стрелять, то, как ни пустынна эта местность, кто-нибудь, наверное, услы-
шит, а тогда не все ли равно - умереть за тюремной решеткой или под но-
жом карбонария? Таков выбор. Чертовски плохо у нас иметь против себя за-
кон, я это много раз говорил старому джентльмену. Он, впрочем, сам того
же мнения.
- Кстати, - спросил я, - что он за человек?
- Это вы о Хеддлстоне? - спросил Норсмор. - Порочен до мозга костей.
По мне, пусть хоть завтра же ему свернут шею все черти, какие только
есть в Италии! В это дело я впутался не ради него. Вы меня понимаете? Я
уговорился получить руку этой барышни и своего добьюсь!
- Это-то я понимаю, - сказал я. - Но как отнесется мистер Хеддлстон к
моему вторжению?
- Предоставьте это Кларе, - сказал Норсмор.
Я чуть было не отвесил ему пощечину за эту грубую фамильярность, но я
был связан перемирием, как, впрочем, и Норсмор, так что, пока не исчезла
опасность, в наших отношениях не было ни облачка. Я отдаю ему должное с
чувством самого искреннего удовлетворения, да и сам не без гордости
вспоминаю, как вел себя в этом деле. Ведь вряд ли можно было представить
себе положение более щекотливое и раздражающее.
Как только я покончил с едой, мы отправились осматривать нижний этаж.
Мы перепробовали все подпорки у окон, кое-где сделали незначительные
исправления, и удары молотка зловеще раздавались по всему дому. Я, пом-
нится, предложил проделать бойницы, но Норсмор сказал, что они уже про-
деланы в ставнях верхнего этажа. Этот осмотр был мало приятен и привел
меня в уныние. Надо было защищать две двери и пять окон, а нас, считая и
Клару, было только четверо против неизвестного числа врагов. Я поделился
своими опасениями с Норсмором, который невозмутимо уверил меня, что пол-
ностью разделяет их.
- Еще до наступления утра, - сказал он, - все мы будем перебиты и
погребены в Грэденской топи. Наш приговор подписан.
Я не мог не содрогнуться при упоминании о зыбучих песках, но напомнил
Норсмору, что наши враги пощадили меня ночью в лесу.
- Не обольщайтесь надеждой, - сказал он. - Тогда вы не были в одной
лодке со старым джентльменом, а теперь в нее уселись. Всех нас ожидает
топь, помяните мое слово.
Я еще больше испугался за Клару, а тут как раз ее милый голосок поз-
вал нас наверх. Норсмор указал мне дорогу и, поднявшись по лестнице,
постучал в дверь комнаты, которую называли "дядюшкиной спальней", так
как строитель павильона предназначал ее специально для себя.
- Входите, Норсмор, входите, дорогой мистер Кессилис, - послышался
голос.
Распахнув дверь, Норсмор пропустил меня вперед. Входя, я увидел, что
Клара выскользнула через боковую дверь в смежную комнату, где была ее
спальня. На кровати, которая не стояла уже возле окна, где я ее в пос-
ледний раз видел, а была сдвинута к задней стене, сидел Бернард
Хеддлстон, обанкротившийся банкир. Я только мельком видел его в колеблю-
щемся свете фонаря на берегу, но узнал без труда. Лицо у него было про-
долговатое и болезненно желтое, окаймленное длинной рыжей бородой и ба-
кенбардами. Приплюснутый нос и широкие скулы придавали ему какой-то кал-
мыцкий вид, а его светлые глаза лихорадочно блестели. На нем была черная
шелковая ермолка, перед ним на кровати лежала огромная библия, заложен-
ная золотыми очками, а на низкой этажерке у постели громоздилась кипа
книг. Зеленые занавеси отбрасывали на его щеки мертвенные блики. Он си-
дел, обложенный подушками, согнув свое длинное туловище так, что голова
находилась ниже колен. Я думаю, что, не умри он другой смертью, его все
равно через несколько недель доконала бы чахотка.
Он протянул мне руку, длинную, тощую и до отвращения волосатую.
- Входите, входите, мистер Кессилис, - сказал он. - Еще один покрови-
тель, гм... еще один покровитель. Друг моей дочери, мистер Кессилис, для
меня всегда желанный гость. Как они собрались вокруг меня, друзья моей
дочери! Да благословит и наградит их за это небо!
Конечно, я протянул ему руку, я не мог не сделать этого, но та симпа-
тия, которую я готов был питать к отцу Клары, была развеяна его видом и
неискренним, льстивым тоном.
- Кессилис очень полезный человек, - сказал Норсмор. - Один стоит де-
сяти.
- Вот и я это слышал! - с жаром вскричал мистер Хеддлстон. - Так и
дочь мне говорила. Ах, мистер Кессилис, как видите, грех мой обратился
против меня! Я грешен, очень грешен, но каюсь в своих прегрешениях. Нам
всем надо будет предстать перед судом всевышнего, мистер Кессилис. Я и
то запоздал, но явлюсь на суд с покорностью и смирением...
- Слышали, слышали! - грубо прервал его Норсмор.
- Нет, нет, дорогой Норсмор! - закричал банкир. - Не говорите так, не
старайтесь поколебать меня. Не забудьте, дорогой, милый мальчик, не за-
будьте, что сегодня же я могу быть призван моим создателем.
Противно было смотреть на его волнение, но я начинал возмущаться тем,
как Норсмор, взгляды которого мне были хорошо известны и вызывали у меня
только презрение, продолжал высмеивать покаянное настроение жалкого ста-
рика.
- Полноте, дорогой Хеддлстон, - сказал он. - Вы несправедливы к себе.
Вы душой и телом человек мира сего и обучились всем грехам еще до того,
как я родился. Совесть ваша выдублена, как южноамериканская кожа, но
только вы позабыли выдубить и вашу печень, а отсюда, поверьте мне, и все
ваши терзания.
- Шутник, шутник, негодник этакий! - сказал мистер Хеддлстон, погро-
зив пальцем. - Конечно, я не ригорист и всегда ненавидел эту породу, но
и в грехе я никогда не терял лучших чувств. Я вел дурную жизнь, мистер
Кессилис, не стану отрицать этого, но все началось после смерти моей же-
ны, а вы знаете, каково приходится вдовцу. Грешен, каюсь. Но ведь не
отъявленный же злодей. И уж если на то пошло... Что это? - внезапно
прервал он себя, подняв руку, растопырив пальцы, напряженно и боязливо
вслушиваясь. - Нет, слава богу, это только дождь, - помолчав немного,
добавил он с невыразимым облегчением.
Несколько секунд он лежал, откинувшись на подушки, близкий к обморо-
ку. Потом немного пришел в себя и несколько дрожащим голосом снова при-
нялся благодарить меня за участие, которое я собирался принять в его за-
щите,
- Один вопрос, сэр, - сказал я, когда он на минуту остановился. -
Скажите, правда ли, что деньги и теперь при вас?
Вопрос этот ему очень не понравился, но он нехотя согласился, что не-
большая сумма у него есть.
- Так вот, - продолжал я, - ведь они добиваются своих денег? Почему
бы их не отдать?
- Увы! - ответил он, покачивая головой. - Я уже пытался сделать это,
мистер Кессилис, но нет! Как это ни ужасно, они жаждут крови!
- Хеддлстон, не надо передергивать, - сказал Норсмор. - Вам следовало
бы добавить, что вы предлагали тысяч на двести меньше, чем вы им должны.
О разнице стоило бы упомянуть: это, как говорится, кругленькая сумма. И
эти итальянцы рассуждают по-своему вполне резонно. Им кажется, как,
впрочем, и мне, что раз уж они здесь, они могут получить и деньги и
кровь - и баста.
- А деньги в павильоне? - спросил я.
- Тут. Но лучше бы им быть на дне моря, - сказал Норсмор и внезапно
закричал на мистера Хеддлстона, к которому я стоял спиной: - Что это вы
мне строите гримасы? Вы что, думаете, что Кессилис предаст вас?
Мистер Хеддлстон поспешил уверить, что ничего такого ему и в голову
не приходило.
- Ну то-то же! - угрюмо оборвал его Норсмор. - Вы рискуете в конце
концов наскучить нам. Что вы хотели предложить? - обратился он ко мне.
- Я собирался предложить вам на сегодня вот что, - сказал я. - Давай-
те-ка вынесем эти деньги, сколько их есть, и положим перед дверьми па-
вильона. И если придут карбонарии, ну что ж, деньги-то ведь принадлежат
им...
- Нет, нет, - завопил мистер Хеддлстон, - не им! Во всяком случае, не
только им, но всем кредиторам. Все они имеют право на свою долю.
- Слушайте, Хеддлстон, - сказал Норсмор, - к чему эти небылицы?
- Но как же моя дочь? - стонал презренный старик.
- О дочери можете не беспокоиться. Перед вами два жениха, из которых
ей придется выбирать, - Кессилис и я, и оба мы не нищие. А что касается
вас самого, то, по правде говоря, вы не имеете права ни на один грош, и
к тому же, если я не ошибаюсь, вам и жить-то осталось недолго.
Без сомнения, жестоко было так говорить, но мистер Хеддлстон не вызы-
вал к себе сочувствия, и, хотя он дрожал и корчился, я не только одобрил
в душе эту отповедь, но прибавил к ней и свое слово.
- Норсмор и я охотно поможем вам спасти жизнь, - сказал я, - но не
скрываться с награбленным добром.
Видно было, как он боролся с собой, чтобы не поддаться гневу, но ос-
торожность победила.
- Мои дорогие друзья, - сказал он, - делайте со мной и моими деньгами
все, что хотите. Я всецело доверяюсь вам. А теперь дайте мне успоко-
иться.
И мы покинули его, признаюсь, с большим облегчением.
Уходя, я видел, что он снова взялся за свою большую библию и дрожащи-
ми руками надевал очки, собираясь читать.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
О ТОМ, КАК МЫ УСЛЫШАЛИ СКВОЗЬ СТАВНИ ОДНО ТОЛЬКО СЛОВО
Воспоминание об этом дне навсегда запечатлелось в моей памяти. Норс-
мор и я, мы оба были уверены, что нападение неизбежно, и если бы в наших
силах было изменить хотя бы последовательность событий, то, наверное, мы
постарались бы приблизить, но никак не отсрочить критический момент.
Можно было опасаться самого худшего, но мы не могли себе представить ни-
чего ужаснее того ожидания, которое мы переживали. Я никогда не был
рьяным читателем, но всегда любил книги, а в это утро все они казались
мне несносными, и я, едва раскрыв, бросал их. Позднее даже разговаривать
стало невозможно. Все время то один, то другой из нас прислушивался к
какому-нибудь звуку или оглядывал сквозь верхнее окно пустые отмели. А
между тем ничто не говорило о присутствии итальянцев.
Снова и снова обсуждалось мое предложение относительно денег, и будь
мы способны рассуждать здраво, мы, конечно, отвергли бы этот план как
неразумный, но мы были настолько поглощены тревогой, что ухватились за
последнюю соломинку и решили попытать счастья, хотя это только выдавало
присутствие мистера Хеддлстона.
Деньги были частью в звонкой монете, частью в банкнотах, частью же в
чеках на имя некоего Джеймса Грегори. Мы достали все, пересчитали, вло-
жили снова в сундучок Норсмора и заготовили письмо итальянцам, которое
прикрепили к ручке. В нем было клятвенное заявление за подписью нас обо-
их, что здесь все деньги, спасенные от банкротства Хеддлстона. Быть мо-
жет, это был безумнейший из поступков, на который способны были два, по
их собственному мнению, здравомыслящих человека. Если бы сундучок попал
не в те руки, для которых он предназначался, выходило, что мы письменно
сознавались в преступлении, совершенном не нами. Но, как я уже говорил,
тогда мы не способны были здраво судить о вещах и страстно желали хоть
чем-нибудь - все равно, дурным или хорошим - нарушить нестерпимое ожида-
ние беды. Более того, так как мы оба были уверены, что впадины между дю-
нами полны лазутчиков, наблюдающих за каждым нашим шагом, то мы надея-
лись, что наше появление с сундучком может привести к переговорам и, как
знать, даже к соглашению.
Было около трех часов дня, когда мы вышли из павильона. Дождь прекра-
тился, светило солнце. Я никогда не видел, чтобы чайки летали так низко
над домом и так безбоязненно приближались к людям. Одна из них тяжело
захлопала крыльями над моей головой и пронзительно прокричала мне в са-
мое ухо.
- Вот вам и знамение, - сказал Норсмор, который, как все вольнодумцы,
был во власти всяческих суеверий. - Они думают, что мы уже мертвы.
Я ответил на это шуткой, но довольно натянутой, потому что обстановка
действовала и на меня.
