Она сунула окурок в пепельницу, закурила новую сигарету, поднялась и,
как-то забавно пританцовывая, прошлась по комнате.
- А кто тут до тебя жил? - спросила она, останавливаясь перед
огромным овальным портретом какой-то сиреневой дамы с болонкой на коленях.
- У меня, например, - явный сексуальный маньяк. По углам порнография, на
стенах - использованные презервативы, а в шкафу - целая коллекция женских
подвязок. Даже не поймешь, то ли он фетишист, то ли он лизунчик...
- Врешь, - сказал Андрей, обмирая. - Врешь ты все, Сельма Нагель.
- Зачем это мне врать? - удивилась Сельма. - А кто жил? Не знаешь?
- Мэр! Мэр нынешний там жил, понятно?
- А, - сказала Сельма равнодушно. - Понятно.
- Что - понятно? - сказал Андрей. - Что это тебе понятно?! - вскричал
он, накаляясь. - Что ты вообще можешь здесь понимать?! - Он замолчал. Об
этом нельзя было говорить. Это надо было пережить внутри себя.
- Лет ему, наверное, под пятьдесят, - с видом знатока объявила
Сельма. - Старость на носу, бесится человек. Климакс! - Она усмехнулась и
снова уставилась на портрет с болонкой.
Наступило молчание. Андрей, стиснув зубы, переживал за мэра. Мэр был
обширный, представительный, с необычайно располагающим лицом, сплошь
благородно седой. Он прекрасно говорил на собраниях городского актива - о
воздержании, о гордом аскетизме, о силе духа, о внутреннем заряде
стойкости и морали. А когда они встречались на лестничной площадке, он
обязательно протягивал для пожатия большую теплую сухую руку и с
неизменной вежливостью и предупредительностью осведомлялся, не мешает ли
Андрею по ночам стук его, мэра, пишущей машинки...
- Не верит! - сказала вдруг Сельма. Она, оказывается, больше не
смотрела на портрет, она с каким-то сердитым любопытством разглядывала
Андрея. - Не веришь - не надо. Мне вот только все это отмывать противно.
Нельзя тут кого-нибудь нанять, что ли?
- Нанять... - тупо повторил Андрей. - Фиг тебе! - сказал он злорадно.
- Сама отмоешь. Тут белоручкам делать нечего.
Некоторое время они молча разглядывали друг друга со взаимной
неприязнью. Потом Сельма пробормотала, отведя глаза:
- Черт меня сюда принес! Что мне тут делать?
- Ничего особенного, - сказал Андрей. Он пересилил свою неприязнь.
Человеку надо было помочь. Он уже навидался тут новичков. Всяких. - Что
все, то и ты. Пойдешь на биржу, заполнишь книжку, бросишь в приемник...
Там у нас установлена распределяющая машина. Ты кем была на том свете?
- Фокстейлером, - сказала Сельма.
- Кем?
- Ну, как тебе объяснить... Раз-два, ножки врозь...
Андрей опять обмер. Врет, пронеслось у него в голове. Все ведь
брешет, девка. Идиота из меня делает.
- И хорошо зарабатывала? - саркастически спросил он.
- Дурак, - сказала она почти ласково. - Это же не для денег. Просто
интересно. Скука же...
- Как же так? - сказал Андрей горестно. - Куда же твои родители
смотрели? Ты же молодая, тебе бы учиться и учиться...
- Зачем? - спросила Сельма.
- Как - зачем? В люди вышла бы... Инженером бы стала, учителем...
Могла бы вступить в компартию, боролась бы за социализм...
- Боже мой, боже мой... - хрипло прошептала Сельма, как подрубленная
упала в кресло и уронила лицо в ладони. Андрей испугался, но в то же время
ощутил и гордость, и чудовищную свою ответственность.
- Ну что ты, что ты... - сказал он, неловко придвигаясь к ней. - Что
было, то было. Все. Не расстраивайся. Может быть, и хорошо, что так у тебя
получилось: здесь ты все наверстаешь. У меня полно друзей, все - настоящие
люди... - Он вспомнил Изю и сморщился. - Поможем. Вместе будем драться.
Здесь ведь дела до черта! Беспорядка много, неразберихи, просто дряни -
каждый честный человек на счету. Ты представить себе не можешь, сколько
сюда всякого барахла набежало! Не спрашиваешь его, конечно, но иногда так
и тянет спросить: ну чего тебя сюда принесло, на кой ляд ты здесь кому
нужен?..
Он совсем было уже решился по-дружески, даже по-братски, потрепать
Сельму по плечу, но тут она спросила, не отрывая ладоней от лица:
- Значит, не все здесь такие?
- Какие?
- Как ты. Идиоты.
- Ну знаешь!
Андрей соскочил со стола и пошел кругами по комнате. Вот ведь
буржуйка. Шлюха, а туда же. Интересно ей, видите ли... Впрочем, прямота
Сельмы ему даже импонировала. Прямота всегда хороша. Лицом к лицу, через
баррикаду. Это не то что Изя, скажем: ни нашим ни вашим - скользкий, как
червяк, и везде просочится...
Сельма хихикнула у него за спиной.
- Ну чего забегал? - сказала она. - Я же не виновата, что ты такой
идиотик. Ну, извини.
Не давая себе оттаять, Андрей решительно рубанул ладонью воздух.
- Вот что, - сказал он. - Ты, Сельма, очень запущенный человек, и
отмывать тебя придется долго. И ты не воображай, пожалуйста, что я
обиделся лично на тебя. Это с теми, кто тебя до такого довел, у меня да -
личные счеты. А с тобой - никаких. Ты здесь - значит, ты наш товарищ.
Будешь работать хорошо - будем хорошими друзьями. А работать хорошо -
придется. Здесь у нас, знаешь, как в армии: не умеешь - научим, не хочешь
- заставим! - Ему очень нравилось, как он говорит - так и вспоминались
выступления Леши Балдаева, комсомольского вожака факультета. Тут он
обнаружил, что Сельма, наконец, отняла ладони от лица и смотрит на него с
испуганным любопытством. Он одобряюще подмигнул ей. - Да-да, заставим, а
ты как думала? У нас, бывало, на стройку уж такие сачки приезжали -
поначалу только и норовят в ларек да в лесок. И ничего! Как миленькие!
Труд, знаешь, даже обезьяну очеловечивает...
- А здесь у вас всегда обезьяны по улицам бродят? - спросила Сельма.
- Нет, - сказал Андрей, помрачнев. - Только с сегодняшнего дня. В
честь твоего прибытия.
- Очеловечивать их будете? - вкрадчиво осведомилась Сельма.
Андрей через силу ухмыльнулся.
- Это уж как придется, - сказал он. - Может быть, действительно
придется очеловечивать. Эксперимент есть Эксперимент.
При всей издевательской сумасбродности мысль эта показалась ему не
лишенной какого-то рационального зерна. Надо будет вечером этот вопрос
поднять, мелькнуло у него в голове. Но тут же у него возникла и другая
мысль.
- Ты что вечером собираешься делать? - спросил он.
- Не знаю. Как придется. А что здесь у вас делают?
Раздался стук в дверь. Андрей посмотрел на часы. Было уже семь,
сборище начиналось.
- Сегодня ты - у меня, - сказал он Сельме решительно. С этим
разболтанным существом действовать можно было только решительно. - Веселья
особенного не обещаю, но с интересными людьми познакомишься. Идет?
Сельма пожала плечиком и стала оправлять волосы. Андрей пошел
открывать. В дверь стучали уже каблуком. Это был Изя Кацман.
- У тебя что - женщина? - спросил он прямо с порога. - Когда ты,
наконец, звонок поставишь, хотел бы я знать?
Как всегда, в первые минуты появления на сборище Изя был аккуратно
причесан, при крахмальном воротничке и при сверкающих манжетах. Узкий
отглаженный галстук с высокой точностью располагался на линии нос - пупок.
Но все равно. Андрей предпочел бы сейчас увидеть Дональда или Кэнси.
- Заходи, заходи, трепло, - сказал он. - Что это с тобой сегодня -
раньше всех заявился?
- А я знал, что у тебя женщина, - ответствовал Изя, потирая руки и
хихикая, - и поспешил взглянуть.
Они вошли в столовую, и Изя широкими шагами устремился к Сельме.
- Изя Кацман, - представился он бархатным голосом. - Мусорщик.
- Сельма Нагель, - лениво отозвалась Сельма, протягивая руку. -
Шлюха.
Изя даже закряхтел от наслаждения и бережно поцеловал протянутую
руку.
- Между прочим! - сказал он, поворачиваясь к Андрею и снова к Сельме.
- Вы слыхали? Совет районных уполномоченных рассматривает проект решения,
- он поднял палец и повысил голос, - "Об упорядочении положения,
создавшегося в связи с наличием в городской черте больших скоплений
собакоголовых обезьян"... Уф! Предлагается всех обезьян зарегистрировать,
снабдить металлическими ошейниками и бляхами с собственными именами, а
затем приписать к учреждениям и частным лицам, которые впредь и будут за
них ответственны! - Он захихикал, захрюкал и с протяжными тоненькими
стонами принялся бить кулаком правой руки в раскрытую ладонь левой. -
Грандиозно! Все дела заброшены, на всех заводах срочно изготовляют
ошейники и бляхи. Господин мэр лично берет под свою опеку трех
половозрелых павианов и призывает население последовать его примеру. Ты
возьмешь себе павианиху, Андрей? Сельма будет против, но таково требование
Эксперимента! Как известно, Эксперимент есть Эксперимент. Надеюсь, вы не
сомневаетесь, Сельма, что Эксперимент есть именно эксперимент - не
экскремент, не экспонент, не перманент, а именно Эксперимент?..
Андрей сказал, с трудом прорвавшись сквозь бульканье и стоны:
- Ну пошел, пошел трепаться!..
Этого он больше всего опасался. На свежего человека такой вот
нигилизм и наплевизм должен был производить самое разрушительное действие.
Конечно, куда как заманчиво бродить вот так из дома в дом, хихикать и
оплевывать все направо и налево, вместо того, чтобы, стиснув зубы...
Изя перестал хихикать и возбужденно прошелся по комнате.
- Может быть, это и трепотня, - сказал он. - Возможно. Но ты, Андрей,
как всегда ни черта не понимаешь в психологии руководства. В чем,
по-твоему, назначение руководства?
- Руководить! - сказал Андрей, принимая вызов. - Руководить, а не
трепаться, между прочим, и не болтать. Координировать действия граждан и
организаций...
- Стоп! Координировать действия - с какой целью? Что является
конечной целью этого координирования?
Андрей пожал плечами.
- Это же элементарно. Всеобщее благо, порядок, создание оптимальных
условий для движения вперед...
- О! - Изя опять вскинул палец. Рот его приоткрылся, глаза
выкатились. - О! - повторил он и снова замолчал. Сельма смотрела на него с
восхищением. - Порядок! - провозгласил Изя. - Порядок! - глаза его
выкатились еще больше. - А теперь представь, что во вверенном тебе городе
появляются бесчисленные стада павианов. Изгнать их ты не можешь - кишка
тонка. Кормить их централизованно ты тоже не можешь - не хватает жратвы,
резервов. Павианы попрошайничают на улицах - вопиющий беспорядок: у нас
нет и не может быть попрошаек! Павианы гадят, за собой не убирают, и никто
за ними убирать не намерен. Какой отсюда напрашивается вывод?
- Ну, уж во всяком случае, не ошейники надевать, - сказал Андрей.
- Правильно! - сказал Изя с одобрением. - Конечно, не ошейники
надевать. Первый же напрашивающийся деловой вывод: скрыть существование
павианов. Сделать вид, что их вовсе нету. Но это, к сожалению, тоже
невозможно. Их слишком много, а правление у нас пока еще до отвращения
демократическое. И вот тут появляется блестящая в своей простоте идея:
упорядочить присутствие павианов! Хаос, безобразие узаконить и сделать
таким образом элементом стройного порядка, присущего правлению нашего
доброго мэра! Вместо нищенствующих и хулиганящих стад и шаек - милые
домашние животные. Мы же все любим животных! Королева Виктория любила
животных. Дарвин любил животных. Даже Берия, говорят, любил некоторых
животных, не говоря уже о Гитлере...
- Наш король Густав тоже любит животных, - вставила Сельма. - У него
- кошки.
- Прекрасно! - воскликнул Изя, ударяя кулаком в ладонь. - У короля
Густава - кошки, а у Андрея Воронина - персональный павиан. А если он
