лучил кое-какое образование, но даже они были типичными неудачниками, а
остальных они навербовали среди худших подонков колонии. Во всяком слу-
чае, решение, к которому они пришли, было подсказано скорее алчностью и
надеждой, чем разумом. Они решили ждать, быть начеку, следить за Бал-
лантрэ, придерживать языки, не давать ему повода к дальнейшим подозрени-
ям и всецело положиться (как мне кажется) на то, что их жертва точно так
же алчна, неразумна и ослеплена надеждой, как и они сами, и в конце кон-
цов отдаст в их руки и жизнь и богатство одновременно.
На другой день Баллантрэ и Секундра дважды считали, что ускользнули
от своих убийц, и дважды были настигнуты. Баллантрэ, правда, во второй
раз заметно побледнел, но в остальном не выказывал ни тени огорчения,
шутил над собственной нескладностью, которая позволила ему заблудиться,
благодарил настигших его как за величайшую услугу и возвращался в лагерь
с обычным своим бравым и оживленным видом. Но, конечно, он почуял ловуш-
ку: с этого времени они с Секундрой переговаривались только шепотом и на
ухо, и Гаррис напрасно мерз возле их палатки, стараясь что-нибудь подс-
лушать. В ту же ночь было объявлено, что они бросят лодки и пойдут
дальше пешком, устраняя сумятицу перегрузок на порогах, это сильно
уменьшало шансы на успешный побег.
И вот началась молчаливая борьба, где ставкой была, с одной стороны,
жизнь, с другой, - богатство. Они приближались теперь к тем местам, где
сам Баллантрэ должен был показывать дальнейший путь, и, ссылаясь на это,
Гаррис и другие целые ночи напролет просиживали с ним у костра, вызывая
его на разговор и стараясь выудить у него нужные сведения. Баллантрэ
знал, что если проговорится, то тем самым подпишет себе смертный приго-
вор; с другой стороны, он не должен был уклоняться от их вопросов, - на-
оборот, должен был делать вид, что по мере сил помогает им, чтобы не
подчеркивать своего недоверия. И Маунтен уверял, что, несмотря ни на
что, Баллантрэ и бровью не повел. Он сидел в кружке этих шакалов, на во-
лосок от гибели, так, словно был остроумный, гостеприимный хозяин, при-
нимающий гостей у своего камина. У него на все был ответ - чаще всего
шутка, он искусно избегал угроз, парировал оскорбления, рассказывал,
смеялся и слушал других с самым непринужденным видом, короче говоря, вел
себя так, что обезоруживал подозрения и расшатывал твердую уверенность в
том, что он все знает. В самом деле, Маунтен признавался мне, что они
готовы были усомниться в открытии Гарриса и считать, что их жертва
по-прежнему пребывает в полном неведении об их умысле, если бы Баллантрэ
(хотя и находчиво) не уклонялся от прямыхответов и, к довершению всего,
не предпринимал все новых попыток к бегству. О последней такой попытке,
которая привела к развязке, мне и предстоит сейчас рассказать. Но снача-
ла я должен упомянуть, что к этому времени терпение спутников Гарриса
почти истощилось, они отбросили всякие церемонии и, как одно из проявле-
ний этого, у Баллантрэ и Секундры (под каким-то ничтожным предлогом)
отобрали оружие. Со своей стороны, обе жертвы подчеркивали свое дружелю-
бие: Секундра не переставал кланяться, Баллантрэ - улыбаться. В послед-
ний вечер этого "худого мира" он дошел до того, что развлекал всю компа-
нию песнями. Заметили также, что в этот вечер он ел с необычным для него
аппетитом и пил соответственно; конечно, это было неспроста.
Около трех часов утра он вышел из своей палатки, со стонами и жалоба-
ми на рези в животе. Некоторое время Секундра хлопотал вокруг своего
господина, потом тому полегчало, и он прилег и уснул тут же на мерзлой
земле за палаткой. Через некоторое время сменился часовой. Он указал,
где лежит Баллантрэ, укрытый своим плащом бизоньего меха, и новый часо-
вой (как он потом утверждал) глаз не сводил со спящего. Но вот на расс-
вете вдруг налетел сильный порыв ветра и завернул угол плаща; тем же по-
рывом была подхвачена шляпа Баллантрэ, которую унесло на несколько шагов
в сторону. Часовому показалось странным, что спящий при этом не проснул-
ся. Он подошел поближе, и тотчас же его крик оповестил весь лагерь, что
пленник сбежал. Он оставил в залог своего индуса, который (в первой го-
рячке такого открытия) чуть было не поплатился жизнью и, во всяком слу-
чае, был жестоко избит. Но и подвергаясь побоям и истязаниям, Секундра
сохранил свою всегдашнюю верность господину, твердя, что о" и понятия не
имеет о намерениях Баллантрэ (что, может быть, было и правдой) и о том,
как тому удалось бежать (что было явной ложью). - Заговорщикам пришлось
теперь всецело положиться на искусство Маунтена.
Ночь была морозная, земля тверда, как камень, а с восходом солнца
стало сильно таять. Маунтен хвалился, что немногие в таких условиях наш-
ли бы след и даже индейцы едва ли проследили бы по нему беглеца, Бал-
лантрэ поэтому успел уйти очень далеко, и для такого неопытного пешехо-
да, каким он был, шел с удивительной быстротой, потому что лишь к полуд-
ню Маунтен наконец обнаружил его. Торговец был один, по его собственному
указанию другие рассыпались по лесу в нескольких сотнях шагов, позади,
он знал, что Баллантрэ безоружен, он был так распален горячкой преследо-
вания, и видя Баллантрэ так близко, таким беззащитным и усталым, в своем
тщеславии задумал взять его в одиночку. Еще несколько шагов, и он вышел
на небольшую прогалину, на другом конце которой, сложив руки на груди и
опершись спиной о большой камень, сидел Баллантрэ. Возможно, что ветка
хрустнула под ногой Маунтена, во всяком случае, Баллантрэ поднял голову
и посмотрел прямо в том направлении, где скрывался охотник. "Я не уве-
рен, что он видел меня, - рассказывал Маунтен, - он просто глядел в мою
сторону с выражением такой решимости, что все мужество мое утекло, точно
ром из бутылки". И когда Баллантрэ отвел глаза и, казалось, снова погру-
зился в размышления, которые прервал торговец, Маунтен тихонько прокрал-
ся обратно в чащу и вернулся за помощью к своим спутникам.
И тут началась целая цепь неожиданностей: не успел разведчик уведо-
мить прочих о своем открытии, не успели те приготовить оружие для общего
натиска на беглеца, как тот сам появился перед ними. Заложив руки за
спину, он шел не таясь и спокойно.
- А, это вы, - сказал он, увидев их. - Хорошо, что я вас встретил.
Пойдемте в лагерь.
Маунтен не признался им в собственной слабости, не рассказал и о сму-
тившем его взгляде Баллантрэ, так что всем остальным его возвращение ка-
залось добровольным. И все же поднялся шум, посыпались проклятия, подня-
лись в воздух кулаки, нацелены были ружья.
- Пойдемте в лагерь, - повторил Баллантрэ, - я должен вам кое-что
объяснить, но я хочу это сделать перед всеми. А тем временем я бы убрал
все это оружие: ружье легко может выпалить и унести все ваши надежды на
сокровища. Я не стал бы, - добавил он с улыбкой, - "резать курицу, кото-
рая несет золотые яйца".
И еще раз победило обаяние его превосходства - все беспорядочной
гурьбой направились в лагерь. По дороге он нашел случай перекинуться на-
едине несколькими словами с Маунтеном.
- Вы умный и смелый человек, - сказал он, - и я уверен, что вы не
знаете себе настоящей цены. Подумайте о том, не лучше ли и не безопаснее
ли для вас служить мне, чем такому тупому злодею, как мистер Гаррис? По-
думайте об этом, - продолжал он, слегка похлопав его по плечу. - И не
спешите. Живой или мертвый, но я опасный противник.
Когда они пришли в лагерь, где Гаррис и Пинкертон оставались сторо-
жить Секундру" последние накинулись на Баллантрэ, как бешеные волки, но
были изумлены сверх всякой меры, когда пришедшие сообщники попросили их
"оставить его в покое и послушать, что скажет им джентльмен". Баллантрэ
не дрогнул перед их натиском, как не выразил ни малейшей радости при
этом свидетельстве завоеванных им позиций.
- Не будем торопиться, - сказал он. - Сначала пообедаем, потом объяс-
нимся.
Все наскоро поели, а потом Баллантрэ, лежа и опершись на локоть, на-
чал говорить. Он говорил долго, обращаясь ко всем поочередно, кроме Гар-
риса, находя для каждого (за тем же исключением) какое-нибудь льстивое
слово. Он обращался к ним, как к "честным, смелым ребятам", уверял, что
никогда не бывал в такой веселой компании, что никогда работа не выпол-
нялась лучше, а невзгоды не переносились с большей бодростью.
- Но тогда, - говорил он, - кто-нибудь может спросить меня, какого
черта я сбежал. Это едва ли заслуживает ответа, потому что все вы прек-
расно знаете причину. Но знаете вы далеко не все. Вот об этом-то я и со-
бираюсь вам сказать, и слушайте внимательно, когда до этого дойдет дело.
Среди вас есть предатель, предатель вдвойне. Я назову его прежде, чем
кончу, и этого пока достаточно. Но вот, спросит меня другой джентльмен:
а какого черта ты возвратился? Так вот, прежде чем я отвечу на этот воп-
рос, я сначала спрошу: кто из вас, не этот ли мерзавец Гаррис, говорит
на индустани? - Он грозно произнес эти слова и, став на одно колено,
указал прямо на упомянутого им человека жестом, неописуемо угрожающим. А
когда на вопрос ему ответили утвердительно, подхватил: - Ага! Так, зна-
чит, все мои подозрения оправдались и я правильно сделал, что вернулся.
Теперь выслушайте правду, наконец всю правду. - И он выложил им длинней-
шую историю, рассказанную с чрезвычайным искусством: как он все время
подозревал Гарриса, как он нашел подтверждение всех своих опасений и как
Гаррис, должно быть, перетолковал его разговор с Секундрой. Тут он нанес
мастерский удар, который пришелся прямо в цель. - Вы, небось, думаете,
что вы в доле с Гаррисом и что вы сами позаботитесь, чтобы это было так,
потому что, конечно, вы не надеетесь, что этот прожженный плут не обма-
нет вас при дележе. Но берегитесь! У подобных полуидиотов всего и есть,
что их хитрость, как у скунса - его вонь, и для вас, может быть, будет
новостью, что Гаррис - уже позаботился о себе. Для него это дело верное.
Вы должны найти богатства или умереть, а Гаррис уже получил свое: мой
брат вперед заплатил ему за то, чтобы он погубил меня. Если вы сомневае-
тесь, посмотрите на него, посмотрите, как он корчится и давится смехом,
как изобличенный вор! - Затем, развивая этот выигрышный довод, он объяс-
нил, как убежал, но, обдумав все дело, в конце концов решил вернуться
назад, выложить перед всеми всю правду в последней попытке договориться
с ними, потому что он убежден, что они сейчас же оставят Гарриса и выбе-
рут себе нового предводителя. - Вот вам истинная правда, - сказал он, -
и я всецело предаюсь вам, всем вам, за исключением одного. Хотите знать
кого? Вот сидит человек, - закричал он, снова указывая на Гарриса, - ко-
торый должен умереть! Род оружия и условия боя для меня безразличны.
Дайте мне сойтись с ним один на один, и даже если у меня в руках будет
простая палка, я в пять минут превращу его в месиво разможенных костей,
в падаль, в поживу шакалов!
Была уже глубокая ночь, когда он закончил свою речь. Его слушали поч-
ти в полной тишине, но скудный свет костра не позволял судить по их ли-
цам, какое впечатление он произвел и насколько убедил их в своей право-
те. Баллантрэ выбрал для себя наиболее освещенное место, чтобы стать
центром всеобщего внимания, и в этом был глубокий расчет. Сначала все
молчали, а затем последовал общий спор, причем Баллантрэ лежал на спине,
подложив под голову руки и закинув ногу на ногу, как человек, совершенно
не заинтересованный в результате. Бравируя таким образом, он, как всег-
да, перехватил через край и этим повредил себе. По крайней мере после
некоторых колебаний возобладало враждебное к нему отношение. Возможно,
что он надеялся повторить трюк, проделанный на пиратском судне, и самому
быть избранным - пускай на жестких условиях - предводителем шайки. И де-
