души, если только она будет постоянно молиться за нас.
- Она может еще пригодиться тебе, - сказал корниец.
- Может.
- А мальчишка?
- Мальчишка? - переспросил дядя, остановившись. Снова раздались
мягкие шаги. Я напряг слух. Почему мне хотелось услышать ответ, я не
отдавал себе отчета. Я привык, что меня называют ублюдком, трусом или
дьявольским отродьем. Но сегодня ночью я видел полную луну.
Слова прозвучали отчетливо, беззаботно и даже снисходительно.
- Ах да, мальчишка. Смышленый ребенок. Достоин большего. Честно
говоря, приятный малыш. Он будет со мной. Запомни, Алан, мне нравится
мальчишка.
Он позвал слугу наполнить кувшин водой. Использовав момент, я уполз.
Вот так все начиналось. Днями напролет я бродил за ним как
привязанный, и он терпел, даже поощрял меня. Мне никогда не приходило в
голову, что в двадцать один год человеку не всегда удобно иметь рядом
шестилетнего несмышленыша, неотвязно следовавшего по пятам. Моравик
бранилась всякий раз, отлавливая меня, но мама, судя по всему, была
довольна и приказывала отпускать меня.
2
Стояло жаркое лето. В этом году установился мир. Поэтому по
возвращении домой первые несколько дней Камлак провел в безделье, отдыхая
или выезжая с отцом в поля, на природу. С яблонь начинали уже падать
спелые плоды.
Южный Уэльс - чудесная страна с зеленеющими горами и глубокими
долинами. На ровных заливных лугах, желтых от цветов, пасется откормленный
скот. Скрывающиеся в синеве нагорья дубовые рощи полны оленей. По весне
там кричит кукушка, а зимой бродят волки. Там же я видел зимой грозу со
снегом.
Маридунум лежит в устье реки, впадающей в море. На военных картах
река именуется Тобиус, но уэльсцы называют ее Тайви. Долина в этом месте
расширяется, и река течет по топям и заливным лугам, окруженным невысокими
холмами. Город расположен на возвышенном северном берегу. Земля здесь
сухая и имеет сток. С внутренними областями Маридунум соединяет военная
дорога на Карлеон, а с юга через реку перекинут мост в три пролета, от
которого на холм к королевскому дворцу и на площадь ведет мощеная дорога.
Помимо дома моего деда и убогих крепостных построек, возведенных еще
римлянами, где сейчас размещались королевские воины, самым красивым
зданием в Маридунуме был христианский монастырь, стоявший на берегу рядом
с дворцом. Там жили несколько монашек, именовавших свой монастырь общиной
Святого Петра. Большинство же горожан называли место Тир-Мирдин, по имени
божества, чье святилище с незапамятных времен находилось под дубом, что
недалеко от ворот общины. Еще будучи ребенком, я помню, как весь город
называли Кар-Мирддин ["дд" произносится как межзубное д; на месте
Кар-Мирддина находится современный Кармартен]. Неправда, что город назвали
в мою честь, как это утверждают сейчас. Дело в том, что и город, и холм за
городом, на котором находится святой источник, назвали в честь бога,
почитаемого в королевском окружении. После событий, о которых я вам
попозже расскажу, название города принародно изменили в мою честь. Но
первенство принадлежит богу, и если холм и стал моим, то только потому,
что он поделил его со мной.
Дворец деда стоял прямо у реки, утопая во фруктовых садах. Если
взобраться по наклонившейся яблоне на стену, то можно усесться высоко над
бечевником и наблюдать за движением на мосту, людьми, прибывающими с юга,
и кораблями, пристающими во время прилива.
Мне не разрешали лазить за яблоками на деревья, поэтому я
довольствовался паданцами. Но Моравик никогда не мешала мне забираться на
стену. Выставив меня в качестве дозорного, она первая во всем дворце
узнавала о пожаловавших к нам гостях. В конце сада ступеньками поднималась
небольшая терраса, закрытая от ветра с одной стороны кривой кирпичной
стеной. Моравик сидела там часами, подремывая над веретеном, пока в ее
уголок не проникало солнце и не начинало припекать. Тогда ящерицы
осторожно выползали из своих щелей и устраивались на камнях. Или я будил
Моравик своими донесениями.
В одно такое жаркое утро, дней через восемь после приезда Камлака, я
находился, как обычно, на своем посту. Ни на мосту, ни на дороге, ведущей
из долины, не наблюдалось никакого движения. На пристани грузили зерном
баржу. Картину дополняли праздношатающиеся и человек в накидке с
капюшоном, неторопливо собиравший под стенкой паданцы.
Я оглянулся на Моравик. Она спала, уронив веретено на колени. С
мотком пушистой шерсти она была похожа на белый одуванчик. Я выбросил
побитый и уже надкушенный паданец и склонил голову, изучая ветки на
верхушке дерева, с которых свисали крупные желтые плоды. Я наметил себе
один, находившийся в пределах досягаемости. Круглое яблоко, аппетитно
переливалось в лучах солнца. Я облизал губы и, поставив ногу на дерево,
полез наверх.
До заветной цели оставались две ветки, когда меня остановили
доносившиеся с моста крики, топот и звон металла. Болтаясь как обезьяна, я
нащупал ногами опору и раздвинул рукой листву. В направлении города
двигался отряд. Впереди, далеко оторвавшись от остальных, скакал всадник с
непокрытой головой. Под ним была крупная гнедая лошадь.
Не Камлак, не дед и не человек из их окружения. Одежды людей были
незнакомого мне цвета. Когда они достигли берега, я убедился, что
возглавлявший кавалькаду человек был мне незнаком. Черноволосый и
чернобородый, одет в иностранное платье. На груди и на руках золото. Отряд
насчитывал человек пятьдесят.
Король Ланасколя, Горлан. До сих пор не знаю, откуда ко мне пришло
это имя. Может быть, я слышал его в лабиринте? Может, имя неосторожно
обронили в моем присутствии? Видел во сне? Солнце отражалось от
наконечников копий и щитов и било мне в глаза. Горлан из Ланасколя.
Король. Приехал жениться на моей матери и забрать меня к себе, за море.
Она станет королевой, а я...
Всадник начал подниматься в гору. Скользя и срываясь, я поспешил
спуститься.
"А если она откажет ему", - вспомнил я слова корнийца. Ему ответил
голос дяди: "Даже если она откажет, это не имеет почти никакого
значения... Мне нечего опасаться, даже если он явится собственной
персоной".
Отряд легко передвигался по мосту. Слышался звон оружия и стук копыт.
Он явился собственной персоной. Он здесь.
Мне оставалось около фута до стены, когда я оступился и чуть не упал.
Успев, к счастью, уцепиться за ветку, я благополучно приземлился на
парапет, осыпанный листьями и мхом. В этот момент раздался пронзительный
крик няни:
- Мерлин! Мерлин! О боже, где же мальчик?
- Здесь, здесь, Моравик! Сейчас спускаюсь!
Я спрыгнул в высокую траву. Она бросила веретено и, подобрав юбки,
бросилась ко мне.
- Что там за суматоха на дороге? Я слышу конский топот целого отряда!
Святые угодники! Посмотри, детка, на свою одежду! Будто на этой неделе я
своими руками не чинила тебе тунику, только погляди! Сплошные дыры, и сам
в грязи с головы до ног, как нищий ребенок!
Пришлось выскользнуть из ее рук.
- Я упал. Извини. Спускался, чтобы сказать тебе. Конный отряд -
иностранцы! Моравик, это король Горлан из Ланасколя! У него красная
накидка и черная борода!
- Горлан из Ланасколя? Ведь это же в двадцати милях от места, где я
родилась! Интересно, зачем он приехал?
Я удивленно поглядел на нее.
- Как? Разве ты не знаешь? Он приехал жениться на моей матери.
- Чушь.
- Правда!
- Какая там правда! Думаешь, я бы не знала? С чего ты взял? Такие
вещи нельзя говорить, Мерлин. Тут пахнет неприятностями.
- Не помню. Мне кто-то сказал. По-моему, мама.
- Неправда, сам знаешь.
- Значит, я где-то слышал.
- Где-то слышал, где-то слышал. Говорят, что у маленьких поросят
большие уши. Твои должны свисать до земли - столько ты слышишь. Чего
улыбаешься?
- Ничего.
Она уперла руки в бока.
- Ты слушаешь вещи, которые тебе нельзя слышать. Я тебе уже говорила.
Ничего удивительного, что люди говорят о чем думают.
Обычно я уступал, но, разволновавшись, я забыл об осторожности.
- Это правда. Узнаешь сама, это правда! Какая разница, где я слышал?
Я в самом деле не помню где, но это правда, Моравик...
- Что?
- Король Горлан - мой отец, настоящий отец.
- Что?
Вопрос полоснул по ушам как пила.
- Неужели ты не знала? Даже ты?
- Нет, не знала. И ты больше не заикайся об этом никому. Откуда тебе
вообще известно его имя? - Она встряхнула меня за плечи. - Откуда ты
знаешь, что это король Горлан? О его приезде ничего не говорили даже мне!
- Я же сказал. Не помню, где услышал и как. Мне просто запомнилось
его имя, и я знал, что он приедет к королю говорить о моей матери. Мы
отправимся в Малую Британию, Моравик, и ты поедешь с нами. Тебе
понравится, правда. Там твой дом. Может быть, мы будем жить близко.
Она сжала мои плечи, и я умолк. Я с облегчением заметил, как между
яблонями к нам спешил один из стражников короля. Он подошел к нам, тяжело
дыша.
- Его к королю. Мальчика. В большой зал. Быстро.
- Кто это? - допытывалась Моравик.
- Король приказал поспешить. Я обыскался его.
- Кто?
- Король Горлан из Британии.
Моравик зашипела, как испуганная гусыня, и всплеснула руками.
- Какое ему дело до мальчика?
- Почем я знаю? - Стоял жаркий день, стражник был тучноват и
запыхался. С Моравик, имевшей по отношению к слугам статус немногим выше
моего, хотя она была моей няней, он говорил кратко. - Мне известно лишь,
что послали за леди Нинианой и мальчиком, и кому-то, по-моему, сильно
достанется, если его не найдут, когда он потребуется королю. Могу сказать
тебе, что король необычайно взволнован.
- Ладно, ладно. Иди обратно и скажи, что мы подойдем через несколько
минут.
Стражник быстро ушел. Моравик набросилась на меня и схватила мою
руку.
- Все святые! - У Моравик про запас имелся самый большой в Маридунуме
набор заклинаний и талисманов. Я не помню такого случая, чтобы она прошла
мимо святилища, не засвидетельствовав почтения какому-нибудь обитающему
там божеству. Но официально она оставалась христианкой, и к тому же
ревностной, особенно если попадала в беду.
- О херувимы! Угораздило же ребенка оказаться в это утро в лохмотьях!
Давай быстрее, или нам обоим придется туго.
Моравик потащила меня по тропинке к дому, озабоченно призывая всех
своих святых и подгоняя меня. И уж никак она не собиралась вспоминать о
том, что я оказался прав в отношении гостя.
- Дорогой святой Петр! И зачем я наелась в обед угрей и так хорошо
заснула?! Ну и денек! Сюда. - Она подтолкнула меня в комнату.
- Скидывай лохмотья и надевай новую тунику. Скоро мы узнаем, что
уготовил тебе господь. Быстрее, детка!
Я жил вместе с Моравик в маленькой темноватой комнате, рядом с
помещением для слуг. В ней постоянно пахло кухней, но мне это нравилось.
Мне также нравилась старая, замшелая груша, росшая прямо под окном. Летом,
по утру, на ней раздавалось пение птиц. Моя постель - простые доски,
настеленные на деревянные валки, никакой резьбы или даже подставки под
ноги или под голову, - находилась тут же у окна. Я помню, как Моравик,
думая, что я не слышу, жаловалась другим слугам, что королевскому внуку
найдено не больно-то подходящее место. Мне же она говорила, что ей удобно
находиться рядом с другими слугами. Я же, конечно, был доволен. Она всегда
