Старец поглядел ей вслед, посопел и продолжал:
- Как еще можно понимать "нельзя"? Можно и нужно понимать, так, что
"нельзя" - вредно...
Кандид доел, поставил со стуком порожний горшок перед Старцем и вышел
на улицу. Дом сильно зарос за ночь, и в густой поросли вокруг видна была
только тропинка, протоптанная старцем и место у порога, где старец сидел и
ждал, ерзая, пока они проснутся. Улицу уже расчистили, зеленый ползун
толщиной в руку, вылезший вчера из переплетения ветвей над деревней и
пустивший корни перед соседским домом, был порублен, облит бродилом,
потемнел и уже закис. От него остро и аппетитно пахло, и соседовы
ребятишки, обсев его, рвали бурую мякоть и набивали рты сочными брызжущими
комками. Когда Кандид проходил, старший невнятно крикнул набитым ртом:
"Молчак-мертвяк!". Но его не поддержали - были заняты. Больше на улице,
оранжевой и красной от высокой травы, в которой тонули дома, сумрачной,
покрытой неяркими зелеными пятнами от солнца, пробивающегося сквозь лесную
кровлю, никого не было. С поля доносился нестройный хор скучных голосов:
"Эй, сей веселей, вправо сей, влево сей...". В лесу откликалось эхо. А
может быть, и не эхо. Может быть, мертвяки.
Колченог, конечно, сидел дома и массировал ногу.
- Садись, - сказал он Кандиду приветливо. - Вот тут я мягкой травки
постелил для гостей. Уходишь, говорят?
Опять, подумал Кандид, опять все сначала.
- Что, опять разболелась? - спросил он, усаживаясь.
- Нога-то? Да нет, просто приятно. Гладишь ее вот так, и хорошо. А
когда уходишь?
- Да как мы с тобой договаривались. Если бы ты со мной пошел, то хоть
послезавтра. А теперь придется искать другого человека, который знает лес.
Ты ведь, я вижу, идти не хочешь.
Колченог осторожно вытянул ногу и сказал вразумляюще:
- Как от меня выйдешь, поворачивай налево и ступай до самого поля. По
полю - мимо двух камней, сразу увидишь дорогу, она мало заросла, потому
что там валуны. По этой дороге две деревни пройдешь, одна пустая, грибная,
грибами она поросла, так там не живут, а в другой живут чудаки, через них
два раза синяя трава проходила, с тех пор там болеют, и заговаривать с
ними не надо, все равно они ничего не понимают, память у них как бы
отшибло. А за той чудаковой деревней по правую руку и будет тебе твоя
Глиняная поляна. И никаких тебе провожатых не надо, сам спокойненько
дойдешь и не вспотеешь.
- До Глиняной поляны мы дойдем, - согласился Кандид. - А вот дальше
как?
- Куда дальше? - Через болото, где раньше озера были. Помнишь, ты про
каменную дорогу рассказывал?
- Это про какую же дорогу? До Глиняной поляны? Так я же тебе
втолковываю: поверни налево, иди до поля, до двух камней...
Кандид дослушал и сказал:
- До Глиняной поляны я дорогу теперь знаю. Мы дойдем. Но мне нужно
дальше, ты же знаешь. Мне необходимо добраться до Города, а ты обещал
показать дорогу.
Колченог сочувственно покачал головой.
- До Го-о-орода!.. Вот ты куда нацелился. Помню, помню... Так до
Города, Молчун, не дойти. До Глиняной поляны, например, это просто: мимо
двух камней, через грибную деревню, через чудакову деревню, а там по
правую руку и будет тебе Глиняная поляна. Или, скажем, до Тростников. Тут
уж поворачивай от меня направо, через редколесье, мимо Хлебной лужи, а там
все время за солнцем. Куда солнце, туда и ты. Трое суток идти, но если
тебе уж так надо - пойдем. Мы там горшки добывали раньше, пока здесь свои
не рассадили. Тростники я знаю хорошо. Ты бы так и говорил, что до
Тростников. Тогда и до послезавтра ждать нечего, завтра утром и выйдем, и
еды нам с собой брать не надо, раз там Хлебная лужа... Ты, Молчун,
говоришь больно коротко: только начнешь к тебе прислушиваться, а ты уже и
рот закрыл. А в Тростники пойдем. Завтра утром и пойдем...
Кандид дослушал и сказал:
- Понимаешь, Колченог, мне не надо в Тростники. В Тростники мне не
надо. Не надо мне в Тростники. - Колченог внимательно слушал и кивал. - А
надо мне в Город, - продолжал Кандид. - Мы с тобой уже давно об этом
говорим. Я тебе вчера говорил, что мне надо в Город. Позавчера говорил,
что мне надо в Город. Неделю назад говорил, что мне надо в Город. Ты
сказал, что знаешь до Города дорогу. Это ты вчера сказал. И позавчера
говорил, что знаешь до Города дорогу. Не до Тростников, а до Города. Мне
не надо в Тростники. ("Только бы не сбиться, - подумал он. - Может быть, я
все время сбиваюсь. Не Тростники, а Город. Город, а не Тростники".) Город,
а не Тростники, - повторил он вслух. - Понимаешь? Расскажи мне про дорогу
до Города. Не до Тростников, а до Города. А еще лучше - пойдем до Города
вместе. Не до Тростников пойдем вместе, а до Города пойдем вместе.
Он замолчал. Колченог снова принялся оглаживать больное колено.
- Наверное, тебе, Молчун, когда голову отрезали, что-нибудь внутри
повредили. Это как у меня нога. Сначала была нога ногой, самая
обыкновенная, а потом шел я однажды ночью через Муравейники, нес
муравьиную матку, и эта нога попала у меня в дупло, и теперь кривая.
Почему кривая, никто не знает, а ходит она плохо. Но до Муравейников
дойду. И сам дойду, и тебя доведу. Только не пойму, зачем ты сказал, чтобы
я пищу на дорогу готовил, до Муравейников тут рукой подать. - Он посмотрел
на Кандида, смутился и открыл рот. - Так тебе же не в Муравейники, -
сказал он. - Тебе же куда? Тебе же в Тростники. А я не могу в Тростники,
не дойду. Видишь, нога кривая. Слушай, Молчун, а почему ты так не хочешь в
Муравейники? Давай пойдем в Муравейники, а? Я ведь с тех пор так и не
бывал там ни разу, может, их, Муравейников, уже и нету. Дупло то поищем,
а?
"Сейчас он меня собьет", - подумал Кандид. Он наклонился набок и
подкатил к себе горшок.
- Хороший какой у тебя горшок, - сказал он. - И не помню, где я в
последний раз видел такие хорошие горшки... Так ты меня проводишь до
Города? Ты говорил, что никто, кроме тебя дорогу до Города не знает.
Пойдем до Города, Колченог. Как ты думаешь, дойдем мы до Города?
- А как же! Дойдем! До Города? Конечно, дойдем. А горшки такие ты
видел, я знаю где. У чудаков такие горшки. Они их, понимаешь, не
выращивают, они их из глины делают, у них там близко Глиняная поляна, я
тебе говорил: от меня сразу налево и мимо двух камней до грибной деревни.
А в грибной деревне никто уже не живет, туда и ходить не стоит. Что мы,
грибов не видели, что ли? Когда у меня нога здоровая была, я никогда в эту
грибную деревню не ходил, знаю только, что от нее за двумя оврагами чудаки
живут. Да. Можно было бы завтра и выйти... Да... Слушай, Молчун, а давай
мы туда не пойдем. Не люблю я эти грибы. Понимаешь, у нас в лесу грибы -
это одно, их кушать можно, они вкусные. А в той деревне грибы зеленые
какие-то, и запах от них дурной. Зачем тебе туда? Еще грибницу сюда
занесешь. Пойдем мы лучше в Город. Гораздо приятнее. Только тогда завтра
не выйти. Тогда еду надо запасать, расспросить нужно про дорогу. Или ты
дорогу знаешь? Если знаешь, тогда я не буду расспрашивать, а то я что-то и
не соображу, у кого бы это спросить. Может, у старосты спросить, как ты
думаешь?
- А разве ты про дорогу в Город ничего не знаешь? - спросил Кандид. -
Ты про эту дорогу много знаешь. Ты даже один раз почти до Города дошел, но
испугался мертвяков, испугался, что один не отобьешься...
- Мертвяков я не боялся и не боюсь, - возразил Колченог. - Я тебе
скажу, чего я боюсь: как мы с тобой идти будем, вот чего я боюсь. Ты так
все время и будешь молчать? Я ведь так не умею. И еще чего я боюсь... Ты
не обижайся на меня, Молчун, ты мне скажи, а громко не хочешь говорить,
так шепотом скажи или даже просто кивни, а если уж и кивать не хочешь, так
вот правый глаз у тебя в тени, ты его и прикрой, никто не увидит, один я
увижу. А вопрос у меня такой: может быть, ты все-таки немножечко мертвяк?
Я ведь мертвяков не терплю, у меня от них дрожь начинается, и ничего я с
собой не могу поделать...
- Нет, Колченог, я не мертвяк, - сказал Кандид. - Я их и сам не
выношу. А если ты боишься, что я буду молчать, так мы ведь не вдвоем
пойдем, я тебе уже говорил. С нами Кулак пойдет, и Хвост, и еще два мужика
из Выселок.
- С Кулаком я не пойду, - решительно сказал Колченог. - Кулак у меня
дочь мою за себя взял и не уберег. Угнали у него мою дочку. Мне не то
жалко, что он взял, а то мне жалко, что не уберег. Шел он с нею в Выселки,
подстерегли его воры и дочку отобрали, а он и отдал. Сколько я потом с
твоей Навой ее искал, так и не нашел. Нет, Молчун, с ворами шутки плохи.
Если бы мы с тобой в Город пошли, от воров бы покою не было. То ли дело в
Тростники, туда можно без всяких колебаний идти. Завтра и выйдем.
- Послезавтра, - сказал Кандид. - Ты пойдешь, я пойду, Кулак, Хвост и
еще двое из Выселок. Так до самого Города и дойдем.
- Вшестером дойдем, - уверенно сказал Колченог. - Один бы я не пошел,
конечно, а вшестером мы до самых Чертовых гор дойдем, только я дороги туда
не знаю. А может, пошли до Чертовых гор? Далеко очень, но вшестером
дойдем. Или тебе не надо на Чертовы горы? Слушай, Молчун, давай до Города
доберемся, а там уже и посмотрим. Пищи нужно только набрать побольше.
- Хорошо, - сказал Кандид, поднимаясь. - Значит, послезавтра выходим
в Город. Завтра я схожу на Выселки, потом тебя повидаю и еще разок
напомню.
- Заходи, - сказал Колченог. - Я бы и сам к тебе зашел, да вот нога у
меня болит - сил нет. А ты заходи. Поговорим. Я знаю, многие с тобой
говорить не любят, очень с тобой трудно говорить, Молчун, но я не такой. Я
уже привык, и мне даже нравится. И сам приходи, и Наву приводи, хорошая
она у тебя, Нава твоя, детей вот только у нее нет, ну да еще будут,
молодая она у тебя...
На улице Кандид снова обтер с себя ладонями пот. Продолжение
следовало. Рядом кто-то хихикнул и закашлялся. Кандид обернулся. Из травы
поднялся старец, погрозил узловатым пальцем и сказал:
- В Город, значит, нацелились. Интересно затеяли, да только до Города
никто еще живым не доходил, да и нельзя. Хоть у тебя голова и
переставленная, а это ты понимать должен...
Кандид свернул направо и пошел по улице. Старец, путаясь в траве,
некоторое время плелся следом, бормотал: "Если нельзя, то всегда в
каком-нибудь смысле нельзя, в том или ином... Например, нельзя без
старосты или без собрания, а со старостой или с собранием, наоборот можно,
но опять же не в любом смысле..." Кандид шел быстро, насколько позволяла
томная влажная жара, и старец понемногу отстал.
На деревенской площади Кандид увидел Слухача. Слухач, пошатываясь и
заплетая кривые ноги, ходил кругами, расплескивая пригоршнями коричневый
травобой из огромного горшка, подвешенного на животе. Трава позади него
дымилась и жухла на глазах. Слухача надо было миновать, и Кандид попытался
его миновать, но Слухач так ловко изменил траекторию, что столкнулся с
Кандидом носом к носу.
- А-а, Молчун! - радостно закричал он, поспешно снимая с шеи ремень и
ставя горшок на землю. - Куда идешь, Молчун? Домой, надо думать, идешь, к
Наве, дело молодое, а не знаешь ты, Молчун, что Навы твоей дома нету, Нава
твоя на поле, вот этими глазами видел, как Нава на поле пошла, хочешь
теперь верь, хочешь не верь... Может, конечно, и не на поле, дело молодое,
да только пошла твоя Нава, Молчун, по во-он тому переулку, а по тому
переулку, кроме как на поле, никуда не выйдешь, да и куда ей,
спрашивается, идти, твоей Наве? Тебя, Молчуна, может, разве, искать...
