Бернард. Нет, безмозглая амеба! Мы - о Байроне-бухгалтере!
Валентайн (ничуть не обидевшись). Если о поэте, то он тут точно бы-
вал.
Тишина.
Ханна. Откуда ты знаешь?
Валентайн. Он упомянут в охотничьих книгах. Убил... по-моему, зай-
ца. Однажды, еще в детстве, я болел свинкой и от нечего делать прочи-
тал все книги подряд. Здесь бывали замечательные люди.
Ханна. Где эта книга?
Валентайн. Я ею не пользуюсь: слишком ранний период...
Ханна. 1809 год.
Валентайн. Обычно они лежат в стульчаке. Спроси у Хлои.
Ханна смотрит на Бернарда. Все это время он молчит, поскольку в
прямом смысле слова онемел, впал в подобие транса и может только шеве-
лить губами. Ханна подходит к нему и благопристойно целует в щечку.
Поцелуй срабатывает. Очнувшись, Бернард стремглав убегает в сад. Слыш-
но, как он кричит: "Хлоя! Хлоя!"
Валентайн. Мать одолжила ему свой велосипед. Этакая разновидность
безопасного секса. Наверно, самая безопасная. Мать к твоему Бернарду
неровно дышит. И он это чувствует, не дурак же. Подарил ей первое из-
дание Хораса Уолпола. А она дала ему взаймы велосипед. (Он собирает
три предмета - учебник математики, тетрадь и график - и кладет в пап-
ку.) Можно забрать на время?
Ханна. Конечно.
Звуки рояля смолкают. Из музыкальной комнаты робко показывается
Гас.
Валентайн (Гасу). Да-да, мы закончили. Уже иду. (Ханне.) Поколдую,
пожалуй, с этим графиком.
Гас кивает и улыбается. Ханна тоже, но ее гложет какая-то мысль.
Ханна. Одного не понимаю. Почему раньше никто интера... итера...
подкормкой не занимался? Это же не теория относительности, Эйнштейн
для этого не нужен. Хватило бы обычного, заурядного ума.
Валентайн. Жизни бы не хватило. И карандашей. Электронный калькуля-
тор для Томасины был что для Галилея современный телескоп.
Ханна. Зачем калькулятор?
Валентайн (помахав тетрадкой Томасины). Даже представить трудно,
сколько дней она на это угрохала. А до сути так и не добралась. Теперь
же достаточно нажимать клавишу. Одну и ту же клавишу. Снова и снова.
Итерация. На все про все - несколько минут. Сегодня пара месяцев моей
работы - это целая жизнь Томасины наедине с карандашом и бумагой. Ты-
сячи страниц. Десятки тысяч! И такая скукотища!
Ханна. Ты хочешь сказать... (Она смолкает, потому что Гас теребит
Валентайна за рукав.)
Валентайн. Хорошо, Гас. Иду.
Ханна. Ты хочешь сказать, что проблема только в этом? В нехватке
времени и бумаги? В скуке?
Валентайн. Пора вынести ширмы, чтоб гости могли переодеться.
Ханна (вынужденно повышает голос). Валентайн! Проблема только в
этом?
Валентайн (удивлен ее горячностью; спокойно). Нет. Проблема в том,
что без серьезной причины на это жизнь не кладут. И вообще...
Гас, расстроенный, выбегает из комнаты.
(Извиняясь). Он не выносит, когда кричат.
Ханна. Прости. (Валентайн направляется вслед за Гасом.) Что "вооб-
ще"?
Валентайн. Вообще - это делают только чокнутые.
Выходит. Ханна остается. Размышляет. Потом берет со стола "Корн-
хилл", пролистывает, закрывает и выходит их комнаты с журналом в ру-
ках.
Комната пуста. Освещение меняется. Раннее утро. Издали доносится
пистолетный выстрел. И тут же - грай вспугнутых с деревьев ворон.
ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ
Сцена пятая
Бернард ходит взад-вперед по комнате, в руке у него пачка исписан-
ных листков. Он читает вслух. Слушатели: Валентайн, Хлоя и Гас. Гас
сидит чуть поодаль и, возможно, слушает не очень внимательно. Вален-
тайн ест бутерброд и, вынимая из него листья салата, скармливает их
своей черепашке.
Бернард. "Произошло ли это на самом деле? Могло ли произойти? Бе-
зусловно, могло. Всего лишь тремя годами ранее ирландский поэт Том Мур
также вышел к барьеру, чтобы расквитаться с Джеффри за рецензию в
"Эдинбургском обозрении". Такие дуэли редко приводили к фатальному ис-
ходу и чаще напоминали фарс, но потенциально дуэлянт-победитель обязан
был отвечать перед законом как самый обыкновенный убийца. Что до уби-
того, то смерть третьеразрядного поэта Эзры Чейтера могла остаться в
дербиширской глуши совершенно незамеченной. Он канул в безвестность,
подобно его современнику и однофамильцу, третьеразрядному ботанику,
погибшему в лесах Вест-Индии. В глазах истории они значат не больше
укусившей ботаника обезьяны. Шестнадцатого апреля 1809 года, через
несколько дней после возвращения из Сидли-парка, Байрон пишет своему
поверенному Джону Хенсону: "Пускай последствия моего отъезда из Англии
будут в десять раз губительнее, чем Вы предрекаете, - выбора у меня
все равно нет. По ряду причин отъезд неизбежен и ехать надобно неза-
медлительно". Комментарий к этому письму в собрании писем лорда Байро-
на звучит так: "Причины, побудившие Байрона к внезапному отъезду, не-
известны и по сей день". Письмо отправлено из Ньюстедского аббатства,
родового поместья в Ноттингемшире. Один день верхом - держа курс на
северо-запад, - и вы в Сидли-парке, поместье Каверли, семейства гораз-
до более знатного, чем Байроны. Еще Карл II пожаловал им титул графов
Крумских".
Быстро входит Ханна. В руке у нее листок.
Ханна. Бернард! Вэл!..
Бернард. В чем дело?
Ханна кладет листок перед Валентайном.
Хлоя (сердито). Ханна!
Ханна. Что такое?
Хлоя. Какое хамство!
Ханна (смешавшись). Что? Что я сделала?
Валентайн. Бернард читает нам лекцию.
Ханна. Я знаю. (Затем, сообразив.) Ой, прости, я тебя прервала.
Прости, Бернард.
Валентайн (с листком в руках). Что это?
Ханна (Бернарду). След привел в библиотеку Индийского департамента.
(Валентайну.) Там есть подлинник письма Павлини. Прислали копию.
Хлоя. Ханна! Заткнись!
Ханна (присаживаясь). Да-да, простите.
Бернард. Я могу и про себя читать, если вам не...
Хлоя. Нет.
Ханна забирает письмо Павлини.
Ханна. Продолжай, Бернард. Я сильно опоздала? Пропустила что-нибудь
важное?
Бернард смотрит на нее сердито. Продолжает лекцию.
Бернард. "В 1809 году ньюстедские Байроны были малочисленны: экс-
центричная вдова и ее ничем не примечательное "хромое отродье". Титул
лорда он получил в возрасте десяти лет, а до этого грубая и хвастливая
мать квартировала то здесь, то там и перебиралась из дома в дом, тол-
кая перед собой коляску с сыном-хромоножкой..." (Ханна поднимает ру-
ку.) Возражение отклоняется. "В апреле же 1809 года этот молодой чело-
век - двадцати одного года и четырех месяцев от роду - не имел за ду-
шой ничего, кроме гениальности и долгов. Социального равенства между
Байронами и Каверли не было и быть не могло. Единственным связующим
звеном - доселе неизвестным - был некий Септимус Ходж, друг Байрона по
Харроу и Кембриджу". (Ханна снова поднимает руку.) Возражение принима-
ется. (Делает пометку серебряным карандашиком.) "Соученик Байрона по
Харроу и Кембриджу, который проживал в поместье Каверли и обучал дочь
лорда Крума, Томасину Каверли. Из писем Байрона мы знаем, где он был
восьмого и двенадцатого апреля. Был он в Ньюстеде. Зато десятого он
определенно был в Сидли-парке, что отмечено в сохранившихся до наших
дней охотничьих книгах: "10 апреля, 1809 года, утро. Ясно, сухо, вре-
менами облака, ветер юго-восточный. Я, Огастес, лорд Байрон. Четырнад-
цать голубей, один заяц (Лорд Б.)". Однако, как нам теперь известно, в
Сидли-парке разыгралась в этот день истинная драма. Секс и литература
поставили на карту отнюдь не голубиные, а человеческие жизни".
Валентайн. Голубям тоже несладко пришлось.
Бернард. Могу вовсе вычеркнуть голубей. Вам же хотел сделать прият-
ное.
Хлоя. Бернард, да плюнь ты на него! Переходи к дуэли.
Бернард. Но Ханна даже не слушает!
Ханна. Слушаю, слушаю. Я часто работаю с включенным радио.
Бернард. Спасибо за комплимент.
Ханна. А конец скоро?
Хлоя. Ханна!
Ханна. А что? Все потрясающе интересно. Захватывающий сюжет. Я
просто выясняла, долго ли до конца. Надо срочно спросить у Валентайна
насчет этого (кивает на письмо). Прости, Бернард, продолжай. Я подож-
ду.
Валентайн. Да, Бернард. Прости.
Хлоя. Ну же, Бернард!
Бернард. На чем я остановился?
Валентайн. На голубях.
Хлоя. На сексе.
Ханна. На литературе.
Бернард. А, на истинной драме. Верно. "Самым красноречивым тому
свидетельством являются процитированные мною выше три письма. Суровое
требование уладить дело личного свойства; вопль отчаяния - "муж послал
за пистолетами" - и, наконец, письмо-перчатка, брошенная одиннадцатого
апреля обманутым мужем и оскорбленным поэтом Эзрой Чейтером. Конверты
не сохранились. Определенно известно одно: у Байрона до 1816 года хра-
нились все три письма. Хранились они в книге "Ложе Эроса", которую
семью годами ранее Байрон позаимствовал в поместье Сидли-парк у Септи-
муса Ходжа".
Ханна. Позаимствовал?
Бернард. Вопросы попрошу в конце. А лучше - конструктивные замеча-
ния. Для этого, собственно, я и устраиваю пробную читку в провинции.
Она предваряет мой доклад в Байроновском обществе. Ну а дальше - пуб-
ликация, публикация, публикация... Кстати, Валентайн, хочешь просла-
виться? "Охотничья книга, найденная недавно таким-то"?
Валентайн. Она никогда не терялась.
Бернард. Ну "предоставленная в наше распоряжение"... Вообще расшар-
киваться не в моих привычках, но научные статьи - они вроде бракораз-
водного процесса: желательно, чтоб прозвучало имя какого-нибудь арис-
тократа. В этом есть особый шик. Я упомяну твое имя в рекламном тексте
перед лекцией и в пресс-релизе. Годится?
Валентайн. Вы очень любезны.
Ханна. В пресс-релизе? А куда делся "Вестник новейших исследований
по английской литературе"?
Бернард. Та публикация появится позже - более научная, достойная,
со справочным аппаратом. Сухо, скромно, без малейшего злорадства. Эти
сонные мухи под потолок взовьются. Но сначала - пресс-релиз. "Спешите!
Спешите! Кто не успел, тот опоздал!.." Так на чем я остановился?
Валентайн. На охотничьей книге.
Хлоя. На Эросе.
Ханна. На "позаимствовал".
Бернард. Верно. "... позаимствовал у Септимуса Ходжа. Можно ли
предположить, что письма уже находились в книге, когда Байрон взял ее
у Ходжа?"
Валентайн. Да.
Хлоя. Вэл, заткнись!
Валентайн. Почему? Это вполне вероятно.
Бернард. "Неужели Ходж одолжил Байрону книгу, не вынув из нее пред-
варительно три личных письма?"
Валентайн. Да нет... Я только имел в виду, что Байрон мог взять
книгу без разрешения.
Ханна. Верно.
Бернард. Тогда почему Ходж не забрал письма потом?
Ханна. Не знаю. Меня там не было.
Бернард. Вот именно, черт подери! Тебя там точно не было.
Хлоя. Продолжай, Бернард.
Бернард. "Убеждает именно третий документ, то есть собственно вызов
на дуэль. Чейтер, "как мужчина и как поэт", указывает пальцем на "кле-
ветника в прессе". Понятно, что Чейтера на страницах газет ежедневно
не поминали - ни как мужчину, ни как поэта. Следовательно, под клеве-
той он наверняка подразумевает рецензию на "Индианку", опубликованную
в "Забавах Пиккадилли". Был ли Септимус Ходж связан с лондонскими пе-
риодическими изданиями? Нет. А Байрон? Да! Двумя годами ранее он напе-
чатал рецензию на Вордсворта. Два года спустя напишет на Спенсера. А
располагаем ли мы какими-нибудь свидетельствами о том, как Байрон оце-
нивал Чейтера-поэта? Да! Кто, кроме Байрона, мог вписать карандашом в
"Английских бардов и шотландских обозревателей", принадлежавших леди
Крум, следующие строки..."
Ханна. Да кто угодно!
Бернард. Дорогуша!
Ханна. Я не дорогуша.
Бернард. Хорошо, значит, идиотка. По-твоему, человек, которого Чей-
тер называет "мой друг Септимус Ходж", мог трахнуть его жену и смешать
с дерьмом его книгу?
Ханна. Запросто.
Хлоя (серьезно). Ханна, вероятно, ты когда-то пережила жестокую
обиду и разочарование?
Ханна. Разве разочарования юности сравнятся с сегодняшним?! Почему
