спать, а на площади собрания собирают. На площади мы спать не позволяли,
не позволяем и позволять никому не будем. - Он покосился на старца. Старец
довольно кивнул. - Вот это и есть наше общее "нельзя". - Он пригладил
волосы и сообщил: - На Выселках объявилась невеста. А у нас есть жених,
известный вам всем Болтун. Болтун, ты встань и покажись... А лучше нет, ты
лучше посиди так, мы тебя все знаем... Отсюда вопрос: отпускать Болтуна на
Выселки или, наоборот, невесту с Выселок взять к нам в деревню... Нет-нет,
ты Болтун, посиди, мы без тебя решим... Кто там с ним рядом сидит,
придержите его там хорошенько пока собрание идет. А у кого есть мнение,
тот пусть нам скажет.
Мнений оказало два. Одни (больше соседи Болтуна) требовали, чтобы
Болтуна поперли на Выселки - пусть-ка он там поживет, а мы тут. Другие же,
люди спокойные и серьезные, живущие от Болтуна далеко, полагали, что нет,
женщин стало мало, воруют женщин, и потому невесту надо брать к себе:
Болтун он хоть и Болтун, а детишки от него, надо полагать, все равно
пойдут, это дело независимое. Спорили долго, горячо и сперва по существу.
Потом Колченог неудачно выкрикнул, что время теперь военное, а все про это
забывают. От Болтуна сразу отвлеклись. Слухач стал объяснять, что никакой
войны нет и никогда не было, а есть и будет Большое Разрыхление Почвы. Да
не Разрыхление, возразили в толпе, а Необходимое Заболочивание.
Разрыхление давно кончилось, уже сколько лет как Заболочивание, а Слухачу
невдомек, да и откуда ему знать, раз он Слухач. Поднялся старец и, выкатив
глаза, хрипло завопил, что все это нельзя, что нет никакой войны, и нет
никакого Разрыхления, и нет никакого такого Заболочивания, а есть, была и
будет Поголовная Борьба на Севере и на Юге. Как же нет войны, шерсть на
носу, отвечали ему, когда за чудаковой деревней полное озеро утопленников?
Собрание взорвалось. Мало ли что утопленники. Где вода, там и утопленники,
за чудаковой деревней все не как у людей, и чудакова деревня нам не указ,
они с глины едят, под глиной живут, жену-то ворам отдал, а теперь на
утопленников ссылаешься? Да никакие это не утопленники, и не борьба это, и
не война, а Спокойствие это и Слияние в целях Одержания! А почему же тогда
Молчун в Город идет? Молчун в Город идет, значит Город есть, а раз есть,
то какая же может быть война ясно, что Слияние!.. А мало ли куда идет
Молчун? Один вот тоже шел, дали ему хорошо по ноздрям, больше никуда не
идет... Молчун потому и идет в Город, что Города нет, знаем мы Молчуна,
Молчун дурак-дурак, а умный, его, Молчуна, на кривой не объедешь, а раз
Города нет, то какое же может быть Слияние?.. Нет никакого Слияния, одно
время, правда, было, но уже давно нет... Так и Одержания уже нет!.. Это
кто там кричит, что нет Одержания? Ты в каком это смысле кричишь? Ты это
что?.. Болтуна! Болтуна, держите!... Эх, не удержали Болтуна! Что же вы
Болтуна не удержали?..
Кандид, зная, что теперь это надолго, попытался начать разговор с
Хвостом, но Хвосту было не до разговоров. Хвост кричал, надсаживаясь:
- Одержание?! А мертвяки почему?! Про мертвяков молчите, потому что
знать не знаете, что о них и думать, вот и кричите про всякое Одержание!..
Покричали про мертвяков, потом про грибные деревни, потом устали и
начали затихать, утирая лица, обессиленно отмахиваясь друг от друга, и
скоро обнаружилось, что все уже молчат, а спорят только старец и Болтун.
Тогда все опомнились. Болтуна посадили, навалились, напихали ему в рот
листьев. Старец еще некоторое время говорил, но потерял голос и не был
слышен. Тогда встал взъерошенный представитель от Выселок и, прижимая руки
к груди, искательно озираясь, стал сорванным голосом просить, чтобы
Болтуна к ним на Выселки не отдавали, не надо им Болтуна, сто лет без
Болтуна жили, и еще сто лет проживут, а чтобы взяли невесту к себе, и
тогда за приданым Выселки не постоят, сами увидите... Начинать спор снова
ни у кого уже не было сил - обещали подумать и решить потом, тем более что
не горит.
Народ стал расходиться на обед. Хвост взял Кандида за руку и оттащил
в сторонку под дерево.
- Так когда же идем? - спросил он. - Мне в деревне вот как надело, я
в лес хочу, тут я от скуки больной скоро сделаюсь... Не пойдешь - так и
скажи, я один пойду, Кулака или Колченога подговорю и с ними вместе
уйду...
- Послезавтра выходим, - сказал Кандид. - Пищу ты приготовил?
- Я пищу приготовил и уже съел, у меня терпенья не хватает на нее
смотреть, как она зря лежит и никто ее, кроме старика, не ест, у меня от
него просто все болит, я этому старику когда-нибудь шею накостыляю, если
скоро не уйду... Как ты думаешь, Молчун, кто такой этот Старик, почему он
у всех все ест и где он живет? Я - человек бывалый, я в десяти деревнях
бывал, у чудаков бывал, даже к заморенным заходил, ночевал у них и от
страха чуть не околел, а такого старика нигде не видел, он у нас какой-то
редкостный старик, наверное, мы его потому и держим и не бьем, но у меня
больше терпения не хватает смотреть, как он по моим горшкам днем и ночью
шарит - и на месте ест, и с собой уносит, а ведь его еще мой отец ругал,
пока его мертвяки не забили... И как в него все это влазит? Ведь кожа да
кости, там у него внутри и места нет, а два горшка вылижет и с собой два
унесет, а горшки никогда не возвращает... Знаешь, Молчун, может, это у нас
не один старик такой, может, их у нас двое или даже трое? Двое спят, а
один работает. Нажрется, второго разбудит, а сам отдохнуть укладывается...
Хвост проводил Кандида до дома, но обедать у него отказался - из
деликатности. Поговорив еще минут пятнадцать о том, как на озере в
Тростниках приманивают рыбу шевелением пальцев, согласившись зайти завтра
к Колченогу и напомнить ему про поход в Город, рассказав, что Слухач -
никакой на самом деле не Слухач, а просто очень уж болезненный человек, и
что мертвяки ловят женщин в пищу, поскольку у мужиков мясо жесткое, а
зубов мертвяки не имеют, пообещав приготовить к послезавтрашнему новые
запасы, а старика беспощадно гнать, он наконец удалился.
Кандид с трудом перевел дыхание и, прежде чем войти, немножко постоял
в дверях, мотая головой. Ты, Молчун, только не забудь, что тебе завтра на
Выселки идти, с самого утра идти, не забудь, не в Тростники, не на
Глиняную поляну, а на Выселки... И зачем это тебе, Молчун, на Выселки
идти, шел бы ты лучше в Тростники, рыбы там много... занятно... На
Выселки, не забудь, Молчун, на Выселки, не забудь, Кандид... Завтра с утра
на Выселки... Парней уговаривать, а то ведь вчетвером до Города не
дойти... Он не заметил, что вошел в дом.
Навы еще не было, а за столом сидел старец и ждал кого-нибудь, чтобы
подали обедать. Он сердито покосился на Кандида и сказал:
- Медленно ты, Молчун, ходишь, я тут в двух домах побывал - везде уже
обедают, а у вас пусто... Потому у вас, наверное, и детей нет, что
медленно вы ходите и дома вас никогда не бывает, когда обедать пора...
Кандид подошел к нему вплотную и некоторое время постоял, соображая.
Старец говорил:
- Сколько же времени будешь ты до Города идти, если тебя и к обеду не
дождаться? До Города, говорят, очень, очень далеко, я теперь все про тебя
знаю, знаю, что вы в Город собрались, одного только не знаю, как это ты до
Города доберешься, если ты до горшка с едой целый день добираешься и
добраться не можешь... Придется мне с вами идти, я уж вас доведу, мне в
Город давно надо, да дороги я туда не знаю, а в Город мне надо для того,
чтобы свой долг исполнить и все обо всем кому следует рассказать...
Кандид взял его под мышки и рывком поднял от стола. От удивления
Старец замолчал. Кандид вынес его из дома на вытянутых руках, поставил на
дорогу, а ладони свои вытер травой. Старец опомнился.
- Только вот еды вы на меня взять не забудьте, - сказал он вслед
Кандиду. - Еды вы мне возьмите хорошей и побольше, потому что я иду свой
долг исполнять, а вы для своего удовольствия и через "нельзя"...
Кандид вернулся в дом, сел за стол и опустил голову на стиснутые
кулаки. И все-таки послезавтра я ухожу, подумал он. Вот бы что мне не
забыть: послезавтра. Послезавтра, подумал он. Послезавтра, послезавтра.
3. ПЕРЕЦ
Перец проснулся оттого, что холодные пальцы тронули его за голое
плечо. Он открыл глаза и увидел, что над ним стоит человек в исподнем.
Света в комнате не было, но человек стоял в лунной полосе, и было видно
его белое лицо с выкаченными глазами.
- Вам чего? - шепотом спросил Перец.
- Очистить надо, - тоже шепотом сказал человек.
Да это же комендант, с облегчением подумал Перец.
- Почему очистить? - спросил он громко и приподнялся на локте. - Что
очистить?
- Гостиница переполнена. Вам придется очистить место.
Перец растерянно оглядел комнату. В комнате все было по-прежнему,
остальные три койки были по-прежнему свободны.
- А вы не озирайтесь, - сказал комендант. - Нам виднее. И все равно
белье надо на вашей койке менять и отдавать в стирку. Сами-то вы стирать
не будете, не так воспитаны...
Перец понял: коменданту было очень страшно, и он хамил, чтобы придать
себе смелости. Он был сейчас в том состоянии, когда тронь человека - и он
завопит, заверещит, задергается, высадит раму и станет звать на помощь.
- Давай, давай, - сказал комендант и в каком-то жутком нетерпении
потянул из-под Переца подушку. - Белье, говорят...
- Да что же это, - проговорил Перец. - Обязательно сейчас? Ночью?
- Срочно.
- Господи, - сказал Перец. - Вы не в своем уме. Ну хорошо...
Забирайте белье, я и так обойдусь, мне всего эта ночь осталась.
Он слез с койки на холодный пол и стал сдирать с подушки наволочку.
Комендант, словно бы оцепенев, следил за ним выпученными глазами. Губы его
шевелились.
- Ремонт, - сказал он наконец. - Ремонт пора делать. Обои все
ободрались, потолок потрескался, полы перестилать надо... - Голос его
окреп. - Так что место вы все равно очищайте. Сейчас мы здесь начнем
делать ремонт.
- Ремонт?
- Ремонт. Обои-то какие стали, видите? Сейчас сюда рабочие придут.
- Прямо сейчас?
- Прямо сейчас. Ждать больше немыслимо. Потолок весь растрескался.
Того и гляди...
Переца бросило в дрожь. Он оставил наволочку и взял в руки штаны.
- Который час? - спросил он.
- Первый час уже, - сказал комендант, снова переходя на шепот и
почему-то озираясь.
- Куда же я пойду? - сказал Перец, остановившись с одной ногой в
штанине. - Ну, вы меня устройте где-нибудь. В другом номере...
- Переполнено. А где не переполнено, там ремонт.
- Ну в дежурке.
- Переполнено.
Перец с тоской уставился на луну.
- Ну хоть в кладовой, - сказал он. - В кладовой, в бельевой, в
изоляторе. Мне всего шесть часов осталось спать. Или, может быть, вы меня
у себя как-нибудь поместите...
Комендант вдруг заметался по комнате. Он бегал между койками, босой,
белый, страшный, как привидение. Потом он остановился и сказал стонущим
голосом: - Да что же это, а? Ведь я тоже цивилизованный человек, два
института окончил, не туземец какой-нибудь... Я же все понимаю! Но
невозможно, поймите! Никак невозможно! - Он подскочил к Перецу и прошептал
ему на ухо: - У вас виза истекла! Двадцать семь минут уже, как истекла, а
вы все еще здесь. Нельзя вам быть здесь. Очень я вас прошу... - Он
грохнулся на колени и вытащил из-под кровати ботинки и носки Переца. - Я
без пяти двенадцать проснулся весь в поту, - бормотал он. - Ну, думаю,
