Андрея вдруг пронизала острая радость при мысли, что все эти люди из
разных стран и даже из разных времен собрались здесь вместе и делают одно,
очень нужное дело, каждый на своем посту.
- ...Теперь он уже старый человек, - закончил Кэнси. - И он
утверждает, что самые лучшие женщины, каких он когда-либо знал, - это
русские женщины. Эмигрантки в Харбине.
Он замолчал, уронил окурок и старательно растер его подошвой
блестящего штиблета.
Андрей сказал:
- Какая же она русская? Сельма, да еще Нагель.
- Да, она шведка, - сказал Кэнси. - Но все равно. Это был рассказ по
ассоциации.
- Ладно, поехали, - сказал Дональд и полез в кабину.
- Слушай, Кэнси, - сказал Андрей, берясь за дверцу. - А кем ты был
раньше?
- Контролером на литейном заводе, а до того - министром
коммунального...
- Да нет, не здесь, а там...
- А-а, там? Там я был литсотрудником в издательстве "Хаякава".
Дональд завел двигатель, и старенький грузовик затрясся и залязгал,
испуская густые клубы синего дыма.
- У вас правый подфарник не горит! - крикнул Кэнси.
- Он у нас сроду не горел, - отозвался Андрей.
- Так почините! Еще раз увижу - оштрафую!
- Понасажали вас на нашу голову...
- Что? Не слышу!
- Бандитов, говорю, лови, а не шоферов! - проорал Андрей, стараясь
перекричать лязг и дребезг. - Дался тебе наш подфарник! И когда только вас
всех разгонят, дармоедов!
- Скоро! - крикнул Кэнси. - Теперь уже скоро - не пройдет и ста лет!
Андрей погрозил ему кулаком, махнул Вану и ввалился на сиденье рядом
с Дональдом. Грузовик рванулся вперед, чиркнул бортом по стене в арке
ворот, выкатился на Главную улицу и круто повернул направо.
Устраиваясь поудобнее, так, чтобы пружина, вылезшая из сиденья, не
колола в зад, Андрей искоса поглядел на Дональда. Дональд сидел прямо,
положив левую руку на баранку, а правую - на рычаг переключения скоростей,
надвинув шляпу на глаза и выставив острый подбородок, и гнал во всю мощь.
Он всегда ездил так, "с максимальной разрешенной скоростью", не думая даже
тормозить перед выбоинами на асфальте, и на каждой такой выбоине в кузове
тяжело ухали баки с мусором, дребезжал проржавевший капот, а сам Андрей,
как ни старался упираться ногами, подлетал и падал в точности на острие
проклятой пружины. Только раньше все это сопровождалось веселой
перебранкой, а сейчас Дональд молчал, тонкие губы его были крепко сжаты,
на Андрея он не смотрел вовсе, и потому чудился в этой обычной тряске
какой-то злой умысел.
- Что это с вами, Дон? - спросил Андрей наконец. - Зубы болят?
Дональд коротко дернул плечом и ничего не ответил.
- Правда, вы какой-то сам не свой последние дни. Я же вижу. Может
быть, я вас обидел как-нибудь нечаянно?
- Бросьте, Андрей, - проговорил Дональд сквозь зубы. - При чем здесь
вы?
И опять Андрею почудилось в этих словах какое-то недоброжелательство
и даже что-то обидное, оскорбительное: где уже тебе, сопляку, меня,
профессора, обидеть?.. Но тут Дональд заговорил снова:
- Я ведь не зря сказал вам, что вы счастливый. Вам и в самом деле
можно только позавидовать. Все это идет как-то мимо вас. Или сквозь вас. А
по мне это идет, как паровой каток. Ни одной целой кости не сталось.
- О чем вы? Ничего не понимаю.
Дональд молчал, искривив губы. Андрей посмотрел на него, невидящими
глазами поглядел вперед на дорогу, снова покосился на Дональда, почесал
себе макушку и расстроенно сказал:
- Честное слово, ничего не понимаю. Так вроде все хорошо идет...
- Потому я вам и завидую, - жестко сказал Дональд. - И хватит об
этом. Не обращайте внимания.
- То есть как не обращать внимания? - сказал Андрей, совсем
расстроившись. - Как это я могу не обращать внимания? Мы здесь вместе...
вы, я, ребята... Конечно, дружба - это большое слово, слишком большое...
ну, просто товарищи... Я бы, например, рассказал, если что... Ведь никто
же не откажется помочь! Ну, сами скажите: если бы со мной что-нибудь
случилось и я бы попросил у вас помощи, вы бы мне отказали? Ведь не
отказали бы, верно?
Правая рука Дональда оторвалась от рычага и легонько потрепала Андрея
по плечу. Андрей замолчал. Его переполняли чувства. Снова все было хорошо,
все было в порядке. Дональд был в порядке. Просто обычная хандра. Может же
быть у человека хандра? Просто у него самолюбие взыграло. Все-таки
как-никак профессор социологии, а тут баки с мусором, а до этого он был
грузчиком на складе. Конечно, ему это неприятно и обидно, тем более что
никому об этих обидах не расскажешь - никто его сюда не гнал, и жаловаться
неудобно... Это только сказать просто: выполняй хорошо любое дело, на
которое тебя поставили... Ну и ладно. И хватит об этом. Сам справится.
А грузовичок уже катился по диабазу, скользкому от осевшего тумана, и
здания по сторонам стали ниже, дряхлее, и цепочки фонарей, протянувшиеся
вдоль улицы, стали тусклее и реже. Цепочки эти впереди сходились в
туманное расплывчатое пятно, на мостовой и на тротуарах не было ни души,
даже дворники почему-то не попадались, только на углу Семнадцатого
переулка, перед приземистой старой гостиницей, известной более под
названием "Клопиный вольер", стояла телега с понурой лошадью, и в телеге
кто-то спал, закутавшись с головой в брезент. Было четыре часа ночи -
время самого крепкого сна, и ни одно окно не светилось в черных этажах.
Впереди слева из подворотни высунулся грузовик. Дональд помигал ему
фарами, промчался мимо, а грузовик, такой же мусорщик, вывернув на дорогу,
попытался их перегнать, но не на таковских напал, где ему было тягаться с
Дональдом, - так, посветил фарами через заднее окно и отстал безнадежно.
Еще одного мусорщика они обогнали в горелых кварталах, и вовремя, потому
что сразу за горелыми начался булыжник, и Дональду пришлось-таки снизить
скорость, чтобы грузовичок невзначай не развалился.
Здесь стали попадаться встречные машины, уже пустые, - они шли со
свалки и больше никуда не торопились. Потом от фонаря впереди отделилась
неясная фигура, вышла на мостовую, и Андрей, сунув руку под сиденье,
вытащил было тяжелую монтировку, но оказалось, что это полицейский,
который попросил подбросить его до Капустного переулка. Ни Андрей, ни
Дональд не знали, где это, и тогда полицейский, здоровенный мордастый
дядька со светлыми лохмами, беспорядочно торчащими из-под форменной
фуражки, сказал, что покажет.
Он встал на подножку рядом с Андреем и, держась за раму, всю дорогу
недовольно крутил носом, словно бог весть что унюхал, хотя от самого от
него так и шибало застаревшим потом, и Андрей вспомнил, что эта часть
города уже отключена от водопровода.
Некоторое время ехали молча, полицейский насвистывал из оперетки, а
потом ни с того ни с сего сообщил, что на углу Капустного и Второй Левой
нынче в полночь кокнули какого-то беднягу, все золотые зубы повыдергивали.
- Плохо работаете, - зло сказал ему Андрей.
Такие случаи выводили его из себя, а тон у полицейского был такой,
что так и надавал бы ему по шее: сразу было видно, что ему совершенно
безразличны и убийство, и убитый, и убийцы.
Полицейский озадаченно повернул широкую ряшку и спросил:
- Ты, что ли, меня учить будешь, как работать?
- Может быть, и я, - сказал Андрей.
Полицейский нехорошо прищурился, посвистел и сказал:
- Учителей-то, учителей!.. Куда ни харкни - везде учитель. Стоит и
учит. Мусор уже возит, а все учит.
- Я тебя не учу... - начал было Андрей, повысив голос, но полицейский
говорить ему не дал.
- Вот вернусь сейчас в участок, - спокойно сообщил он, - и позвоню к
тебе в гараж, что у тебя подфарник правый не горит. Подфарник у него,
понимаешь, не горит, а туда же - учит полицию, как работать. Молокосос.
Дональд вдруг рассмеялся сухим скрипучим смехом. Полицейский тоже
ржанул и сказал совсем уже миролюбиво:
- Я один на сорок домов, понял? И оружие запретили носить. Чего же ты
от нас хочешь? Тебя скоро дома резать начнут, не то что в переулках.
- Так а чего же вы? - ошеломленно сказал Андрей. - Протестовали бы,
требовали бы...
- "Протестовали", - повторил полицейский. - "Требовали"... Новичок,
что ли? Эй, шеф, - позвал он Дональда. - Притормози-ка. Мне здесь.
Он спрыгнул с подножки и вразвалку, не оглядываясь, направился в
темную щель между покосившимися деревянными домами, где в отдалении горел
одинокий фонарь, а под фонарем стояла кучка людей.
- Да что они, ей-богу, сдурели, что ли? - возмущенно сказал Андрей,
когда машина снова тронулась. - Как это так - в городе полно шпаны, а
полиция без оружия! Не может этого быть. У Кэнси же кобура на боку, что он
в ней - сигареты носит?
- Бутерброды, - сказал Дональд.
- Ничего не понимаю, - сказал Андрей.
- Было разъяснение, - сказал Дональд. - "В связи с участившимися
случаями нападения гангстеров на полицейских с целью захвата оружия"... и
так далее.
Некоторое время Андрей размышлял, изо всех сил упираясь ногами, чтобы
не подбрасывало над сиденьем. Булыжник практически уже кончился.
- По-моему, это ужасно глупо, - сказал он наконец. - А по-вашему?
- И по-моему тоже, - отозвался Дональд, неловко закуривая одной
рукой.
- И вы об этом так спокойно говорите?
- Я уже свое отбеспокоился, - сказал Дональд. - Это очень старое
разъяснение, вас еще здесь не было.
Андрей почесал макушку, наморщился. Черт его знает, может, и был
какой-то смысл в этом разъяснении? В конце концов, полицейский-одиночка
действительно соблазнительная приманка для этих гадов. Если уж изымать
оружие, то изымать надо, конечно, у всех. И конечно, дело не в этом
дурацком разъяснении, а в том, что полиции мало и облав мало, а надо было
бы устроить одну хорошенькую облаву и вымести всю эту нечисть одним махом.
Население привлечь. Я бы, например, пожалуйста, пошел... Дональд бы,
конечно, пошел... Надо будет написать мэру. Потом мысли его приняли вдруг
новое направление.
- Слушайте, Дон, - сказал он. - Вот вы социолог. Я, конечно, считаю,
что социология - это никакая не наука... я вам уже говорил... и вообще не
метод. Но вы, конечно, много знаете, гораздо больше меня. Вот вы мне
объясните: откуда в нашем городе вся эта дрянь? Как они сюда попали -
убийцы, насильники, ворье... Неужели Наставники не понимали, кого сюда
приглашают?
- Понимали, наверное, - равнодушно ответил Дональд, с ходу
проскакивая страховидную яму, наполненную черной водой.
- Так зачем же тогда?..
- Вором не рождаются. Вором становятся. А потом, как известно:
"Откуда нам знать, что нужно Эксперименту? Эксперимент есть
Эксперимент..." - Дональд помолчал. - Футбол есть футбол, мяч круглый,
поле квадратное, пусть победит достойнейший...
Фонари кончились, жилая часть города осталась позади. Теперь по
сторонам разбитой дороги тянулись заброшенные развалины - остатки нелепых
колоннад, просевшие в скверные фундаменты, подпертые балками стены с
зияющими дырами вместо окон, бурьян, штабеля гниющих бревен, заросли
крапивы и колючек, чахлые, полузадушенные лианами деревца среди
нагромождений почерневшего кирпича. А потом впереди опять возникло
туманное сиянье, Дональд свернул вправо, осторожно разминулся со встречным
пустым грузовиком, пробуксовал в глубоких колеях, забитых грязью, и
наконец затормозил вплотную к красным огонькам последнего в очереди
мусорщика. Он заглушил двигатель и посмотрел на часы. Андрей тоже
