ваше признание, я должна бы проклинать эту минуту. До сих пор я страдала
в одиночестве; теперь, мой бедный мальчик, нас двое. К сожалению, я не
свободна. Я не могу пригласить вас к себе, ибо за мною учрежден ревнивый
надзор. Я, пожалуй, вас старше, - продолжала она, - и вместе с тем нас-
колько слабее! И хоть я ничуть не сомневаюсь в вашей отваге и решимости,
я должна в наших же интересах руководствоваться своим знанием света. Где
вы живете?
Он назвал ей свой отель, улицу и номер дома.
Она задумалась.
- Хорошо, - сказала она наконец, - я ведь могу рассчитывать на вашу
преданность и повиновение, не так ли?
Сайлас с жаром уверил ее в своей безграничной покорности.
- Ну что же, - продолжала она с улыбкой. - В таком случае завтра ве-
чером вы должны сидеть дома и под любым предлогом избавиться от случай-
ных посетителей. У вас двери, вероятно, запираются в десять?
- В одиннадцать, - сказал Сайлас.
- Хорошо. Ровно в четверть двенадцатого вы выйдете из дому. Попросите
портье вас выпустить, - и смотрите же, не вступайте с ним в объяснения:
это может погубить все дело. Идите прямо на угол Люксембургского сада и
Бульваров. Там я и буду вас ожидать. Я рассчитываю, что вы в точности
исполните мои указания, и помните: малейшее, самое незначительное отс-
тупление может погубить несчастную женщину, повинную лишь в том, что
увидела вас и полюбила с первого взгляда.
- Мне не совсем понятно, зачем столько предосторожностей, - сказал
Сайлас.
- Ого, вы уже начинаете проявлять свою власть надо мной! - воскликну-
ла она, игриво прикоснувшись к его руке веером. - Терпение, терпение! Со
временем придет и это. Но вначале женщине нужно, чтобы ей повиновались,
и только потом она сама начинает находить особое наслаждение в покорнос-
ти. Ради всех богов, делайте, как я вам велю, или я ни за что не руча-
юсь. А впрочем, - прибавила она задумчиво, словно ей только что предста-
вились какие-то дополнительные и непредвиденные осложнения, - я придума-
ла для вас еще лучший способ избавиться от непрошеных гостей. Скажите
портье, чтобы он никого к вам не пускал, кроме человека, который, быть
может, придет получить с вас старый долг; причем произнесите это с неко-
торым волнением, словно страшитесь визита этого кредитора, так, чтобы
ваши слова как можно убедительнее прозвучали в ушах портье.
- Я полагаю, что и сам могу изыскать способ избавиться от нежела-
тельных визитеров, - не без досады ответил он.
- Мне бы хотелось, чтобы вы поступили именно так, как я говорю, - хо-
лодно произнесла она. - Ну да я знаю мужчин. Для вас репутация женщины
ничто.
Сайлас покраснел и потупился. Он и в самом деле рассчитывал порисо-
ваться перед друзьями в своей новой роли победителя.
- Главное же, - повторила она, - когда будете выходить, - ни слова
портье!
- Почему вы придаете этому такое значение? - спросил он. - Из всех
ваших указаний последнее мне кажется наименее существенным.
- Вы ведь сомневались в целесообразности и прочих моих распоряжений,
которые вам уже более не кажутся излишними, - парировала она. - Поверьте
мне, что и это, последнее, не простой каприз; со временем вы убедитесь
сами. Чего стоят, однако, ваши чувства, если в первое же свидание вы хо-
тите отказать мне в таком пустяке!
Сайлас запутался в оправданиях и извинениях, которые она внезапно
прервала, как бы невзначай взглянув на стенные часы.
- Господи боже мой! - воскликнула она, всплеснув руками. - Неужели
так поздно? У меня ни минуты времени. Увы, какие мы, женщины, несчаст-
ные, какие мы все рабыни! Вы и представления не имеете, чем я рискую ра-
ди вас! - И, повторив еще раз свои указания, сопровождая их ласковыми
словами и более чем красноречивыми взглядами, она пожелала ему покойной
ночи и исчезла в толпе.
Весь последующий день Сайлас был исполнен важности; у него уже не ос-
тавалось сомнений в том, что его возлюбленная - графиня. А с наступлени-
ем вечера, скрупулезно исполнив все ее наказы, в назначенный час он
явился на угол Люксембургского сада и Бульваров. Там никого не оказа-
лось. Чуть ли не полчаса простоял он, заглядывая в лица всех женщин, ко-
торые проходили мимо или останавливались поблизости. Он даже исследовал
все окрестные углы Бульваров и обошел Люксембургский сад кругом. Однако
прекрасная графиня, готовая броситься ему в объятия, так ему нигде и не
повстречалась. Наконец он печально поплелся обратно в отель. По дороге
ему вдруг припомнился подслушанный им разговор между мадам Зефирин и ру-
сокудрым юношей, и он ощутил смутную тревогу. "Непонятно, почему все
должны что-то врать нашему портье", - подумал он.
Он позвонил. Портье в ночной рубахе и колпаке открыл дверь и предло-
жил посветить ему на лестнице.
- Он уже ушел? - спросил портье.
- Кто ушел? О ком вы говорите? - в свою очередь, спросил Сайлас. Он
еще не оправился от своего разочарования, и поэтому голос его был немно-
го резок.
- Я не видел, как он выходил, - продолжал портье, - надеюсь, что вы с
ним расплатились. Мы не очень-то жалуем постояльцев, которые не распла-
чиваются со своими кредиторами.
- Что за белиберда, черт возьми! - вскричал Сайлас. - Не понимаю, о
ком вы говорите!
- Да об этом коротеньком господине со светлыми волосами, - ответил
портье. - О ком же еще? Ведь вы же сами не велели пускать к вам никого,
кроме человека, который придет за своим долгом.
- Господи, да ведь он, разумеется, и не приходил! - ответил Сайлас.
- Значит, мои глаза меня обманули, - сказал портье и подмигнул жильцу
с самым плутовским видом.
- Дерзкий шут! - вскричал Сайлас. И, досадуя на себя за то, что выка-
зал перед портье свое раздражение, объятый к тому же миллионом самых
неприятных предчувствий, взбежал на лестницу.
- Так вам не надо посветить? - крикнул ему вслед портье.
Сайлас только ускорил шаг и взлетел к себе на седьмой этаж, ни разу
не останавливаясь. У двери своей комнаты он постоял с минуту, чтобы от-
дышаться; самые мрачные предположения роились в его мозгу, и он не сразу
решился войти.
Наконец, превозмогая робость, он открыл дверь и с облегчением увидел,
что в комнате свет не зажжен и что в ней как будто никого нет. Он пере-
вел дух. Наконец-то он дома, вне опасности! Сайлас тут же дал себе за-
рок, что нынешнее его безрассудство - первое в своем роде - будет также
и последним. Он начал ощупью подвигаться к изголовью кровати, где у него
на тумбочке лежали спички. Прежние страхи вновь обступили его, и он об-
радовался, когда предмет, о который он споткнулся, оказался всего-навсе-
го стулом. Наконец он нащупал руками полог, свисавший над кроватью. По
расположению тускло мерцавшего окна он догадался, что находится в ногах
постели; оставалось, перебирая по ней руками, достигнуть изголовья, воз-
ле которого стояла тумбочка.
Он опустил руку, но то, что нащупала его ладонь, было не просто пок-
рывалом, а покрывалом, под которым лежало нечто весьма по своим контурам
напоминающее человеческую ногу. Сайлас отдернул руку и с минуту постоял
как окаменелый.
"Что же это такое? - подумал он. - Что это значит?"
Он стал внимательно вслушиваться, но не мог уловить человеческого ды-
хания. Еще раз, сделав над собой невероятное усилие, он кончиком мизинца
прикоснулся к тому же самому месту и отпрянул. Он дрожал всем телом.
Что-то лежало на его постели, это несомненно. Что именно, он не знал.
Прошло несколько секунд, прежде чем он мог пошевельнуться. Затем, на-
шарив рукой спички и став к постели спиной, он засветил свечу. Как
только она разгорелась, он медленно обернулся и увидел то, что боялся
увидеть. Подтвердилась самая страшная из его догадок. Покрывало тща-
тельно было натянуто на подушку, но под ним безошибочно вырисовывались
формы бездыханного человеческого тела. Сайлас бросился к постели, резко
отдернул покрывало и обнаружил того самого русокудрого молодого челове-
ка, которого видел накануне в Бале-Булье. Невидящие глаза юноши были ши-
роко раскрыты, лицо распухло и почернело, около носа запеклись две тон-
кие струйки крови.
С долгим, прерывистым воплем Сайлас выронил свечку из рук и упал на
колени перед кроватью.
Из оцепенения, в которое Сайласа погрузило страшное открытие, его вы-
вел настойчивый и тихий стук в дверь. Впрочем, он не сразу очнулся, и,
когда наконец сообразил, что следует во что бы то ни стало преградить
вход в комнату, было уже поздно. Доктор Ноэль в высоком ночном колпаке,
держа в руках лампу, освещавшую снизу его длинное бледное лицо, уже про-
тиснулся в дверь и, по-птичьи склонив голову, проследовал "а середину
комнаты.
- Мне послышался крик, - начал доктор, - я подумал, что вам плохо, и
позволил себе вторгнуться к вам.
Чувствуя, как кровь заливает ему щеки, и оглушенный стуком собствен-
ного сердца, Сайлас стоял спиной к постели, стараясь заслонить ее от
доктора. Голос ему, однако, не повиновался, и он молчал.
- Вы отчего-то в потемках, - продолжал, доктор, - а между тем вы,
по-видимому, еще и не собирались ложиться. Вам не удастся обмануть мои
глаза, а лицо ваше красноречиво говорит о том, что вы нуждаетесь в помо-
щи - друга или врача, этого я еще не знаю. Позвольте ваш пульс, подчас
это самый верный свидетель.
Доктор продолжал наступать на Сайласа, пытаясь поймать его руку, меж-
ду тем как тот от него пятился. Наконец, нервы американца не выдержали.
Отпрянув от доктора, он бросился на пол и разразился рыданиями.
Как только доктор обнаружил мертвое тело на постели, лицо его потем-
нело. Бросившись назад к двери, он затворил ее и дважды повернул ключ в
замке.
- Встаньте! - резко приказал он. - Сейчас не время предаваться сле-
зам. Что вы наделали? Каким образом в вашей комнате очутился труп? Гово-
рите откровенно, вы имеете дело с человеком, который в состоянии вам по-
мочь. Неужели вы думаете, что я стану вас губить? Что эта безжизненная
плоть способна хоть на йоту изменить симпатию, которую я к вам по-
чувствовал с начала нашего знакомства? С каким бы ужасом ни взирало на
убийство слепое и подчас несправедливое правосудие, неужто, о легковер-
ный юнец, вы думаете, что сердце друга с таким же ужасом отнесется к то-
му, кто это убийство совершил? Нет, нет, если бы друг моей души выплыл
ко мне из океана крови, мое отношение к нему не изменилось бы ничуть.
Поднимитесь, - продолжал он, - понятие о добре и зле - только химера;
один лишь рок управляет нашей жизнью. Знайте же, что, в каких бы обстоя-
тельствах вы ни очутились, вы можете рассчитывать на меня. Я никогда вас
не покину.
Приободренный этой речью, Сайлас взял себя в руки и прерывающимся го-
лосом, время от времени поощряемый вопросами доктора, рассказал ему ос-
новные обстоятельства дела. Впрочем, подслушанный им разговор между
принцем и Джеральдином он опустил, так как смысл его был ему самому нея-
сен и он не представлял себе, чтобы этот разговор был как-нибудь связан
с бездыханным телом на его постели.
- Увы! - вскричал доктор Ноэль, - либо я ничего не понимаю, либо вы
попали в руки самых отъявленных злодеев в Европе. Бедный мальчик, в ка-
кую страшную ловушку вас толкнуло собственное простодушие! К какому ги-
бельному концу привел ваш неосторожный шаг! Ну, а этот человек, - про-
должал он, - этот англичанин, которого вы видели дважды - а я подозре-
ваю, что он и является скрытой пружиной всей этой истории, - не можете
ли вы его описать? Стар он или молод? Высокого роста или маленького?
Но Сайлас, несмотря на свое необузданное любопытство, был начисто ли-
шен наблюдательности, и то, что он мог сказать о наружности англичанина
мадам Зефирин, было настолько общо, что ровно никакого представления о
нем не давало.
- Я бы ввел наблюдательность во всех школах как обязательный предмет!
