ДОЧЬ ЖЕЛЕЗНОГО ДРАКОНА
Майкл СУЭНВИК
ONLINE БИБЛИОТЕКА http://bestlibrary.rusinfo.com
OЭСС КИССИНДЖЕР И БОБУ УОЛТЕРСУ, которые и не подозревали, что я
украл часть их историй
Глава 1
В ту ночь, когда дети, собравшись, приговорили к смерти своего
надзирателя, она и решила, еще сама не осознав этого, украсть дракона и.
улететь.
Вся ее жизнь с тех пор, как она себя помнила, прошла на заводе
паровых драконов. Каждое утро, едва забрезжит, ее и других заводских
детей вели из пятого, спального, корпуса в столовую и после наспех
проглоченного завтрака разводили по цехам. Обычно ее посылали в
шлифовальный цех на протирку или в двенадцатый корпус, где черные
железные туловища проходили контроль и смазку, прежде чем отправиться в
сборочный цех. В трубы, извивающиеся в железном брюхе, не смог бы
пролезть взрослый, это была ее работа - ползать по этим мрачным
лабиринтам, чистя их щеткой и потом смазывая. Она работала до заката, а
случалось и дольше, когда дракона требовалось выпустить особенно срочно.
Она была украденным человеческим ребенком. Звали ее Джейн.
Хуже всего был литейный цех. Летом там стояла удушающая жара, а уж
когда шла плавка, жаркая волна, бьющая от вагранки, сбивала с ног, как
удар кулака. Зимой же там было невыносимо холодно, в разбитые окна
врывался снег, а пол покрывался слоем инея. Там работали свинолюди,
сильные, мускулистые твари, покрытые черной шерстью, со злобно
поблескивающими красными глазками. Они не владели речью. За долгие
десятилетия, что их опалял волшебный огонь и леденило железо, их мозги
спеклись в золу. Джейн боялась их даже больше, чем расплавленного
металла, который они заливали в формы, больше, чем безжалостных машин,
которыми они управляли.
В тот хмурый вечер она вернулась из раскаленной литейки совсем
разбитая, не было сил даже поесть. Плотно завернувшись в тонкое одеяло,
она провалилась в путаницу бессвязных сновидений. Она протирала какие-то
детали, и вдруг стены цеха пошли вниз, или это пол подскочил вверх, как
поршень какого-то гигантского двигателя. Она кинулась бежать, спряталась
под кровать, заползла в свой тайник за дощатой стенной обшивкой, где
она, бывало, совсем маленькой пряталась от приставаний Крутого. И только
она его вспомнила, как Крутой тут же и появился и стал с грубым смехом
тыкать ей в лицо трехногой жабой. Она снова побежала, а он гнался за ней
через лабиринт подвалов, по лестнице, через котельную и механический
цех.
Потом сумятица сменилась спокойными картинами. Она играла в каких-то
необъятных просторах, на широкой зеленой лужайке. Это был знакомый сон,
он часто ей снился. В этих зеленых местах было что-то странно родное.
Это был Дом. Здесь о ней заботились и кормили досыта, здесь она ходила в
чистых и новых платьях, и никто не требовал от нее работы в цеху по
двенадцать часов в день. У нее даже были игрушки.
А потом, как всегда, сон омрачился. Она прыгала через скакалку
посреди обширного, заросшего травой пространства и вдруг почувствовала,
что кто-то крадется рядом, кто-то чужой. Белые дома на краю лужайки
выглядели спокойно и мирно, но чувство, что недобрый взгляд следит за
нею, усилилось. Какие-то злые силы прятались под землей, собирались
группами за деревьями, заползали под камни. Джейн уронила свою скакалку,
испуганно оглянулась и закричала. Она звала кого-то, но теперь никак не
могла вспомнить кого...
Небо разорвалось.
- Кончай дрыхнуть, - нетерпеливо шептал Крутой. - Мы собираемся нынче
ночью. Надо решать, как быть с Ходулей.
Она проснулась с колотящимся сердцем. Мысли ее путались, она и рада
была убежать из своего сна, и жалела о нем. Глаза Крутого светились в
темноте холодным лунным сиянием. Он навалился на койку, вдавив ей в бок
костлявые колени и дыша в лицо запахом ильмовой коры и прелых листьев. -
Подвинься, ты меня в бок толкаешь.
Он улыбнулся и щипнул ее за плечо.
Она его отпихнула. И все-таки видеть Крутого было приятно. Они
дружили давно, ссорились и мирились, и Джейн знала, что он хоть и
развязен и груб, но зато не злой.
- А что надо решить про Ходулю?
- Вот об этом и будем говорить, дурочка!
- Я устала, - проворчала она. - Я целый день работала, мне не до
ваших глупостей. Не хочешь говорить - не надо, я буду спать.
Его лицо побелело, он сжал руку в кулак:
- Это что, бунт? Я тут главный. Будешь делать, что я говорю. Как
миленькая будешь слушаться, поняла?
Джейн и Крутой какое-то время смотрели друг на друга в упор. Он был
из шишиг, правда нечистокровный, его родичи еще каких-нибудь сто лет
назад были лесными дикарями, которые вылезали из чащобы, только чтобы
подкрасться и выхватить табуретку из-под зада зазевавшейся коровницы или
подпороть шов на мешке с мукой, чтобы он лопнул, когда его взвалят на
плечи. Ума они были невеликого, но прыткие и падкие на всякие пакости,
как крысы. На заводе Крутой собирал металлолом, и никто не сомневался,
что он здесь выживет и благополучно отработает положенные годы.
Наконец Джейн опустила голову. Не стоит с ним связываться.
Когда она подняла взгляд. Крутого рядом уже не было, он отправился
будить остальных. Завернувшись в одеяло, как в плащ, Джейн пошла за ним.
Со всех сторон слышалось тихое шлепанье и шарканье ног и лап, быстрое
дыхание. Дети собирались в центре комнаты.
Холстина достала краденый огарок свечи и воткнула его в широкую щель
между покоробленными досками пола. Дети встали вокруг на коленях. Крутой
тихонько произнес какое-то слово, из кончика пальца у него выскочила
искра и подожгла фитиль.
Пламя свечи подрагивало, притягивая взгляды и отбрасывая на стены
отсветы; их буйная пляска была похожа на флатландскую Вальпургиеву ночь.
Отраженные огоньки прыгали в двадцати трех зрачках. Дети собрались все,
все двенадцать, - если, конечно, мальчик-тень тоже был тут. Он обычно
таился где-нибудь рядом, ускользая от большинства световых лучей и
полностью поглощая остальные, так что ни один шальной фотон не мог
выдать его присутствие.
Торжественно и важно Крутой объявил:
- Блюгг должен умереть.
Он вытащил из кармана своей коротенькой куртки тряпичную куклу. Она
была сделана кое-как, грубо сметана через край, с двумя большими
пуговицами вместо глаз. Проведенная углем прямая черта изображала рот.
Но какая-то сила в ней была, и несколько ребятишек поменьше закрыли в
страхе глаза, почуяв идущую от куклы волну ненависти.
- Это Зобатка сделала. У нее и ведьмина кровь была.
Сидящая с ним рядом Зобатка кивнула с несчастным видом. Эта кукла
была у нее самым драгоценным сокровищем, и лишь только Богиня знала, как
Крутому удалось ее выманить. Он повертел куклу над пламеНем. - Мы прочли
молитвы и сбрызнули ее ведьминой кровью. Теперь надо достать Блюгговы
ногти или еще что, зашить ей в пузо и спалить в печке.
- Это же убийство! - возмутилась Джейн. Колючка хихикнула.
- Я серьезно! Убивать нельзя. И вообще, что за глупости!
Колючка, как и Ходуля, была из переменщиков и, как все переменщики,
умом не блистала. Джейн давно усвоила, что Колючку только одним способом
можно заставить молчать: говорить непосредственно с ней, уверенно и
громко.
- Что это даст? Даже если и выйдет, в чем я сомневаюсь, они же этого
так не оставят. Будет следствие. И если даже каким-то чудом ничего не
узнают, то просто поставят на его место кого-нибудь еще хуже. К чему его
убивать?
Это должно было их убедить. Но, к удивлению Джейн, они тихо, но
упрямо застрекотали, будто сверчки.
- Он работать заставляет без передышки!
- Дерется!
- Ненавижу старого хорька!
- Убить, - слабо продребезжал мальчик-тень над самым ее ухом. - Убить
вонючку! - Она повернулась, но его там не было.
- Тихо! - Крутой бросил на Джейн презрительный взгляд. - Убить Блюгга
нам придется, другого выхода нет. Иди сюда, Ходуля!
Ходуля, сидя, подъехал ближе. Ноги у него были длиннющие - когда он
сидел, колени торчали выше головы. Он вытащил ногу из деревянного
башмака и сладко почесался за ухом.
- Ну-ка, наклонись!
Молодой переменщик, тощий и костлявый, послушно наклонился. Крутой
одной рукой пригнул ему голову пониже, а другой раздвинул прямые тусклые
волосы.
- Видите, перья пробиваются!
Он вздернул Ходулину голову и потеребил его за острый и длинный, в
локоть длиной, нос, чтобы показать, как тот ороговел.
- А пальцы на ногах у него посмотрите! Не пальцы уже, а настоящие
когти.
Дети, отпихивая друг друга, потянулись смотреть. Ходуля помаргивал,
но терпел. Наконец Холстина фыркнула и сказала:
- Ну и что?
- А то! Возраст его подходит, не видишь? На нос посмотри, на глаза!
Да он же еще до Новой Луны переменится! А тогда... - Он драматически
замолчал.
- Что тогда? - Шелестящий, как ночной ветерок, голос мальчика-тени
теперь раздавался из-за плеча Колючки.
- Тогда он летать сможет! - с торжеством в голосе воскликнул Крутой.
- Перелетит через стену и все! Не вернется больше! Освободится.
Свобода! Джейн задумалась. Сидя на пятках, она откинулась назад и
представила, как Ходуля неуклюже хлопает крыльями в осеннем
зелено-бронзовом небе. Картина эта ее захватила. Выше, выше, над стеной,
над колючей проволокой! И вот корпуса завода и сортировочная
стремительно пропадают внизу, а он взмывает все выше - выше, чем дым из
труб, - все выше в раздвигающееся перед ним небо, выше самой Дамы Луны!
И никогда, никогда не вернется!
Конечно, такого быть не могло. Только драконы со своими
полулюдьми-пилотами могли покинуть завод по воздуху. Остальных, как
рабочих, так и начальство, удерживали внутри высокие стены, а у ворот -
стражники и громадный чугунный Часохрон. И все же в этот момент она
ощутила в себе какое-то новое стремление. Она вдруг поняла, что если и
не свобода, то хотя бы мысль о свободе возможна, и желание освободиться
заявило о себе непререкаемо и властно. Что-то в ней пробудилось, в
глубинах мозга, встрепенулось и огляделось вокруг с угрюмым интересом.
Мгновенное головокружение, тошнота - и вот она снова в удушающе
тесном, лишенном света пространстве, в утробе завода паровых драконов, в
маленькой спальне на третьем этаже пятого корпуса, зажатого между
складом модельного цеха и кучей песка под навесом, и между нею и небом
лежат пыльные стропила и толевая крыша.
- Ну, улетит, - угрюмо сказала Холстина. Ее хвост недовольно ходил
взад-вперед. - Что ж, теперь мы, выходит, должны порадовать его на
прощание тем, что убьем Блюгга?
Ей не полагалось так нагло разговаривать, и Крутой стукнул ее кулаком
по плечу:
- Дура прыщавая! Клизма! Что ж ты думаешь, Блюгг не заметил, что ли?
Ясно, он принесет Богине жертву, чтоб перемены не было!
Никто на это ничего не ответил. Джейн неохотно спросила:
- Что за жертву?
Он сжал в кулак между ног одну руку, а другой изобразил серп, потом
сделал быстрое режущее движение серпом и уронил руку.
- Дошло?
Джейн не поняла, но не хотела в этом признаваться. Покраснев, она
протянула:
- А-а-а!
- Ну вот, а я подсмотрел за Блюггом. Когда нет плавки, он в полдень
идет к себе в кабинет. Оттуда он следит за нами в окно и стрижет свои
грязные когтищи. У него такой нож громадный! Он ногти свои срезает под
корень - ив пепельницу. А когда все срежет, то заворачивает в бумажку -
и в печь, чтобы никто, никак... Но я его отвлеку! Тогда Джейн войдет в
кабинет и стырит пару обрезков. Только не больше! - Он строго посмотрел
на Джейн. - Заметит еще!
- Я? - вскрикнула Джейн. - Почему я?
- По кочану. Против нас у него дверь защищена. А ты другой крови.
