находился в безопасности. В стране установился мир, если не считать вечно
живых слухов о вторжении из Малой Британии. Камлак отлично ладил с отцом.
Если посмотреть со стороны, то я, по всей видимости, очень быстро
продвигался к путам священнослужителя. Поэтому после уроков с Деметриусом
я был волен идти на все четыре стороны.
В долине мне никто никогда не встречался. Пастух жил там только
летом, обитая в нищенской лачуге у леса. По тропинке, шедшей мимо пещеры
Галапаса, бродили только овцы и олени. Она никуда не вела.
Галапас оказался хорошим учителем, а я - сообразительным учеником.
Но, по правде говоря, мне и в голову не приходило считать наши встречи
уроками. Мы оставили геометрию и языки Деметриусу, а религию - священникам
моей матери. Поначалу Галапас выступал в роли рассказчика. В молодости он
побывал чуть ли не на краю света, объездив Эфиопию, Грецию, Германию и
обогнув Срединное море. Он научил меня необходимым в жизни вещам: как
собирать и сушить травы, делать из них лекарства, готовить таинственные
настойки и даже яды. Мы вместе занимались изучением птиц и зверей. Я узнал
о расположении костей и органов тела. Галапас показал мне, как
останавливать кровотечение, лечить переломы, вырезать злокачественную
плоть и очищать раны, чтобы они быстрее заживали. Позже он посвятил меня в
другие, более тонкие и сложные таинства природы. Я до сих пор помню, что
самым первым заклинанием, которому он научил меня, было заговаривание
бородавок. Это настолько легкое дело, что по силам даже женщине.
В один прекрасный день он вытащил из сундука свиток и развернул его.
- Ты знаешь, что это такое?
К тому времени я уже привык к схемам и рисункам, но такое я видел
впервые. Надписи были сделаны на латыни, и я разобрал слова "Эфиопия",
"Острова удачи" и вверху, в правом углу - "Британия". Повсюду тянулись
кривые линии и нарисованные холмики, точно на поле, где хорошо поработали
кроты.
- Это горы?
- Да.
- Это картина мира?
- Карта.
Никогда прежде я не видел карты. Вначале я ничего не понимал, но по
ходу объяснений Галапаса мне стало ясно, что мир изображен с высоты
птичьего полета, отчего реки и дороги походили на нити паутины или
невидимые указатели, направляющие пчелу на цветок. Подобно тому, как
человек находит ручей и следует за ним сквозь непроходимые чащи и болота,
так и карта помогает добраться из Рима в Массилию, Лондон или Карлеон, не
спрашивая ни у кого дороги и не тратя времени на поиски вех. Это открытие
принадлежало греку Анаксимандру, хотя некоторые утверждают, что
первопроходцами в этой области были египтяне. Карта, которую показал мне
Галапас, оказалась срисованной из книги Птолемея Александрийского. После
пояснений Галапаса мы внимательно изучили ее. Галапас попросил меня
достать вощеную дощечку и самому нарисовать карту моей страны.
Когда я завершил, он посмотрел на мое творение.
- Что это, в центре?
- Маридунум, - ответил я, не скрывая удивления от его вопроса. - Вот
мост, река и дорога на базар. А это ворота у казарм.
- Понятно. Но я же не просил начертить карту города, Мерлин. Я сказал
- страны.
- Всего Уэльса? Но откуда я знаю, что находится на севере за холмами?
Мне не приходилось там бывать.
- Тогда я покажу тебе.
Он отложил мою вощеную дощечку, взял острый прут и начал чертить им
по пыли, попутно объясняя. Рисунок напоминал большой треугольник,
охватывавший не только Уэльс, но и всю остальную Британию, включая
таинственные земли за Стеной, населенные дикарями. Галапас показал мне
горы, реки, города Лондон и Калеву, многочисленные селения на юге и
окраинные крепости, соединенные с центром немногими дорогами, - Сегонтиум,
Карлеон, Эборанум и другие, находящиеся у Стены. Он вел свой рассказ, а я
мог перечислить дюжину королей, правивших в упомянутых городах. Позже мне
не раз приходил на память преподнесенный им урок географии.
Скоро наступила зима, и на небе стали рано появляться звезды. Галапас
рассказал мне, как они называются, в чем их сила и как наносить их на
карту, подобно дорогам и городам. Он сказал, что движение звезд по небу
сопровождается звездной музыкой. Сам он в музыке не понимал, но когда я
рассказал ему, что Олуэн учила меня играть, он помог мне смастерить
небольшую лиру. Вышло, конечно, грубовато. Основание мы сделали из граба,
изогнутые части - из красной ивы, растущей на реке Тайви, а струны
надергали из хвоста моего пони. По этому поводу Галапас заметил, что лира
принца должна иметь золотые и серебряные струны. Наконечники струн я
отделал расщепленными медными монетами, а ключи - отполированными
кусочками кости. Сзади, на деке, я выгравировал фигурку сокола, после чего
инструмент мне показался гораздо лучше, чем у Олуэн. Во всяком случае, моя
лира не уступала по звучанию ее. Нежное, бархатное звучание, казалось,
струится прямо из воздуха. Я спрятал лиру в своей пещере. Несмотря на то,
что Диниас меня уже не трогал, считая ниже своего "воинского" достоинства
иметь дело с несчастным церковником, я не хранил во дворце ценных для меня
вещей, если не мог запереть их в свой сундук. Лира же туда не входила. Тем
более что музыки во дворце хватало - под окном на грушевом дереве пели
птицы, а иногда бралась за лиру Олуэн. Когда же птицы умолкали и по небу
разливался свет звезд, я напряженно вслушивался в звездную музыку. Но
никак не мог ее услышать.
Однажды, когда мне шел уже тринадцатый год, Галапас заговорил о
хрустальной пещере.
7
Общеизвестно, что важные для себя вещи дети усваивают как бы само
собой. Ребенок по наитию узнает их и запоминает, дополняя непонятное своей
фантазией. Что-то преувеличивается или искажается, приобретая оттенок
волшебства или кошмара.
Так произошло с хрустальной пещерой.
Я ни разу не рассказывал Галапасу о своем первом впечатлении. Даже
для самого себя я затруднялся понять, что вызывали во мне свет и огонь.
Мечты, туманные воспоминания, фантастические картинки или просто нечто
необъяснимое, подобно голосу, сказавшему о приезде Горлана. Заметив, что
Галапас не заводит разговора о маленькой пещере и зеркале, прикрываемом
каждый раз, я тоже ничего не спрашивал.
Однажды зимним днем, когда земля, скованная морозом, звенела и
искрилась, я поехал навестить его. Закусив удила, пони резво скакал по
дороге, ведущей в долину. Перейдя на легкий галоп, он вскинул голову. Из
ноздрей шел пар, делая его похожим на сказочного дракона. В конце концов я
перерос своего нежного гнедого, на котором катался в детстве, и сейчас
гордился небольшим уэльским конем серой масти по имени Астер. Он относился
к горной уэльской породе - быстрый, выносливый и красивый, с длинной узкой
головой, небольшими ушами и упругой шеей. Лошади водятся на воле в горах и
во времена римлян скрещивались с другими, привезенными с востока. Астера
поймали и приручили для моего кузена Диниаса, который за два года заездил
его и списал со счетов как боевого коня. Поначалу мне было трудно
управляться с ним: он грубо вел себя и у него был поранен рот. Но после
объездки Астер изменился, шаг стал ровным, он перестал бояться и
привязался ко мне.
В начале зимы я соорудил для Астера у пещеры укрытие. В густом
боярышнике у скалы мы с Галапасом наносили камни и построили загон. Задней
стеной служила сама скала. Сверху мы наложили сухих веток и коряг - жилище
Астера стало не только теплым, но и незаметным для постороннего глаза.
Тайный характер наших встреч стал предметом молчаливого соглашения. Я
понимал, что Галапас помогал мне избежать участи, уготованной для меня
Камлаком. Но даже и тогда, когда стал почти полностью предоставлен самому
себе, я продолжал хранить в тайне мои встречи, изобретал десятки предлогов
для своих отлучек и находил все новые подъездные пути к пещере. Я завел
Астера в загон, расседлал его, снял уздечку, повесил упряжь и положил ему
корма из сумки, притороченной к седлу. Перегородив вход толстой корягой, я
направился быстрым шагом в пещеру.
Галапаса не было. Видно, он ушел недавно, так как сгребенные в кучу
угли слабо мерцали у входа. Я поворошил их, пока не разгорелось пламя, и
устроился с книгой. Сегодня мы не договаривались о встрече. У меня была
уйма времени, я не стал выгонять мышей, решив спокойно почитать.
Не знаю, что побудило меня сегодня в обычный день, проведенный в
одиночестве, отложить книгу и, минуя занавешенное зеркало, подойти к
расщелине, в которой я прятался пять лет назад. Для себя я объяснял это
тем, что мне просто стало любопытно, изменилось ли там чего, не оказались
ли кристаллы плодом моего воображения. Но что бы там ни было, я взобрался
на уступ и встал на четвереньки, всматриваясь внутрь.
Из небольшой пещеры веяло темнотой и одиночеством. Огонь костра не
достигал сюда. Я осторожно пополз вперед, пока руки не нащупали острые
кристаллы. Они существовали на самом деле. Даже сейчас, не отдавая себе
отчет, зачем я спешил, не спуская глаз со входа и прислушиваясь, не идет
ли Галапас, я соскользнул с уступа, взял старенькую ездовую куртку, кинул
ее на дно пещеры.
С подстилкой из куртки внутренняя поверхность шара показалась гораздо
удобнее. Я тихо лег. Стояла полная тишина. Мои глаза привыкли к темноте, и
я заметил слабое серое мерцанье, исходившее от кристаллов. Однако
волшебного светлого сияния не было и в помине.
В воздухе что-то шевельнулось, в моем теплом убежище повеяло свежим
воздухом, затем я услышал долгожданные шаги.
Когда спустя несколько минут Галапас зашел в пещеру, я сидел у огня,
читая книгу. Рядом лежала куртка.
За полчаса до наступления сумерек мы отложили книги в сторону. Но я
не торопился уходить. Костер пылал, наполняя пещеру теплом и неровным
светом. Мы посидели в тишине.
- Галапас, я хотел бы спросить у тебя одну вещь.
- Да?
- Ты помнишь тот день, когда я впервые пришел сюда?
- Очень ясно.
- Ты знал, что я приду, и ждал меня.
- Разве я так говорил?
- Сам знаешь. Откуда же тогда тебе стало известно, что я буду здесь?
- Я увидел тебя в хрустальной пещере.
- Это само собой. Ты направил зеркалом зайчик от света свечи и увидел
мою тень. Но я спрашиваю не об этом. Откуда ты узнал, что в этот день я
приду из долины?
- Я же ответил, Мерлин. Я понял, что ты придешь в тот день из долины,
потому что перед твоим приходом увидел тебя в хрустальной пещере.
Мы молча посмотрели друг на друга. Раскаленные докрасна угли
затрещали и рассыпались под порывом ветра, вынесшего дым из пещеры.
По-моему, я лишь кивнул в ответ. Я догадывался, что есть что-то важное.
Подождав немного, я прямо спросил:
- Покажешь мне?
Он смерил меня взглядом и поднялся.
- Пожалуй, пора. Зажги свечу.
Я повиновался. Небольшое золотистое пламя высветило неровные тени,
отбрасываемые мерцающими углями.
- Сними с зеркала покрывало.
Я дернул его, и оно упало мне в руки шерстяным комком.
- Теперь поднимайся на уступ и ложись.
- На уступ?
- Да. Ложись на живот головой к расщелине.
- А ты не хочешь, чтобы я забрался туда полностью?
- Подложив под себя куртку?
Находясь на полпути к расщелине, я резко обернулся.
Галапас улыбался.
- Сдаюсь. Тебе все известно.
- В один из дней ты проникнешь туда, куда я не смогу последовать за
тобой со своим провидением. Давай ложись и смотри.
Уступ был широкий и плоский. Я лег, удобно устроился на животе,
подперев голову руками, и стал смотреть в темноту расщелины.
