Самое странное - лапы: длинные паутинно-тонкие сети с костяными грузилами. Ясно, что во время охоты чайка просто скользит над непрозрачной пылью и вслепую выуживает всё, что может попасться у поверхности. Я стоял у Далузы за спиной, но она не отрывала взгляда от стола. Вот ещё одна капля крови медленно скатилась по перьям. На лице женщины-птицы не было жалости, только полная отчуждённость пополам с чувством, для которого у меня просто не было названия. Да и ни у кого из людей не могло быть.
- Далуза, - мягко позвал я.
Она подпрыгнула, раскинув крылья: врождённая привычка летающих существ. Когда она опустилась, пол отозвался гулким звоном. Я глянул вниз: на ногах у неё были сандалии из китовой кожи. Ремешки перехлёстывали ступню и сходились над пяткой. Между пальцев выступали стальные иззубренные крюки - искусственные когти.
- Ты, я смотрю, охотилась, - обронил я.
- Охотилась...
- И кое-кого поймала.
- Да...
- Хочешь её съесть?
- Съесть?.. - отозвалась она безо всякого выражения и растерянно посмотрела на меня. Она была прелестна. У меня даже возникло садистское желание поцеловать её. Я еле сдержался.
- Ты надела когти, - заметил я.
- Да! - взвилась она. - Прежде у каждого из нас были такие. - Молчание. - Знаешь... Я говорила тебе, что была там, где наши расы впервые встретились?
- Какая-то экспедиция? - я не был уверен.
- Да, именно так они себя и называли.
- Вряд ли обошлось без Академии, - подумал я вслух.
- Что?
- Так. А что там случилось?
- Они говорили с нами, - она медленно водила кончиком пальца по кромке крыла мёртвой чайки. - Как прекрасны были их голоса. Сколь мудры были они. Я пряталась в стороне, в тени, но моё сердце рвалось к ним. Их походка, их постоянный контакт с землёй поражали воображение. Они были так тверды и устойчивы. Но старейшины выслушали их и разгневались. Они налетели на пришельцев и растерзали их, разорвали на куски. Я, всего лишь дитя тогда, ничего не могла поделать. Я могла только любить их и плакать по ночам в одиночестве. О, даже кровь их была красива, густая и алая, как лепестки цветов. Не то, что у этой... В люк стукнули три раза. Калотрик.
- Открыто! - крикнул я, и Калотрик ввалился, на ходу стягивая маску. Заметив Далузу, он остановился как вкопанный.
- Вам надо поговорить, - решила она. Взяв с буфета ухват, она вытащила из духовки закрытое блюдо. - Я поем с матросами.
- Что ты, останься, - попытался возразить я. Задержавшись на мгновение, она одарила меня таким чувственным взглядом, что мне стало не по себе.
- Мы ещё поговорим, - шепнула она, подхватив свою маску в китайском стиле: совершенно белая с единственной кроваво-красной слезой в уголке правого глаза. Калотрик, мявшийся у входа, прижался к стенке, пропуская её. Хлопнула дверца люка.
- Вот страшилище, - затряс головой Калотрик. Несколько светлых прядей упало ему на глаза, он смахнул их рукой. Под ногтями у него скопилась грязь. - Слушай... у тебя с этой... - он тщетно пытался подобрать слово, - с ней ничего ведь нет?
- И да, и нет, - ответил я. - Могло бы быть, если б было возможно. Но этого - точно нет.
- Да что с ней вообще может быть? - негодующе воскликнул он. Похоже, сегодня он был не в себе. Я пригляделся - и точно, глаза подёрнулись жёлтым. Он явно страдал от недостатка Пламени. - А как же Миллисент?
- О чем речь! - соврал я, не моргнув глазом. После того, как она меня подставила, я к ней и близко не подойду. - Но, впрочем, любовь - не больше, чем временное помешательство...
- Ага, вызванное сексуальной недостаточностью, - перебил Калотрик. - Но от этой твари мне дурно делается. На вид-то она ничего, но ведь это вcё хиpуpгия, ты же знаешь. Еcли б не чей-то cкальпель, у неё бы до сих пор были огpомные уши, когти и клыки. У неё тут cвой отдельный тент - так говоpят, она cпит там вниз головой, уцепившиcь ногами за pаcпоpку.
- Бог с ней, - подобный разговор начал меня раздражать, и я решил сменить тему,
- а что ты скажешь об акулах?
- Акулы? Знаешь, этот Мерфиг недавно мне плёл что-то о них. Он уйму времени убивает, просто глядя на них - ничего не делает, только смотрит. Говорит, будто они чуют смерть но расстоянии, даже до того, как она случится. Парень такой же двинутый, как Десперандум. Да, раз уж речь о Мерфиге... как там наши дела движутся?
Я открыл шкаф и вытащил флягу, на дне которой плескался синкопин.
- То, что надо! - нюхнув, одобрил Калотрик. Он извлёк свой пакет и под завязку наполнил его. - Ух ты, чёрный какой... Завтра первым блюдом он его и получит.
- Только не перелей, - заволновался я, - может оказаться слишким крепким.
- Да-да, конечно, - отмахнулся Калотрик, - я осторожненько... А ты заметил сегодня, что за чудо этот планктон? - Он натянул маску, спрятал Пламя за пазуху и вышел.
Я же уселся за стол и принялся очищать дистиллятор - рано или поздно придётся выгнать с его помощью немного спирта, хотя бы для того, чтоб отвести глаза Далузе. Заодно я решил разобраться со своими чувствами к этой женщине; похоже, тут замешано несколько мотивов, и не последним из них был тот особый трепет, в который меня погружало её присутствие. Тебе это может показаться странным, читатель, но поставь себя на моё место - наверняка тебе приходилось ощущать у себя на шее дыхание знакомой, подружки, любовницы? Вспомни, как возбуждающе это действовало, как всё в тебе подымалось навстречу... А теперь представь, что с тобой - Далуза, с таким горячим телом... Так, теперь вспомни, что с тобой делалось, когда у неё начинало быстрее биться сердце. У Далузы пульс в два раза чаще в любое время. Думаю, тебя увлечёт идея женщины-загадки? Пожалуйста - инопланетное происхождение Далузы навсегда окутало её завесой тайны. И, наконец, она была само совершенство. Что с того, что красота эта - дар хирурга? Никто не будет возражать, что главное для нас - то, что внутри человека, а отнюдь не то, что видят все. Любой согласится с этим вне зависимости от того, верит ли он в это на самом деле.
Вот основные составляющие моего влечения. Но было ещё кое-что, в чём, вполне вероятно, Далуза сознательно провоцировала меня. В каждом из нас упрятаны садомазохистские наклонности. Мои, похоже, очень сильны, хоть мне и удаётся сдерживать их. Давным-давно я осознал, что пристрастием к наркотикам убиваю себя. Это просто стало ещё одним кусочком меня. Но ведь жестокость к себе - первый и главный шаг в сторону жестокости к другим. Я думал об этом, пока мне не надоело. И тогда я решил взглянуть на планктон, о котором мне напомнил Калотрик.
Когда я выбрался наружу, последние лучи убегали с самой верхушки восточной стены кратера. Пришла ночь.
Выглянули звёзды, море отозвалось слабым зеленоватым сиянием. Приблизившись к поручням, я увидел, что всё пространство вокруг "Выпада" заполнено светящимся крилем.
Нет слов, чтобы описать это. Я стоял и улыбался под маской; я был счастлив, что судьба привела меня сюда. Я радовался жизни - жизнь нужна мне, чтобы видеть всё это.
Когда я свесился за перила, передо мной промелькнула смутная крылатая тень, оставив в плотном ковре сверкающих кристаллов тёмный след. Сияющий сгусток плавно поднялся над поверхностью и поплыл к кораблю. Зелёные угли обрушились на мои плечи потоками необжигающей лавы, разбежались по палубе. Налетел ветер, и рядом опустилась Далуза. К ноге её была подвязана чёрная паутинно-тонкая сеть.
Драгоценности были собраны отрезанной лапой чайки.
6. Буря.
За завтраком Калотрик сел рядом с Мерфигом, подмигнул мне, и, спрятав пипетку в кулаке, впрыснул в его кашу огромную дозу нашего зелья. Мы оба с беспокойством следили за тем, как юный сушнец преспокойно опорожнил свою миску, поднялся из-за стола и твёрдым шагом покинул обеденный тент. Зная, что синкопин всегда производит мгновенный и сильный эффект, я тем не менее ещё с час наблюдал за юнгой. Ничего. Наркотик явно оказался слишком слабым. Я дождался, когда забьют очередного кита и умыкнул два ведра требухи. Калотрик застал меня за работой.
- Не пойму, в чём дело, - оправдывался я. - Может, Пламя получается только из определённого органа. Селезёнка там, или поджелудочная железа...
- Как же, селезёнка, - брюзжал Калотрик. Последнее время он явно был не в себе; глаза его пожелтели и покрылись сетью лопнувших сосудов. - Хрен тебе. Ни ты, ни я ни шиша не смыслим в анатомии, особенно китовой. Может, у них и вовсе нет селезёнки.
- Будем делать всё, что возможно, - успокаивал я, - рано или поздно сделаем так, как надо. Не хочешь сам попробовать? Вдруг Мерфиг просто физически чем-то отличается?
- Придумал мне новую пытку? - озлобился Калотрик. - Мы ж его пичкаем этим уже четвёртый день, и ничего. Ни-че-го! А тебе хоть бы хны, как я погляжу. Что-то больно легко ты это переносишь. Спокоен, как рыба, ни тебе дрожи, ни ломки. Наверно, у тебя припрятано что-нибудь, а ты молчишь? Бутылка, например.
- Две! - огрызнулся я.
- Ты хорошо устроился, ты в курсе? Прохлаждаешься тут, внизу. Готовишь так называемую еду. Не перебивай меня, ты! Знаешь, каково мне там, наверху? Они гоняют меня, как собаку, поручают такое, о чём я впервые в жизни слышу, а я даже переспросить не могу, пока на мне эта хренова маска! Мне приходится снимать её и кровенить глотку. Ну ничего, я им каждую пылинку припомню. Чтоб они передохли все! Да на этой лоханке каждый поганый шнурок на свой лад обозван. Одних фордунов три штуки разных. А паруса - фоки и форы, бизани и крюйсы... Думаешь, нормальный человек может всё это запомнить? Вот они и посылают меня на самые дерьмовые работы, куда больше никто не идёт. Ты это видел? Калотрик сунул мне под нос кулак. Кожа на костяшках была содрана. Сама рука заметно дрожала.
- Сегодня утром я перетаскивал запасной генератор. Я корячился, а Грент стоял рядом, чистил ногти и указывал, что делать. А сейчас я должен заняться системой переработки отходов - канализацией! И никакой тебе воды, чтоб ополоснуться. Ветоши - и той не хватает. А-а-а-ах, мы каждую каплю бережём. А в трюмах - десятки бочек с чистейшей водой. Груз, говорят, для Острова-на-Взводе. Начальство моется каждый день, а мы должны жариться на палубе...
- Ты сам напросился.
- Не трави душу.
- И ты не единственный салага на борту.
- Мерфиг родился здесь. Есть разница. Впрочем, с ним я ещё разберусь.
- Не бери в голову, - вяло подбодрил я. - Сегодня к вечеру будет готова новая партия. Полбутылки. На этот раз должно получиться, если вообще суждено... Пару секунд Калотрик мрачно смотрел на меня, а потом поднялся на палубу. Человеческая кровь ядовита для китов, подумал я. Интересно, сколько акул сдохнет, если я вышвырну Калотрика за борт?
Перед самым ужином Калотрик заглянул ко мне на камбуз.
- Сделал? - спросил он, едва стянув маску.
- Сделал, - успокоил я. - Но я тут подумал. Странно. Как ни крути, сушнецы живут здесь уже пятьсот лет. Я бы не удивился, если б к этому времени они все поголовно сидели на Пламени. Или по крайней мере знали о нём.
- Ну и что? Не тяни резину.
- Подожди и послушай, - продолжал я, стараясь не вспылить. - Не знаю, известно тебе или нет, но первопоселенцев на Сушняке было всего ничего. Человек пятьдесят, не больше.
- Ради всех Забытых, о чём ты? - Калотрик не на шутку пристрастился к сушняцким присловьям.
- Слушай дальше. Видишь ли, первое поколение полностью клонировали, чтобы приспособить к местным условиям. Волосатые ноздри, тяжёлые веки, и всё такое, понимаешь? От первых пятидесяти прямых потомков вообще не было - они все стерилизовались. Кто знает, может от этих генетических манипуляций сушнецы приобрели и иммунитет к Пламени.
- Иммунитет? - ужаснулся Калотрик.
- Почему бы и нет. Я вполне допускаю такую возможность. Основатели вообще были против неортодоксальных наркотиков. Готов спорить, они знали о Пламени с самого начала. Они были психами, но не дураками.
- Это что же, выходит, что мы скормили этому ублюдку целую бутыль Пламени просто так, за здорово живёшь? - Лицо Калотрика налилось кровью.
