кажется, уже... Так вот, мне сейчас очень хочется пойти и немножко
поводить "Корабль".
- Да вы еще успеете поводить! И потом я прошу вас сказать не о
сущности вашей работы, а о внешней форме, так сказать... Вот вы приходите
на работу. Обычные трудовые будни...
- Хорошо. Будни. Я ложусь на вычислитель и думаю.
- Ну-ну... Постойте - на вычислитель? Ну да, понимаю. Вы лингвист, и
вы ложитесь на... И что же дальше?
- Час думаю. Другой думаю. Третий думаю...
- И наконец?..
- Пять часов думаю, ничего у меня не получается. Тогда я слезаю с
вычислителя и ухожу.
- Куда?!
- Например, в зоопарк.
- В зоопарк? Отчего же в зоопарк?
- Так. Я люблю зверей.
- Ну а как же работа?
- Что ж работа... Прихожу на другой день и опять начинаю думать.
- И опять думаете пять часов и уходите в зоопарк?
- Нет. Обычно ночью мне в голову приходят какие-нибудь идеи и на
другой день я только додумываю. А потом сгорает вычислитель.
- Так. И вы уходите в зоопарк?
- При чем здесь зоопарк? Мы начинаем чинить вычислитель. Чиним до
утра.
- Ну а потом?
- А потом кончаются будни и начинается сплошной праздник. У всех
глаза на лоб, и у всех одно на уме: вот сейчас все застопорится и надо
думать сначала.
- Ну ладно. Это будни. Однако же нельзя все время работать...
- Нельзя, - сказал Вадим с сожалением. - Я, например, не могу. В
конце концов заходишь в тупик и приходится развлекаться.
- Как?
- Как придется. Например, гоняю на буерах. Вы любите гонять на
буерах?
- Э-э... Мне как-то не приходилось.
- Что же вы, Саул! Я вас обязательно покатаю. Какой у вас индекс
здоровья?
- Индекс здоровья? Я вполне здоров. А над чем вы теперь работаете?
- Над свертками разобщенных структур.
- А зачем это нужно?
- Что значит - зачем?
- Ну, кому от этого будет польза?
- Каждому, кто этим заинтересуется. Вот сейчас проектируют
универсальный транслятор. Универсальный транслятор должен уметь свертывать
разобщенные структуры.
- Скажите, Вадим, а здесь, на "Корабле", можно послушать музыку?
- Конечно. Что бы вы хотели? Хотите "Трели" Шеера? Под эту музыку
изумительно водится "Корабль".
- А Бах?
- О, Бах! По-моему, у нас есть и Бах. Слушайте, Саул, а ведь с вами,
наверное, слушать музыку будет очень приятно.
- Почему?
- Не знаю. Всегда приятно слушать музыку с человеком, который хорошо
ее знает. Мендельсона вы любите?
- Вы знаете Мендельсона?
- Саул! Мендельсон - это лучший из старых. Я надеюсь, вы любите
Мендельсона. Правда, его плохо слушать в "Корабле". Вы меня понимаете?
- Пожалуй... Я слушаю Мендельсона в своем уютном кабинете...
Разговорились, наконец, подумал Антон. Он взглянул на часы. "Корабль"
входил в стартовую зону над северным полюсом. На экране в фиолетовой
глубине возникли темные точки звездолетов, ожидающих старта. Антон крикнул
в дверь:
- Простите, что прерываю. Скоро старт. Димка, покажи Саулу, как
пользоваться безынерционной камерой.
Антон послал на контрольную станцию запрос о программе предстоящего
перелета, и через тридцать минут, в течении которых "Корабль" плавал в
стратосфере вместе с двумя десятками других больших и малых звездолетов,
получил программу на переход, семь вариантов программы обратного пути и
разрешение на выход в подпространство. Тогда он попросил пассажиров
укрыться в камерах, вошел в камеру сам, произвел перекличку и дал
"Кораблю" команду на старт.
Как всегда, Антона сильно затошнило. Через все тело прошла
раскаленная волна, лицо и спина покрылись холодным потом. Антон осоловелым
взглядом следил за тем, как красная стрелка прыгает по шкале, отмечая
стремительно меняющуюся кривизну пространства. Двести риманов...
четыреста... восемьсот... тысяча шестьсот риманов на секунду...
Пространство вокруг "Корабля" скручивалось все туже. Антон знал, как это
выглядело со стороны. Четкий черный конус "Корабля" становится зыбким,
медленно тает, и вдруг исчезает совсем, а на его месте вспыхивает на
солнце огромное облако твердого воздуха. Температура на сто километров
вокруг резко падает на пять-десять градусов... Три тысячи риманов.
Огненная стрелка остановилась. Эпсилон-деритринитация закончилась и
"Корабль" перешел в состояние подпространства. С точки зрения земного
наблюдателя он был сейчас "размазан" на протяжении всех полутораста
парсеков от Солнца до ЕН 7031. Теперь предстоял обратный переход.
При выходе из подпространства всегда существует опасность оказаться
слишком близко к какой-нибудь тяготеющей массе, а может быть, даже внутри.
Правда, опасность эта является чисто теоретической. Вероятность ее гораздо
меньше, чем вероятность попасть точно в печную трубу Эрмитажа, вывалившись
над Ленинградом из стратоплана. Во всяком случае, ни то ни другое событие
не было зарегистрировано за всю историю человечества. Корабль Антона
благополучно выскочил в нормальное пространство на расстоянии двух
астрономических единиц от желтого карлика ЕН_7031.
Антон отдышался, вытер пот со лба и вышел из камеры. В рубке все было
в порядке. Он прошел вдоль пульта, скользнул взглядом по обзорному экрану,
потом выключил автоматику перехода. На пульте перед экраном по-прежнему
лежал букетик гвоздик. "Жалко", - пробормотал он. Он коснулся букетика
пальцем и цветы рассыпались в зеленоватую пыль. "Бедняги, - подумал Антон.
- Не выдержали. Да и кто выдержит?" Он вспомнил о пассажирах и спустился в
кают-кампанию.
Зал кают-кампании был круглый, сюда выходили двери всех восьми кают и
люк в нижний этаж, где были кладовая, кухня-синтезатор, душ и прочее.
Антон оглядел стол, кресла, поправил крышку мусоропровода и направился в
каюту Вадима. Там он отодвинул заслонку камеры и Вадим вывалился на него.
Он был белый и мокрый, как мышь.
- Плохо? - участливо спросил Антон.
Вадим грудным голосом пропел:
Воет ветер дальних странствий,
Раздается жуткий свист -
Это вышел в Подпространство
Структуральнейший лингвист.
Впрочем, он сейчас же откинул диван и сел.
- Вот почему я не стал звездолетчиком, - сказал он немного хрипло и
прилег.
- Каждый раз ты это говоришь, - сказал Антон. Вадим промолчал. -
Пойду, освобожу Саула, - сказал Антон.
- Ты слышал нашу беседу? - спросил Вадим, не открывая глаз.
- Да.
- Интересный человек, а?
- Не знаю, - сказал Антон. - По-моему, он человек в беде.
- Еще бы! Другого бы ты на "Корабль" не взял. Стоит нам собраться
куда-нибудь вдвоем, как ты начинаешь альтруировать. Постой, не уходи...
Антон остановился в дверях.
- Ты несешь болезненную чепуху, - сказал он, - а Саулу там сейчас,
наверное, плохо. Это трудно представить, но он, я думаю, еще более хилый
межпланетник, чем ты.
Вадим неожиданно вскричал трагическим шепотом:
- Слепец! О слепец!.. Нет, не уходи, мне тоже плохо... Неужели ты еще
не понимаешь, кто он?!
- Что ты имеешь в виду?
Вадим, наконец, сел.
- Он же ничего не смыслит в лингвистике, - сказал он. - Надеюсь, ты
это заметил?
- А что ты понимаешь в истории?
- Ты мне еще скажи, что он книжный червь. Мы все знаем одного такого
червя. Его зовут Бенни Дуров. Поговори о нем с тагорянами.
Антон нехотя улыбнулся.
- Ладно, - сказал он. - Только ты все-таки воздерживайся. Я-то тебя
переношу в любых дозах, а вот на свежего человека ты иногда производишь
совершенно удручающее впечатление. Поменьше жеребячьего оптимизма и
побольше такта.
- Слушаю, шкип, - серьезно сказал Вадим. - Есть, шкип.
Антон вышел. Огибая стол, он опять улыбнулся: с Вадимом не
соскучишься. В кабине номер три он прежде всего откинул диван и только
тогда откатил заслонку, готовясь подхватить падающее тело. Вместо этого из
камеры повалил синий дым. Антон отпрянул.
- Что, разве уже? - раздался из клубов дыма голос Саула.
Антон вгляделся. Саул сидел на своем портфеле, поставленном на попа,
и курил длинную черную трубку. Вид у него был рассеянный и благодушный.
- Вас не тошнит? - спросил Антон, попятился и сел на диван.
- Отнюдь нет. Что, можно выходить?
- Прошу вас, - сказал Антон.
Саул поднялся, взял портфель и, наклонясь, вышел из камеры.
- Мы почти на месте, - сказал Антон. - Остается только выбрать
планету и решить, где высадиться.
Саул сел рядом с ним.
- Мы далеко от Земли? - спросил он.
- Полтораста парсеков. Почти на пределе для нашего "Корабля".
Вадим заорал из своей каюты:
- Саул! Требуйте землеподобную планету! В скафандре вам не
понравится, а кислородная маска - это еще туда-сюда...
Антон встал и плотно прикрыл дверь.
- Мне все равно, какую планету, - тихо сказал Саул. - Но, конечно,
лучше такую, где можно дышать, - он вдруг усмехнулся. - Это очень важно,
чтобы можно было дышать. - Антон внимательно смотрел на него. - Но самое
главное - чтобы там никого не было...
- Вот что, Саул, - сказал Антон. - Планету мы вам найдем. Это
пустяки. У нас на борту есть жилой купол на шесть человек, есть глайдер,
есть запас пищи для инициирования цикла, есть хорошая радиостанция. Мы
поможем вам устроиться и сейчас же уйдем. Хорошо?
Саул сидел, опустив голову.
- Да, - сказал он хрипло. - Так будет лучше всего. Наверное.
- Ну, вот и хорошо, - Антон толкнул дверь. - Я пойду в рубку, а вы...
Если захотите, тоже приходите в рубку.
В рубке Антон включил бортовой каталог и просмотрел сведения о
системе ЕН_7031. Сведения были неинтересные. Вокруг желтого карлика
крутилось четыре планеты и два пояса астероидов. Пожалуй, больше всего
подходила вторая планета: она была землеподобна и находилась на расстоянии
полутора астрономических единиц от своего солнца. Антон подал команду на
киберштурман.
Из кают-кампании доносились голоса.
- Как вы перенесли переход, Саул?
- Какой переход? Я не заметил никакого перехода.
- Я так и думал.
- Что?
- Что вы не заметите. Хотите душ?
- Нет. Нам долго еще?
- Наверное, нет. Чувствуете? - "Корабль" шевельнулся и пол поплыл
из-под ног. - Это он ложится на курс. Пойдемте в рубку, а?
- А мы не помешаем?
- Конечно, нет. Мы же туристы. Вот в десантном или рейсовом
звездолете нас бы не пустили... Зачем вы носите с собой портфель?
- Он мне дорог...
- Тогда не ставьте его на крышку мусоропровода.
Антон внимательно рассматривал изображение планеты на обзорном
экране. Планета была голубая, как Земля, покрытая белой пеленой облаков,
но очертания материков были незнакомые - один большой материк тянулся
вдоль экватора, другой, поменьше, тяготел к полюсу.
- Вот ваша планета, Саул, - сказал Антон, и взял листок, выпавший из
вывода антенну-анализатора. - Прекрасная планета. Сжатия нет. Сутки -
двадцать восемь часов, масса - один и одна десятая. Вредных газов тоже
нет. Кислорода много. Маловато углекислоты, но пусть это вас не беспокоит.
Он посмотрел на Саула. Саул смотрел на свою планету с каким-то
странным выражением. Мохнатые брови его поднялись дугами, и Антону
показалось даже, что он может заплакать. Антон был тронут.
- Товарищи! - сказал вдруг Вадим. - Давайте назовем эту планету
Саулой.
- Нарекается Саулой! - сказал Антон.
Он пригнул к себе раструб бортового дневника и продиктовал:
- Юлианский день двадцать пять сорок два девятьсот шестьдесят семь.
