армии отошли на север за пределы старой стены Гадриана, которая будет
считаться границей его владений.
Земли за пределами стены, по рассказам людей, дики и угрюмы, с
малочисленным населением. Несмотря на это, Окта с радостью воспользовался
предоставленной ему свободой. За ним явился его кузен, Эоза, также
сдавшийся на милость Амброзиуса. Она была ему также дарована. А город Йорк
открыл свои ворота новому королю.
При занятии города Амброзиус всегда действовал по одному образцу.
Первым делом он устанавливал порядок, не допуская в город своих британских
союзников. Порядок устанавливали и поддерживали его собственные войска из
Малой Британии, не имевшие местных пристрастий. Они очищали улицы,
восстанавливали укрепления, разрабатывали планы будущего строительства,
которые передавались опытным инженерам, использующим местные рабочие руки.
Потом проводилась встреча с руководством города, определялась будущая
политика, приносилась клятва верности Амброзиусу, обсуждались меры по
охране города. В конце происходила религиозная церемония благодарения,
сопровождавшаяся всеобщим празднеством.
Йорк явился первым крупным городом, взятым Амброзиусом, и церемония
празднования проводилась в церкви. Стоял ослепительный июньский день,
собралась вся армия и огромные массы народа.
А я уже побывал на одной закрытой церемонии в другом месте.
Трудно было ожидать, что в Йорке окажется храм Митры. В любом случае
поклонение ему было запрещено со времен ухода последнего римского легиона
около века назад. Но в римскую эпоху храм в Йорке являлся одним из самых
красивых в стране. Поскольку поблизости не нашлось естественной пещеры,
храм построили в просторном подвале дома, где жил римский командующий. По
этой причине христиане не смогли осквернить его, подобно остальным
святилищам. Однако время и сырость сделали свое дело, и храм пришел в
негодность. Однажды при одном христианском правителе его попытались
превратить в подземную часовню, но следующий правитель наотрез, если не
сказать более категорично, воспротивился этому. Являясь истинным
христианином, он не видел причины для того, чтобы не использовать добрый
подвал в целях его предназначения, а именно для хранения вина. Винным
подвалом он и оставался до того дня, пока Утер не послал людей привести
его в порядок и подготовить к встрече, приуроченной к празднику бога,
ожидавшемуся шестнадцатого июня. Ее проводили тайно, но не из-за страха, а
для соответствия с политикой: официальное благодарение осуществлялось по
христианской традиции, и Амброзиус собирался на нем присутствовать вместе
с епископами и народом. До праздника я святилища не видел, будучи занят на
работах по восстановлению христианской церкви, в которой должна была
состояться церемония. На празднике Митры в подземном храме я собирался
участвовать вместе с другими посвященными моего ранга. Большинства из этих
людей я не знал или не мог узнать по голосу из-за маски. Только Утера
невозможно было спутать ни с кем, и, конечно же, там должен был быть мой
отец в качестве Посланца солнца.
Дверь храма закрыли. Мы, посвященные самого низкого ранга, ждали
своей очереди в передней.
Передняя представляла собой небольшую квадратную комнату, освещенную
двумя факелами, вставленными в руки статуй по обеим сторонам двери. Над
дверью торчала львиная маска, вырезанная прямо в стене. Потрепанные
временем, без носов и частей тела древние факельщики с достоинством несли
свою службу. В передней было прохладно и пахло дымом. Холод начинал
пробирать меня, передаваясь от каменного пола босым ногам. Но не успела
меня охватить дрожь, как дверь храма открылась, и через мгновение все было
охвачено разноцветными бликами света и огня.
Даже сейчас, спустя все прожитые годы, познав отведенное мне жизнью,
я не могу найти в себе сил преступить клятву молчания и тайны. Этого не
сделал, насколько я знаю, никто. Люди говорят, что то, чему ты научился в
молодом возрасте, никогда не выйдет у тебя из головы. Я, например, так и
не смог избавиться от чар неведомого бога, забросившего меня в Британию к
ногам моего отца. То ли потому, что дух мой был скован, то ли вмешался сам
бог, но мои воспоминания о богослужениях оказались затуманены, словно сон.
Хотя, возможно, что это сон, и не только это мне приснилось, а и ночное
поле, и, наконец, эта ночная церемония.
Кое-что я помню. Опять, но в большем количестве каменные факельщики,
длинные скамьи по сторонам от центрального прохода, на них люди в ярких
одеяниях и масках, повернутых к нам, внимательные глаза. В конце помещения
ступени, ведущие под полукруглый свод, открывающий пещеру со звездным
потолком и знакомым изображением Митры, убивающим быка. Каким-то образом
оно избежало молотов богоборцев, передавая яркую и драматическую картину.
Вот он, молодой человек в капюшоне, освещенный светом факелов и навек
застывший в камне. Встав коленом на павшего быка, он вонзает ему в шею
меч, отвернувшись в печали. У подножия лестницы стояли алтари огня, по
одному с каждой стороны. За ними в одеянии и маске льва стоял человек с
прутом в руке. Сзади - другой, Гелиодромос, Посланец солнца. В центре
наверху под куполом возвышался Отец, ожидавший нас.
Маска ворона имела плохие прорези для глаз, и я мог смотреть только
вперед. Мне не подобало вертеть клювом из стороны в сторону и поэтому я
стоял, прислушиваясь к голосам и прикидывая, сколько здесь находится
знакомых мне людей. Я знал лишь высокого Посланца, спокойно стоявшего у
алтарного огня и одного из "львов", стоявшего не то в проходе, не то у
ступеней и смотревшего мимо самодельных скамей.
Вот таковой была общая картина церемонии, и это было почти все, что я
запомнил, не считая конца. Лев, руководивший обрядом, оказался все-таки
вовсе не Утером. Это был невысокий, плотный человек, постарше Утера.
Нанесенный им удар оказался ритуальным похлопыванием, лишенным злости,
которую вложил бы Утер. И Посланцем был не Амброзиус. Когда он передавал
мне символические хлеб с вином, я заметил у него на мизинце левой руки
золотое кольцо с камнем из красной яшмы, изображающим маленького дракона.
Когда он протянул чашу к моему рту, у него сползла накидка и обнажился
знакомый белый шрам на загорелой коже. Из-под маски на меня глядели
голубые глаза, вначале насмешливые, потом в них промелькнула искра смеха
при виде того, как я вздрогнул и пролил вино. Похоже, Утер поднялся на две
ступени с тех пор, как я последний раз присутствовал на торжествах.
Поскольку больше Посланцев не было, для Амброзиуса оставалось лишь одно
место...
Я отошел от Посланца и преклонил колени перед Отцом. Однако руки,
взявшие мои ладони в свои для получения клятвы, принадлежали старику, а
глаза под маской были глазами незнакомца.
Через восемь дней состоялся официальный праздник благодарения. На нем
присутствовал Амброзиус со всеми своими военачальниками и даже Утер. "Ибо,
- сказал отец, когда мы остались наедине, - ты сам увидишь, что все боги,
рожденные светом, - братья. И Митра, приносящий нам победу, олицетворяет
Христа. Почему бы нам не молиться Христу".
Больше мы на эту тему не разговаривали.
Сдача Йорка ознаменовала завершение первой части кампании Амброзиуса.
После Йорка мы направились к Лондону, легко передвигаясь по стране.
Сражений больше не было, если не считать нескольких стычек по пути. Теперь
королю предстояла огромная работа по восстановлению и укреплению своего
королевства. В каждом городе и крепости он оставлял гарнизоны из
испытанных воинов и доверенных начальников, назначал инженеров для починки
укреплений и дорог. Везде можно было наблюдать одну и ту же картину:
когда-то прекрасные здания безнадежно пришли в упадок; дороги заброшены и
запущены; деревни разрушены, а жители скрываются по лесам и пещерам;
святилища оставлены или осквернены. Вся земля была замутнена алчностью и
глупостью саксонских орд. Все, что излучало свет, - искусства, песни,
науки, религия, торжественные встречи праздников, Пасха, День всех святых,
зимнее солнцестояние и даже культ земледелия - исчезло во мраке туч,
напущенных воинственными северными богами грома и войны. Их позвал сюда
британский король Вортигерн, что и осталось в людской памяти. Люди забыли,
что Вортигерн правил десять с лишним лет, прежде чем обнаружил, что
призванные им силы саксов вышли из-под контроля. Запомнилось лишь, что он
пришел к трону через кровь и предательство, а также убийство родственника,
который был законным королем. Поэтому люди шли к Амброзиусу со всех
сторон, призывая на него благословения всех своих богов, величая его
королем, первым "Королем всей Британии", давшим стране шанс стать таковой.
Другие уже описывали историю коронации Амброзиуса и его первых деяний
и даже поместили ее в летописи. Я добавляю лишь, что сопровождал его на
протяжении первых двух лет, но на двадцатой моей весне мы расстались. С
меня хватило военных советов, походов и длинных юридических диспутов, где
Амброзиус пытался восстановить ослабевшие порядки. Мне надоели бесконечные
встречи со старейшинами и епископами, которые жужжали изо дня в день, из
месяца в месяц, как пчелы, старающиеся не упустить своей капли меда. Я
устал даже от строительства и конструирования. Это была единственная
работа, которую я делал для него, находясь с армией долгие месяцы. В конце
концов я осознал, что должен покинуть его, вырваться из-под пресса
окружающих его проблем. Боги не обращаются к тем, кто не слушает. Разум
сам ищет себе пищу, и до меня дошло, что, какую бы работу я ни выполнял, я
должен делать ее в тиши моих холмов. Поэтому весной, когда мы приехали в
Винчестер, я послал Кадалу письмо, а сам отправился к Амброзиусу - сказать
ему, что мне надо уходить.
Он рассеянно выслушал меня. Слишком много забот навалилось на него в
те дни, и возраст, незаметный раньше, теперь придавил его. Я заметил, что
такое случается с людьми, которые посвятили свою жизнь пути к одному
далеко горящему маяку. Когда вершина покорена и стремиться больше некуда -
осталось лишь поддерживать огонь в горящем рядом маяке, они присаживаются
у него и начинают стареть. Если раньше таких людей согревала их горячая
кровь, то теперь их поддерживает пламя маяка. Так произошло и с
Амброзиусом. Сидевший предо мной в громадном кресле и слушавший меня
король был уже теперь не тем молодым военачальником, склонившимся над
застеленными картами столом в Малой Британии, и не Посланец Митры,
явившийся мне в морозном поле.
- Я не могу тебя удерживать, - ответил он, - ты не мой подчиненный,
ты мой сын. Можешь идти, куда хочешь.
- Ты знаешь, я служу тебе. На днях ты говорил, что пошлешь отряд в
Карлеон. Кто с ним едет?
Он поглядел в свои записи. Год назад он ответил бы, не задумываясь,
по памяти.
- Прискус, Валенс, может быть, Сидониус. Они отправляются через два
дня.
- Тогда я поеду с ними.
Он взглянул на меня. Неожиданно передо мной был снова прежний
Амброзиус.
- Стрела, вынырнувшая из тьмы?
- Можно сказать так. Я знаю, что должен ехать.
- Езжай с миром. Но когда-нибудь возвращайся ко мне.
Нас кто-то прервал. Когда я уходил, он уже тщательно, от слова к
слову, прорабатывал новые законы для города.
7
От Винчестера к Карлеону вела хорошая дорога. Стояла солнечная сухая
погода. Поэтому мы не стали задерживаться в Саруме, а сразу поехали на
север, пересекая Большую равнину.
Недалеко от Сарума находилось место, где родился Амброзиус. Сейчас я
