свет.
- Скажи мне, - резко спросил он, - что станет с Вортимером?
- Он умрет, - ответила она безразлично.
- Мы все умрем когда-то. Ты знаешь, я связан с ним сейчас. Не можешь
ли ты сказать мне, что произойдет этой весной?
- Я не вижу ничего и не скажу тебе ничего. Но что бы ты ни задумал в
отношении королевства, слухи об убийстве могут оказаться пагубными.
Послушай меня, будет последней глупостью с твоей стороны считать смерть
короля чем-то иным, кроме несчастного случая. Это произошло на глазах двух
конюхов и девчонки.
- Сказал ли он что-нибудь, прежде чем они убили его?
- Сердик? Нет. Лишь то, что это было случайностью. Похоже, его больше
волновала судьба моего сына, нежели его собственная.
- Про это я и слышал, - сказал Камлак.
Вновь установилась тишина. Они посмотрели друг на друга.
- Тебе не следовало бы...
Он промолчал. Брат и сестра стояли, глядя друг другу в глаза. По
комнате потянуло сквозняком, пламя факелов заколебалось.
Камлак улыбнулся и вышел. Хлопнула дверь. До Нинианы донесся порыв
воздуха. Огни заметались, отбрасывая тени. Свет задрожал, огонь угасал.
Кристаллы потускнели. Выбираясь из пещеры, я зацепился накидкой и порвал
ее. Тлеющие головешки под жаровней приобрели темно-красный цвет. Снаружи
стемнело. Я слез с уступа и подбежал к выходу.
- Галапас! - закричал я. - Галапас!
Он стоял рядом. Его высокая, сутулая фигура вышла из темноты. Его
полуголые ноги в истрепанных сандалиях посинели от холода.
Я остановился в ярде от него, но у меня было такое чувство, будто я
влетел к нему в объятия и прижался к его руке.
- Галапас, они убили Сердика.
Он промолчал, но его молчание подействовало утешающе. Болело горло. Я
откашлялся.
- Если бы я не пришел сегодня сюда... Он поскользнулся из-за меня.
Ему можно было доверять и сказать даже о тебе. Галапас, если бы я остался,
если бы был с ним... Я смог бы наверняка что-то сделать.
- Нет. Ты пустое место и прекрасно это знаешь.
- Теперь я меньше, чем пустое место. - Я приложил руку к голове.
Голова раскалывалась, перед глазами плыли круги. Я с трудом различал
предметы. Он нежно взял меня за руку и усадил у костра.
- К чему ты это говоришь? Подожди, Мерлин, расскажи мне, что
случилось.
- Разве ты не знаешь? - спросил я удивленно. - Он наполнял маслом
светильники у колонн и пролил немного масла на ступени. Король
поскользнулся и сломал шею. Сердик не был виноват, Галапас. Он только
пролил масло. Он как раз возвращался, чтобы вытереть, и тут случилось это.
Они схватили его и убили.
- Камлак теперь стал королем.
Я уставился на него невидящими глазами. Мой мозг был неспособен
целиком постигнуть происшедшее.
Он мягко продолжал:
- А твоя мать? Что с ней?
- Что, что ты сказал?
У меня в руках оказался теплый кубок. По запаху я определил напиток,
отведанный в пещере после первого сна.
- Выпей. Тебе следовало поспать. Тогда было бы получше. Выпей до
конца.
По мере того как я пил, острая боль в висках притупилась, слабо
пульсируя. Расплывающиеся вокруг контуры приобрели четкие очертания.
Одновременно прояснились мысли.
- Извини. Теперь все в порядке. Могу думать снова. Я вернулся. Она
попыталась взять с Камлака обещание, что он оставит меня в покое, но он
ушел от ответа. Я думаю...
- Да?
Я тщательно обдумывал слова.
- Не все мне до конца понятно. Я думал о Сердике. Кажется, Камлак
собирается убить меня. И, по-моему, использует для этого смерть деда. Он
скажет, что его убил мой раб. Никто не поверит, что я здесь ни при чем. Он
заточит меня у церковников, а у них я умру тихой смертью. К этому времени
слухи возымеют действие, и никто не пикнет. Став монахиней, мать уже не
будет иметь при дворе права голоса. - Я взял кубок. - Как можно меня
бояться, Галапас?
Он не ответил, лишь кивком указал на чашу.
- Заканчивай. А затем ты должен идти, дорогой мой.
- Идти? Но если я вернусь, меня или убьют, или посадят... Разве не
так?
- Да, если они тебя найдут, то попытаются...
- Но если я останусь с тобой, - с нетерпением возразил я, - то никто
не узнает. Ты и я увидим их в долине за милю. Они никогда не найдут меня.
Даже если меня найдут и придут сюда, тебе ничего не грозит.
Он покачал головой.
- Для этого еще не настало время. Когда-нибудь, но не сейчас. Тебе
больше не спрятаться. Твоему соколу не забраться обратно в яйцо.
Я оглянулся на выступ скалы, где перед уходом оставил терпеливо
сидящего сокола, похожего на сову, которую держала при себе Афина. Там
никого не было. Я протер глаза тыльной стороной ладони и моргнул, все еще
не веря. Скала стояла пустая.
- Галапас, он улетел?
- Да.
- Ты видел, как он улетел?
- Он улетел, когда ты позвал меня в пещеру.
- Я... куда?
- На юг.
Я допил зелье до конца и выплеснул остатки на землю, оставив их богу.
Кубок поставил на землю и потянулся за накидкой.
- Мы увидимся еще?
- Да. Обещаю тебе это.
- Тогда я приду еще раз?
- Я уже пообещал. Однажды эта пещера и все, что в ней находится,
перейдут к тебе.
Холодный ветер, проникший снаружи, пошевелил мою накидку и волосы на
затылке. По коже побежали мурашки. Я поднялся, запахнул накидку и
застегнул заколку.
- Едешь? - Галапас улыбался. - Ты настолько мне доверяешь? Куда ты
поедешь?
- Не знаю. Сначала, наверное, домой. У меня есть время подумать. Но
пока я еще нахожусь на божьей стезе. Ощущаю дующий ветер. Почему ты
улыбаешься, Галапас?
Он не ответил. Он поднялся, притянул меня к себе, наклонился и
поцеловал сухим и легким старческим поцелуем. Тело будто пощекотали. Затем
Галапас подтолкнул меня к выходу.
- Езжай. Я приготовил твоего коня.
В долине шел дождь, холодный, мелкий и пронизывающий. Вода
скапливалась в складках накидки, стекала по плечам и лицу, смешиваясь с
льющимися слезами.
Я плакал второй раз в своей жизни.
11
Ворота конного двора были заперты. Этого я и ожидал. Сегодня с утра
я, не таясь, проехал через главный двор. У меня на плече сидел сокол. Я
мог вернуться тем же путем когда угодно, хоть ночью, придумав историю о
потерявшейся птице и поисках, затянувшихся до темноты. Но не сегодня.
Сегодня меня никто не будет ждать и выслушивать.
Хотя налицо и была настоятельная необходимость поспешить, я придержал
нетерпеливого коня и медленно и тихо проехал под дворцовой стеной в
направлении моста. Всю дорогу заполняла шумная толпа с факелами. Дважды,
пока я ехал к мосту, из города галопом выезжали всадники и направлялись за
реку, на юг.
Голые и мокрые ветви деревьев из фруктового сада нависали над
бечевником. Под высокой стеной была ниша, скрытая ветвями. Я соскользнул с
коня, завел его под знакомую яблоню и привязал. Встав на седло и какое-то
мгновенье удерживая равновесие, я подпрыгнул и ухватился за висевшую надо
мной ветку.
Рука соскочила со скользкой ветки, и я остался болтаться на одной
руке. Найдя ногами опору, я забрался наверх. В считанные секунды я был на
стене и спрыгнул на мягкую землю сада.
Слева находилась высокая стена, скрывавшая сад моего деда, справа -
голубятня и высокая терраса, на которой любила посидеть со своей пряжей
Моравик. Впереди располагались лачуги прислуги. К моему облегчению, я был
скрыт тьмой. Шум и свет сконцентрировались слева за стеной, в главном
здании дворца. Издалека доносились звуки приглушаемой дождем уличной
суматохи.
В моем окошке не светилось ни огонька. Я побежал. Мне и в голову не
могло прийти, что они принесут его сюда, домой. Его подстилка лежала
теперь не у двери, а в углу, рядом с моей кроватью. Все обошлось без
пурпура и факелов. Он лежал, как его бросили. В полусумраке я мог
различить неуклюже растянувшееся тело с откинутой рукой. Пальцы касались
холодного пола. В темноте трудно было определить, какой смертью он умер. Я
склонился над ним и поднял его руку. Она уже остыла и начала коченеть. Я
нежно опустил ее на подстилку рядом с телом. Метнувшись к кровати, я
стащил с нее мягкое шерстяное покрывало и накрыл им Сердика. Раздался
мужской голос, кого-то позвали, и за колоннадой послышались шаги. В ответ
прокричали:
- Нет. Он здесь не появлялся. Я смотрю за дверью. Пони еще не в
конюшне.
- Нет. Никаких признаков. - И немного спустя в ответ на другой
вопрос: - Ладно. Он не мог далеко уехать. Он часто задерживается допоздна.
Что? Хорошо!
Шаги быстро затихли. Наступила тишина.
Где-то между колоннами находилась лампа. Ее света, проникавшего через
приоткрытую дверь, было достаточно, чтобы осмотреться. Я бесшумно поднял
крышку сундука и вытащил одежду: свою лучшую накидку и пару запасных
сандалий. Затолкал все это в сумку вместе с остальными вещами: гребнем из
слоновой кости, парой застежек и корнийской брошью. Это я мог продать.
Взобравшись на кровать, я выкинул сумку за окно. Затем вернулся к Сердику,
откинул покрывало и, стоя на коленях, ощупал его тело. У него остался
кинжал. Неловким движением пальцев я потянул застежку, и она развязалась.
Я взял ремень с мужским кинжалом. Он был вдвое длиннее моего и остро
заточен - можно убить человека. Свой кинжал положил рядом на подстилку. Он
мог бы пригодиться ему там, куда он собрался. Хотя вряд ли. Он всегда
обходился руками.
Я завершил приготовления. Глядя на него, какое-то мгновение, словно в
хрустальном отражении, мне представилось, как при свете факелов, при общем
молчании на пурпур кладут моего деда. Здесь - лишь темнота. Собачья
смерть. Рабская смерть.
- Сердик, - позвал я вполголоса. Я не плакал. Все закончилось. -
Сердик, спи спокойно. Я устрою тебе похороны, какие ты хотел. Как королю.
Я подбежал к двери и послушал. Проскользнув к опустевшей колоннаде, я
снял сверху лампу. Она была тяжелая, и пролилось масло. Ну да, он наполнял
ее как раз сегодня вечером.
Вернувшись в комнату, я поднес лампу к телу. Теперь - этого я не
видел в пещере - мне было видно, как он умер. Ему перерезали горло.
Даже если бы я не хотел этого, оно бы случилось. Лампа дрогнула в
моей руке, и нагретое масло расплескалось по покрывалу. На него упал
горящий кусочек фитиля. Масло, зашипев, вспыхнуло. Я бросил лампу и
несколько секунд наблюдал, как занималось пламя, вспыхнувшее тут же
костром.
- Отправляйся к своим богам, Сердик, - сказал я и прыгнул на окно.
Я приземлился на свою котомку и, схватив сумку, побежал к стене со
стороны реки.
Чтобы не испугать коня, я перебрался через стену в нескольких ярдах
от него и кинул сумку прямо в канаву.
Стоя на парапете, я оглянулся. Пламя занялось. В моем окне полыхал
красный свет. Тревогу еще не подняли. Оставались считанные секунды, прежде
чем заметят пламя или почуют дым. Я перебрался через парапет. Только я
поднялся на ноги, как рядом появилась высокая тень и кинулась на меня.
Тяжелое тело придавило меня к земле, к грязной и мокрой траве.
Широкая ладонь зажала мне рот. Рядом послышались быстрые шаги, звук
вынимаемого металла и мужской голос, говоривший по-бретонски:
- Погоди. Пускай сначала расскажет.
Я лежал не шелохнувшись. Несложная задача, если учесть, что у меня
перехватило дыхание, а к горлу был приставлен нож. После этих слов
нападавший недовольно хрюкнул, приподнялся и отвел нож на пару дюймов.
- Это всего лишь мальчишка, - сказал он с удивлением, почти с
отвращением. Ко мне он обратился по-уэльски: - Чтоб ни звука, иначе
