевали. Только к ночи передумали и решили, что убил бег-
лый негр по имени Джим.
- Да ведь он...
Я остановился. Решил, что лучше будет помолчать. А она все говорила и
говорила и даже не заметила, что я что-то сказал.
- Этот негр сбежал в ту самую ночь, когда убили Гека Финна. Так что
за него обещают награду - триста долларов. И за старика Финна тоже наз-
начили награду - двести долларов. Он, видите ли, явился в город утром,
рассказал про убийство и вместе со всеми ездил искать тело, а после того
взял да и скрылся. Его в тот же вечер собирались линчевать, только он,
видите ли, удрал. Ну, а на другой день оказалось, что и негр тоже удрал:
его никто не видел после десяти часов вечера в ту ночь, когда было со-
вершено убийство, - так что стали думать на него. А на другой день, ког-
да весь город только об этом и говорил, вдруг возвращается старый Финн,
идет прямо к судье Тэтчеру и поднимает шум: требует, чтобы тот дал денег
и устроил облаву на этого негра по всему Иллинойсу. Судья дал немного, и
старик в тот же вечер попался пьяным и до полуночи шлялся по улицам с
какими-то двумя подозрительными личностями, а потом скрылся вместе с ни-
ми. Ну вот, с тех пор он не возвращался, и у нас тут думают, что он и не
вернется, пока все это не уляжется. Небось сам убил, а подстроил все
так, чтобы думали на бандитов; а там, глядишь, зацапает себе Гековы де-
нежки, и по судам таскаться не надо будет. Люди говорят: "Где ому убить,
он даже и на это не годится!" А я думаю: ох, и хитер же! Если он еще год
не вернется, то ничего ему за это не будет. Доказать-то ведь, понятное
дело, ничего нельзя; все тогда успокоится, и он заберет себе Гековы де-
нежки без всяких хлопот.
- Да, пожалуй. Кто ж ему помешает!.. А теперь уже больше никто не ду-
мает, что это негр убил?
- Да нет, думают еще. Многие все-таки считают, что это он убил. Но
теперь негра должны скоро поймать, так что, может, и добьются от него
правды.
- Как, разве его и сейчас ловят?
- Плохо же ты соображаешь, как я погляжу! Ведь триста долларов на до-
роге не валяются. Некоторые думают, что негр и сейчас где-нибудь недале-
ко. Я тоже так думаю, только помалкиваю. На днях я разговаривала со ста-
риком и старухой, что живут рядом, в бревенчатом сарае, и они сказали,
между прочим, что никто никогда не бывает на том вон острове, который
называется остров Джексона.
- Разве там никто не живет? - спрашиваю я.
- Нет, говорят, никто не живет. Я больше ничего им не сказала, только
призадумалась. За день или за два до того я там как будто видела дым, на
верхнем конце острова; ну, думаю себе, этот негр скорее всего там пря-
чется; во всяком случае, думаю, стоило бы весь остров обыскать. С тех
пор я больше дыма не видела, так что, может, негр оттуда уже ушел, если
это был он. Мой муж съездит и посмотрит вместе с одним соседом. Он уез-
жал вверх по реке, а сегодня вернулся два часа назад, и я ему все это
рассказала.
Мне стало до того не по себе - просто не сиделось на месте. Надо было
чем-нибудь занять руки: я взял со стола иголку и начал вдевать в нее
нитку. Руки у меня дрожали, и дело не ладилось. Женщина замолчала, и я
взглянул на нее, она смотрела на меня как-то странно и слегка улыбалась.
Я положил на место иголку с ниткой, будто бы очень заинтересовался ее
словами, - да так оно и было, - и сказал:
- Триста долларов - это уйма денег. Хорошо бы они достались моей ма-
тери. А ваш муж поедет туда нынче ночью?
- Ну а как же! Он пошел в город вместе с тем соседом, про которого я
