расслаблении на усталого ребенка.
- Не бойся за меня, мама, - нежно обратился я к ней. - Зачем бы ни
потребовался я богу, я согласен стать для него голосом и орудием. Я пойду
туда, куда он меня пошлет. Когда же все завершится, он сможет забрать меня
к себе.
- Бог один, - прошептала она.
Я улыбнулся ей.
- Мне тоже начинает так казаться. А сейчас спи. Я приду снова утром.
Я отправился проведать мою мать вновь на следующее утро. На этот раз
я пришел один, послав Кадала на рынок за продуктами. Девчонка Диниаса
исчезла после отъезда последнего, предоставив нам самим заботиться о себе
в пустом дворце. Меня ждало вознаграждение: у ворот меня встретила
вчерашняя девушка и в очередной раз проводила меня в келью матери. Когда я
обратился к ней с чем-то, она, не отвечая, накинула поглубже капюшон,
оставив моему взору тонкие руки и стройные ноги. Булыжники высохли, и лужи
исчезли. Она помыла свои ноги, которые в грубых сандалиях были похожи на
хрупкие цветки с голубыми прожилками, хранившиеся в крестьянской корзине.
Где-то так думалось мне, и я настроился на поэтический лад, не имея на то
совершенно никакого права. Стрела еще дрожала, попав в цель, и при виде ее
я волновался и трепетал.
Она снова показала мне дверь, словно я мог позабыть, и ушла.
Похоже, матери стало лучше. Как она сказала, она хорошо отдохнула. Мы
немного поговорили. Отвечая на ее вопросы, я дополнил деталями свой
рассказ. Поднявшись в конце беседы, я спросил, стараясь казаться
совершенно безразличным:
- Девушка у ворот, такая молодая, почему она здесь? Кто она?
- Ее мать работала во дворце. Кирдуэн. Помнишь ее?
- Откуда? - покачал я головой.
- В самом деле.
На вопрос, почему она улыбается, мать ничего не ответила, и, видя,
что ее это забавляет, я не решился задавать другие вопросы.
На третий день меня встретила старая глухая привратница. Во время
разговора с матерью я все думал, рассмотрела ли она (как и все женщины),
что крылось за небрежностью моего вопроса. Может быть, это она сказала,
чтобы убрали девушку с моих глаз? На четвертый день девушка вернулась на
свое место. Едва сделав шаг за ворота, я понял, что она уже наслышана о
Динас Бренине. Желая рассмотреть знаменитого волшебника, она позволила
себе откинуть капюшон, и я увидел большие серо-голубые глаза, полные
любопытства и удивления. Когда я улыбнулся ей и произнес что-то в
приветствие, она снова набросила капюшон, но все же ответила. У нее был
тонкий и нежный, как у ребенка, голос. Она назвала меня "мой повелитель",
будто бы в самом деле считая меня таковым.
- Как тебя зовут? - спросил я.
- Кери, мой лорд.
Я остановился, чтобы задержать ее.
- Как сегодня чувствует себя моя мать?
Она не ответила и, проведя меня во двор, оставила там.
В ту ночь мне не спалось, но я не слышал бога, никто не сказал мне,
что она не про меня. Боги не являются к человеку, чтобы сообщить ему то,
что он уже знает.
В конце апреля матери стало настолько лучше, что, когда я пришел
проведать ее в очередной раз, она сидела в кресле у окна в шерстяном
одеянии, наброшенном прямо на сорочку, подставив себя солнцу. Во дворе
росла айва, благоухающая розовым цветом, кругом гудели пчелы. Прямо рядом
на подоконнике ворковали голуби.
- Есть новости? - спросила она, увидев мое лицо.
- Сегодня приехал посланец. Вортигерн и королева погибли. Говорят,
что на юг с большим войском идет Хенгист и с ним брат Вортимера Пасентиус
с остатками своей армии. Амброзиус уже направляется навстречу.
Мать выпрямилась, глядя мимо меня в стену. Сегодня с ней находилась
женщина, которая сидела на стуле с другой стороны кровати. Она
сопровождала мать в поездке в Динас Бренин. Она перекрестилась на свой
крест. Ниниана продолжала глядеть вдаль, думая о своем.
- Рассказывай.
Я рассказал все, что слышал о бое у Доварда. Женщина снова
перекрестилась, но мать не шевельнулась. Когда я закончил, она поглядела
на меня.
- Ты уезжаешь сейчас?
- Да. Что-нибудь передать ему?
- Когда мы встретимся, у нас будет достаточно времени.
Когда я уходил, мать смотрела на мерцающие аметисты, вглядываясь в
далекое будущее.
Кери не было. Я помешкал немного и затем медленно пересек двор,
направляясь к воротам. Заметив ее в тени арки, я ускорил шаг. Я готовился
наговорить уйму вещей, совершенно бесполезных для того, чтобы сохранить,
что не подлежало сохранению. Но в этом не было необходимости. Она
протянула свои хорошенькие ручки и дотронулась до моих рук.
- Мой лорд...
Ее капюшон был откинут, в глазах стояли слезы.
- В чем дело? - резко спросил я. На какое-то безумное мгновение мне
показалось, что она оплакивает мой отъезд. - Что такое, Кери?
- У меня болит зуб.
Я раскрыл от удивления рот. Наверное, у меня был такой глупый вид,
словно я получил пощечину.
- Здесь, - сказала она, приложив руку к щеке. Капюшон откинулся. - Он
болит уже много дней. Пожалуйста, мой лорд.
- Я не вырываю зубов, - ответил я хрипло.
- Но если вы лишь прикоснетесь...
- И не волшебник... - начал я, но она приблизилась, и слова застряли
у меня в горле. Она пахла жимолостью. Ее волосы были пшеничного цвета, а
глаза синие, как нераспустившиеся колокольчики. Не успел я и слова
сказать, как она взяла мою кисть своими руками и прижала к щеке.
Я напрягся, будто пытаясь вырваться, но затем совладал с собой и
нежно взял ее щеку в свою ладонь. Ее васильковые глаза были невинны, как
само небо. Она наклонилась, и ее одеяние откинулось вперед вместе с ней,
приоткрыв грудь. У нее была гладкая, как вода, кожа и сладкое дыхание.
Я мягко высвободил руку и отошел.
- Я ничего не могу поделать, - по-моему, мой голос звучал грубо. Она
опустила глаза и застенчиво выпрямилась, сложив руки перед собой. У нее
были короткие и густые ресницы, как и волосы, отливавшие золотом. В уголке
рта примостилась крошечная родинка.
- Если к утру не пройдет, лучше вырви его.
- Уже прошло. Боль прекратилась, как только вы дотронулись до щеки, -
в ее голосе слышалось удивление, и она прикоснулась к тому же месту
ласкающим движением. Я почувствовал, как в венах с нарастающим давлением,
словно боль, запульсировала кровь. Внезапно она снова схватила мою руку и
быстро, воровато приложилась к ней ртом.
Рядом со мной распахнулась дверь, и я оказался на пустынной улице.
4
Согласно рассказу посланца, выходило, что Амброзиус принял верное
решение сначала добить Вортигерна, а затем заняться саксами. Взятие
Доварда и проявленная при этом жестокость сделали свое дело. Те из
вторгшихся саксов, которые отважились углубиться внутрь страны, начали
отходить на спорные территории, откуда начиналось вторжение. Они
остановились к северу от Хамбера укрепиться и дождаться там Амброзиуса.
Сначала Хенгист считал, что Амброзиус имеет под своим началом лишь
бретанскую армию, не более того. Он не знал, насколько смертоносно это
оружие. Он полагал (как доносили), что к Амброзиусу примкнуло мало
бриттов. В любом случае саксы столь часто разбивали племенные дружины
бриттов, что перестали считать их за воинов. Когда же до саксонского вождя
дошли слухи о тысячах англичан, присоединившихся к Красному Дракону, и о
поражении у Доварда, он решил не задерживаться у Хамбера, а быстро
двинуться на юг и встретить бриттов в месте по своему выбору, где он смог
бы застать Амброзиуса врасплох и разгромить его армию.
В который уж раз Амброзиус проявил цезарскую скорость. Это было
крайней необходимостью: саксы оставляли за собой разрушенную страну.
Развязка наступила во вторую неделю мая. Уже стояла июньская жара, с
дождичками, оставленными в наследство апрелем. Погода неделю была в долгу
перед двумя месяцами, что же касается Хенгиста, то ему пришло время
отдавать долги. Едва успев довести приготовления до половины, он был
застигнут Амброзиусом у Маэсбели, неподалеку от форта Конан или Кэрконана,
который иногда в народе называют Конисбургом. Это холмистая местность с
крепостью на одной из скал, неподалеку пролегает овраг. Здесь саксы хотели
устроить засаду для войск Амброзиуса, но тот узнал об этом от своих
лазутчиков. Его люди встретили в одной из пещер скрывавшегося там бритта.
Он прятал там свою семью и двух маленьких детей от топоров северян.
Получив сведения, Амброзиус ускорил темп марша и вышел на Хенгиста прежде,
чем была завершена подготовка к засаде. Им предстояло теперь встретиться в
открытой битве.
Затея с засадой обернулась против Хенгиста. Занятые Амброзиусом на
местности позиции имели свои преимущества. Его основные силы - бретанцы,
галлы и бритты с юга и юго-востока - расположились на пологом холме.
Впереди лежало ровное поле, которое им ничего не стоило атаковать. Среди
этой разномастной армии находились и другие британцы со своими вождями.
Позади плавно начиналась возвышенность, поросшая колючками и желтым
утесником. На западе она заканчивалась холмистым плато, а на востоке ее
окаймляла дубовая роща. Люди из Уэльса, горцы, встали по флангам. Северный
Уэльс занял дубовую рощу, а отделенные от них главными силами южные
уэльсцы расположились на холмах к западу. Это воинство, легко вооруженное,
высокоподвижное и имевшее между собой несведенные счеты, держалось
наготове для того, чтобы быть использованным в качестве подкрепления. Во
время битвы они должны были обрушить стремительные молотоподобные удары на
слабые места в обороне противника. На них можно было положиться, чтобы
добить бегущих с поля боя саксов.
Саксы попали в расставленную ими самими ловушку. Перед ними стояла
громадная армия, сзади находилась скала Кэрконан и теснина, в которой они
планировали засаду. Они сражались, как дьяволы, но находились в
неблагоприятном положении. Саксы начали битву в страхе перед грозной
репутацией Амброзиуса, рожденной у Доварда, а также, как рассказывали мне
люди, боясь моего пророчества, которое я сделал перед Вортигерном. Оно
передавалось из уст в уста, как пожар, охвативший довардскую башню.
Естественно, что оборотная сторона предзнаменований играла на руку
Амброзиусу. Сражение началось незадолго до наступления полудня, и к заходу
солнца все было кончено.
Я видел битву от начала до конца. Для меня она оказалась первой, и не
стыжусь сказать, почти последней крупной битвой. Я участвовал в сражениях
не мечом или копьем. Если уж на то пошло, то я внес свою лепту в победу
при Кэрконане задолго до начала самого сражения. Когда же оно началось,
мне пришлось играть роль, символически отведенную мне однажды Утером.
Мы доехали с Кадалом до Карлеона, где встретились с небольшим отрядом
Амброзиуса, занявшим крепость. Второй отряд направлялся к Маридунуму
занять и восстановить местные укрепления. А также, как рассказал мне их
командир в конфиденциальном порядке, "проследить, чтобы христианская
община, вся христианская община - так уж набожен наш король - оставалась
бы в безопасности". Ему даже поручили выделить мне людей для эскорта,
который сопровождал бы меня к Амброзиусу. Отец не забыл при этом передать
мне мою одежду. Поэтому я послал Кадала, к его великому неудовольствию,
обратно, привести в порядок пещеру Галапаса и ждать меня там, а сам
направился в сопровождении воинов на северо-восток.
Мы подъехали как раз, когда армия расположилась за Кэрконаном. Войска
построились уже в боевые порядки и хотели видеть командующего. Согласно
