тучи ослепительной, пронзительной зелени над ними, желтые ровные дорожки,
а вдоль них - темно-зеленый кустарник, непроницаемо густой, пестрящий
яркими, неправдоподобно лиловыми цветами, и вдруг из пятнистой от солнца
тени на песчаную площадку выступил поразительный, совершенно невозможный
зверь, состоящий как бы только из ног и шеи, остановился, повернул
маленькую голову и взглянул на Гага огромными бархатистыми глазами.
- Колоссально... - прошептал Гаг. Голос у него сорвался. -
Великолепно сделано!
- Зеброжираф, - непонятно и в то же время вроде бы и понятно пояснил
Корней.
- Для человека опасен? - деловито осведомился Гаг.
- Я же тебе сказал: здесь нет ничего ни опасного, ни угрожающего...
- Я понимаю: здесь - нет. А там?
Корней покусал губу.
- Здесь - это и есть там, - сказал он.
Но Гаг уже не слышал его. Он потрясенно смотрел, как по песчаной
дорожке мимо зеброжирафа, совсем рядом с ним, идет человек. Он увидел, как
зеброжираф склонил бесконечную шею, будто пестрый шлагбаум опустился, а
человек, не останавливаясь, потрепал животное по холке и пошел дальше,
мимо сооружения из скрученного шипастого металла, мимо радужных перьев,
повисших прямо в воздухе, поднялся по нескольким плоским ступенькам и
сквозь прозрачную стену вошел в зал.
- Между прочим, это тоже инопланетянин, - сказал Корней вполголоса. -
Его здесь вылечили, и скоро он вернется на свою планету.
Гаг сглотнул всухую, провожая выздоровевшего инопланетянина глазами.
У того были странные уши. То есть, строго говоря, ушей почти не было, а
голый череп неприятно поражал обилием каких-то бугров и узловатых
гребенчатых выступов. Гаг снова глотнул и посмотрел на зеброжирафа.
- Разве... - начал он и замолчал.
- Да?
- Прошу прощения, Корней... Я думал... это все... Ну, вот это все, за
стеной...
- Нет, это не кино, - с оттенком нетерпения в голосе сказал Корней. -
И не вольера. Это все на самом деле, и так здесь везде. Хочешь погладить
его? - спросил он вдруг.
Гаг весь напрягся.
- Слушаюсь, - сказал он осипшим голосом.
- Да нет, если не хочешь - не надо. Просто ты должен понять...
Корней вдруг оборвал себя. Гаг поднял на него глаза. Корней смотрел
поверх его головы в глубь зала, где снова уже раздавались голоса и смех, и
лицо его неожиданно и странно изменилось. Новое выражение появилось на нем
- смесь тоски, боли и ожидания. Гагу уже приходилось видеть такие лица, но
он не успел вспомнить, где и когда. Он обернулся.
На той стороне зала, у самой стены стояла женщина. Гаг даже не успел
ее толком рассмотреть - через мгновение она исчезла. Но она была в
красном, у нее были угольно-черные волосы и яркие, кажется синие, глаза на
белом лице. Неподвижный язык красного пламени на кремовом фоне стены. И
сразу - ничего. А Корней сказал спокойно:
- Ну что ж, пошли...
Лицо у него было прежнее, как будто ничего не произошло. Они шли
вдоль прозрачной стены, и Корней говорил:
- Сейчас мы очутимся совсем в другом месте. Очутимся, понимаешь? Не
перелетим, не переедем в другое место, а просто очутимся там, имей в
виду...
Позади громко захохотали в несколько голосов. Гаг, вспыхнув,
оглянулся. Нет, смеялись не над ним. На них вообще никто не смотрел.
- Заходи, - сказал Корней.
Это была круглая будка вроде телефонной, только стенки у нее были не
прозрачные, а матовые. В будку вела дверь, и оттуда тянуло запахом, какой
бывает после сильной грозы. Гаг несмело шагнул внутрь, Корней втиснулся
следом, и дверной проем исчез.
- Я потом объясню тебе, как это делается, - говорил Корней. Он
неторопливо нажимал клавиши на небольшом пульте, встроенном в стену. Такие
пульты Гаг видел на арифметических машинах в бухгалтерии школы. - Вот я
набираю шифр, - продолжал Корней. - Набрал... Видишь зеленый огонек? Это
означает, что шифр имеет смысл, а финиш свободен. Теперь отправляемся...
Вот эта красная кнопка...
Корней нажал на красную кнопку. Чтобы не упасть, Гаг вцепился в его
свитер. Пол словно исчез на мгновение, а потом появился снова, и за
матовыми стенками вдруг стало светлее.
- Все, - сказал Корней. - Выходи.
Зала не было. Был широкий, ярко освещенный коридор. Пожилая женщина в
блестящей, как ртуть, накидке посторонилась, давая им дорогу, сурово
смерила взглядом Гага, глянула на Корнея - лицо ее вдруг дрогнуло, она
торопливо нырнула в будку, и дверь за нею исчезла.
- Прямо, - сказал Корней.
Гаг пошел прямо. Только сделав несколько шагов, он тихонько перевел
дух.
- Один миг - и мы в двадцати километрах, - сказал Корней у него за
спиной.
- Потрясающе... - отозвался Гаг. - Я не знал, что мы умеем такие
вещи...
- Ну, положим, вы еще не умеете... - возразил Корней. - Сюда,
направо.
- Нет, я имел в виду - в принципе... Я понимаю, все засекречено, но
для армии...
- Проходи, проходи. - Корней мягко подтолкнул его в спину.
- Для армии такая штука незаменима... Для армии, для разведки...
- Так, - произнес Корней. - Сейчас мы находимся в гостинице. Это мой
номер. Я тут жил, пока тебя лечили.
Гаг осмотрелся. Комната была велика и совершенно пуста. Никаких
следов мебели. Вместо передней стены - голубое небо, остальные стены
разноцветные, пол белый, потолок, как и в госпитале, в разноцветную
клетку.
- Давай побеседуем, - сказал Корней и сел.
Он должен был упасть своим сухопарым задом на этот белый пол. Но пол
вспучился навстречу его падающему телу, как бы обтек его и превратился в
кресло. Этого кресла только что не было. Оно просто мгновенно выросло.
Прямо из пола. Прямо на глазах. Корней закинул ногу на ногу, привычно
обхватил мосластыми пальцами колено.
- Мы тут много спорили, Гаг, - проговорил он, - как с тобой быть. Что
тебе рассказывать, что от тебя скрыть. Как сделать, чтобы ты, упаси бог,
не свихнулся...
Гаг облизал пересохшие губы.
- Я...
- Предлагалось, например, оставить тебя на эти три-четыре месяца в
бессознательном состоянии. Предлагалось загипнотизировать тебя. Много
разной чепухи предлагалось. Я был против. И вот почему. Во-первых, я верю
в тебя. Ты - сильный, тренированный мальчик, я видел тебя в бою и знаю,
что ты можешь выдержать многое. Во-вторых, для всех будет лучше, если ты
увидишь наш мир... Пусть даже только кусочек нашего мира. Ну, а в-третьих,
я тебе честно скажу: ты мне можешь понадобиться.
Гаг молчал. Ноги у него одеревенели, заложенные за спину руки он
стиснул изо всей силы, до боли. Корней вдруг подался вперед и сказал,
словно заклиная:
- Ничего страшного с тобой не произошло. Ничего страшного с тобой не
случится. Ты в полной безопасности. Ты просто совершаешь путешествие, Гаг.
Ты в гостях, понимаешь?
- Нет, - сказал Гаг хрипло.
Он повернулся и пошел прямо в голубое небо. Остановился. Глянул.
Стиснутые кулаки его побелели. Он сделал шаг назад, другой, третий и
пятился до тех пор, пока не уперся лопатками.
- Значит... я уже там? - сказал он хрипло.
- Значит, ты уже здесь, - сказал Корней.
- Какое же у меня задание?.. - сказал Гаг.
3
Одним словом, ребята, влип я, как ни один еще Бойцовый Кот, наверное,
до меня не влипал. Вот сижу я сейчас на роскошной лужайке по шею в мягкой
травке-муравке. Вокруг меня - благодать, чистый курорт на озере Заггута,
только самого озера нет. Деревья - никогда таких не видел: листья
зеленые-зеленые, мягкие, шелковистые, а на ветвях висят здоровенные плоды
- груши называются - объеденье, и ешь сколько влезет. Слева от меня роща,
а прямо передо мной дом. Корней говорит, что сам его своими руками
построил. Может быть, не знаю. Знаю только, что когда меня назначали в
караул у охотничьего домика его высочества, так там тоже был дом -
роскошный дом, и строили его большие головы, но куда ему до этого. Перед
домом бассейн, вода чистая, как увидишь - пить хочется, купаться страшно.
А вокруг - степь. Там я еще не был. И пока неохота. Не до степи мне
сейчас. Мне бы сейчас понять, на каком языке я думаю, змеиное молоко! Ведь
сроду я никаких языков, кроме родного алайского, не знал. Военный
разговорник - это, натурально, не в счет: всякие там "руки вверх",
"ложись", "кто командир" и прочее. А теперь вот никак не могу понять,
какой же язык мне родной - этот самый ихний русский или алайский. Корней
говорит, что этот русский в количестве двадцати пяти тысяч слов и разных
там идиом в меня запихнули за одну ночь, пока я спал после операции. Не
знаю. Идиома... Как это по алайски-то будет? Не знаю.
Нет, я ведь сначала что подумал? Спецлаборатория. Такие у нас есть, я
знаю. Корней - офицер нашей разведки. И готовят они меня для какого-то
особой важности задания. Может быть, интересы его высочества
распространились на другой материк. А может быть, черт подери, и на другую
планету. Почему бы и нет? Что я знаю?
Я даже, дурак, сначала думал, что вокруг все - декорация. А потом
день здесь живу, другой - нет, ребята, не получается. Город этот -
декорация? Синие эти громады, что на горизонте время от времени
появляются, - декорация? А жратва? Показать ребятам эту жратву - не
поверят, не бывает такой жратвы. Берешь тюбик, вроде бы с зубной пастой,
выдавливаешь на тарелку, и на тебе - запузырилось, зашипело, и тут надо
схватить другой тюбик, его давить, и ахнуть ты не успел, как на тарелке
перед тобой - здоровенный ломоть поджаренного мяса, весь золотистый, дух
от него... э, что там говорить. Это, ребята, не декорация. Это мясо. Или,
скажем, ночное небо: все созвездия перекошены. И луна. Тоже декорация?
Честно говоря, она-то на декорацию как раз очень похожа. Особенно когда
высоко. Но на восходе - смотреть же страшно! Огромная, разбухшая, красная,
лезет из-за деревьев... Который я уже здесь день, пятый, что ли, а до сих
пор меня от этого зрелища просто в дрожь бросает.
Вот и получается, что дело дрянь. Могучие они здесь, могучие, простым
глазом видно. И против них, против всей их мощи я здесь один. И ведь никто
же у нас про них ничего не знает, вот что самое страшное. Ходят они по
нашей Гиганде, как у себя дома, знают про нас все, а мы про них - ничего.
С чем они к нам пришли, что им у нас надо? Страшно... Как представишь себе
всю ихнюю чертовщину - все эти мгновенные скачки на сотни километров без
самолетов, без машин, без железных дорог... эти их здания выше облаков,
невозможные, невероятные, как дурной сон... комнаты-самобранки, еда прямо
из воздуха, врачи-чудодеи... А сегодня утром - приснилось мне, что ли? -
Корней прямо из бассейна без ничего в одних плавках взмыл в небо, как
птица, развернулся над садом и пропал за деревьями...
Я как это вспомнил, продрало меня до самых печенок. Вскочил,
пробежался по лужайке, грушу сожрал, чтобы успокоиться. А ведь я здесь
всего-то-навсего пятый день! Что я за пять дней мог здесь увидеть? Вот
хоть эта лужайка. У меня окно прямо на нее выходит. И вот давеча
просыпаюсь ночью от какого-то хриплого мяуканья. Кошки дерутся, что ли? Но
уже знаю, что не кошки. Подкрался к окну, выглянул. Стоит. Прямо посреди
лужайки. Что - не понимаю. Вроде треугольное, огромное, белое. Пока я
глаза протирал, смотрю - тает в воздухе. Как приведение, честное слово.
Они у них так и называются: "призраки". Я наутро у Корнея спросил, а он
говорит: это, говорит, наши звездолеты класса "призрак" для перелетов
средней дальности, двадцать световых лет и ближе. Представляете? Двадцать
световых лет - это у них средняя дальность! А до Гиганды, между прочим,
