Здешние закаты впечатляют, размышлял я на обратном пути. Поезд возвращался из доков, почти все места заняли рыбаки, большей частью - ловцы креветок с положенными их гильдии завитыми в кольца и напомаженными усами. Солнце скрылось; ломаная граница тьмы медленно поползла по восточной стене кратера. Вчера я не смог в должной мере насладиться этим зрелищем - у подножия утёса взвешенная в воздухе пыль скрадывала детали и придавала свету розовый оттенок.
Тень поднималась всё выше, за пределы атмосферы, где среди основной светло-серой породы встречались оплавленные участки, соперничавшие в блеске с несмелыми ещё звёздами.
Представление подходило к концу - стремительно тающий островок света задержался на мгновение на самой вершине скалы, сверкнул на прощанье и пропал, оставив невидимый теперь кратер во власти ночи.
В тот же миг, не иначе как скрупулезно рассчитанный бережливыми сушняцкими математиками, включилось уличное освещение. Само собой, чересчур слабое. Ожила и единственная в вагоне лампочка у нас над головами, разлив вокруг тусклый жёлтый свет.
Зато на освещение лифтов денег не жалели, не оставляя морякам ни малейшего шанса. Я присоединился к группе сушнецов, мрачно грузившихся в один из лифтов, и мы с убийственной скоростью ухнули вниз.
Со стены над доками били мощные прожектора, исключавшие возможность случайно оступиться в пыль в каком-нибудь из закоулков пристани. За границей искусственного света можно было различить слабое зеленоватое мерцание. Вокруг расплодилось несметное количество планктона, жирующего на проливаемой при разгрузке воде.
Ремонт на "Выпаде" уже завершился, даже палатки и баки заняли свои обычные места на свеженастланной палубе. Теперь правительственные рабочие из Синода Экологии грузили в левый корпус крапчатые китовые яйца. Работёнка не из лёгких - каждое около фута в диаметре и весит порядка пятидесяти фунтов. Предполагалось, что за каждого пойманного кита мы должны вернуть Морю троих, но на деле большая часть яиц доставалась на завтрак остроклювым кальмарам; в полной безопасности киты могли чувствовать себя лишь на китовых фермах. Одна из таких находилась на соседнем острове - там работящие сушнецы чуть не вручную заполнили большое природное углубление пылью и даже пытались вести селекцию. Ну просто двинулись на экологии, эти сушнецы. Поддержание равновесия для них превыше всего. А моему иссушенному Пламенем организму срочно требовалось восстановить потерянную влагу, и я первым делом отправился на камбуз за водой. Я уже успел выхлебать одну кружку и цедил вторую, когда по трапу скатился Калотрик.
- Можешь не рассказывать, - начал я. - Тебя обокрали. Выгребли всё до последнего монума.
- Обокрали? - изумился он. - Деньги-то целы. У меня спёрли Пламя!
- Так что, та баба тебя не обчистила?
- Да нет же, тысяча чертей, - раздражённо отмахнулся Калотрик. - Она взяла с меня полтора монума за койку и дала отоспаться. Я был не в настроении. Особенно с ней. - Он скривился. - Слушай, у тебя же осталось ещё, верно? Давай делиться. Тут я заметил, что белки его глаз подёрнулись желтоватым налётом, напоминающим плёнку на поверхности застывающего воска.
- Твоё Пламя у меня, - признался я, расстёгивая карман, - мне показалось, что так будет спокойней. Калотрик тут же выдернул пакет у меня из рук.
- А пипетка?
- Вот она.
Он с неприязнью посмотрел на меня:
- Какой ты заботливый, Ньюхауз. Просто ужас. - Уныло смерив взглядом явно понизившийся уровень жидкости, он зачерпнул двойную дозу. - Зато сам-то ты, гляжу, даром времени не терял.
- Я боялся, что у тебя будут шарить по карманам. Это ведь теперь вне закона, забыл?
- Тоже мне! С чего ты вообще взял, что эти придурки могут что-нибудь заподозрить? Я бы сказал - это лекарство.
- Ты бы не смог сказать даже, как тебя зовут!
- Не делай из меня идиота! - огрызнулся Калотрик. Запрокинув голову, он вкатил себе всю порцию и громко рыгнул. - Слушай сюда, ты! Пусть ты старше, но и я не младенец. Ты зажал почти все деньги и всё Пламя. Ты должен дать мне бутылку, не меньше. Тем более, что ты и без того постоянно заправляешься за мой счёт.
Он начинал меня доставать. Но я решил не показывать вида и лениво переспросил:
- Бутылку, говоришь? И что ты с ней сделаешь? Куда ты её спрячешь? Она тут же попадётся кому-нибудь на глаза. Лучше просто заходи сюда в любое время и бери, сколько хочешь.
Калотрик захлопал глазами - Пламя делало своё дело.
- Пойми, братишка, - продолжал он несколько растерянно, - я ведь не подсел, не думай. Оно мне просто нравится, понимаешь? Мне лишнего не надо, но вдруг его опять утащат? Я должен иметь запас. Хотя бы на пару недель.
- Сколько?
- Сейчас... по четыре пипетки в день... ну, пару-тройку пакетов, я думаю.
- Дуй в Арнар за тарой - может, до полуночи успеешь обернуться.
Калотрик, щурясь, побрёл к выходу. Четыре пипетки в день. Я бы на его месте быстро склеил ласты. А он, если не остановится, просто выжжет себе последние мозги. Даже если он и крепче, чем кажется, хватит его в лучшем случае на год. Ладно, это его мозги...
С первыми лучами солнца "Выпад" покинул порт. Вся команда в сборе, разве что после двухдневного оттяга сушнецы стали ещё угрюмее (господь свидетель, я думал, что это за пределами человеческих возможностей - однако у них получилось). Завтрак прошёл в обычном молчании; матросы безучастно очищали свои миски. Мы взяли курс норд-ост, и через две недели Пентакль скрылся из вида. В этой части Моря обитала забавная форма жизни - лилия-дутыш. Их колония раскинулась на несколько сот акров: тысячи круглых зелёных листьев, диаметром в несколько ярдов и с дюйм толщиной, усеивали всё вокруг, раскрашивая серую поверхность пыли в весёлый горошек. Любопытно, что эти растения очень чувствительны - если лист потревожить, он тут же сморщивается и втягивается в корень, небольшого размера шар. Тот, в свою очередь, немедленно прячется на небольшую глубину. Множество разнообразных существ жило в симбиозе с дутышем или паразитировало на нём. Десперандум изучил их самым тщательным образом, насчитав 257 видов организмов. Среди них встречались листоеды и листососы, точильщики листа и стебля, корнегрызущие и галлообразующие особи. Кроме того, имелось двадцать три вида хищников, пятьдесят пять первичных, девять вторичных и три третичных паразита. Особый интерес представлял небольшой шестиногий краб - из него получалась отличная похлёбка. Когда лист, чувствовавший наше приближение, сворачивался и тонул, его пассажиры оставались барахтаться в пыли, и Десперандум наловил целую гору всякой мелочи, просто волоча за кормой сеть. Некоторые дутыши цвели - на конце длинного прямого стебля колыхались белые пушистые метёлки. Между ними, разнося пыльцу, сновали панцирные пчёлы (без жала и несъедобные).
Никто не сомневался, что вечером удасться полакомиться крабовым супом. Порывшись в кухонном столе, я отыскал ржавое приспособление странного вида, диковинную помесь крупорушки и яйцерезки. Крабы по одному загружались в сетчатое углубление, щёлкал разболтанный рычаг - и панцирь оказывался аккуратно расколот.
Обычно повар умерщвлял крабов в миске с собственной кровью. Сушнецы вообще довольно небрежно относятся к кровопусканию, о себе же подобного я сказать не мог. Мало того, Далуза (её лицо почти полностью зажило; остались лишь едва приметные шрамы в уголках рта) вызвалась мне помогать. Выручило меня, как ни странно, моё виски - я нашёл повод его продемонстрировать, а на крабов оно действовало не хуже крови, вызывая короткую агонию и быструю смерть. Я вскрывал мёртвых крабов; Далуза извлекала их из панциря своими длинными острыми ногтями.
К сожалению, затея с перчатками ни к чему хорошему не привела - всякий раз, стоило моим рукам скользнуть по телу Далузы, она сжималась в дрожащий комочек и прятала лицо в крыльях. Я решил, что она переживает из-за того, что не может мне ответить, но после меня перчатки ей одевать было нельзя - мои руки, ясное дело, потели. Не подумав, я попробовал прокипятить одну перчатку - она развалилась на куски.
Моё живое воображение тут же подсказало не менее пяти способов воспользоваться оставшейся для получения обоюдного удовольствия, однако Далуза отчего-то и слышать об этом не желала, а при одном виде перчатки начинала плакать и убегала. Меня это просто сводило с ума - конечно, я предлагал не бог весть что, но ни на что другое в нашем положении рассчитывать пока не приходилось. Зато теперь Далуза всё больше времени проводила со мной на кухне, изо всех сил стараясь казаться весёлой. Сейчас она, излишне суетясь и неестественно улыбаясь, помогала мне готовить. Меня этот спектакль тронул настолько, что я позволил ей остаться и не выпроводил из камбуза, хотя в одиночку управился бы вдвое быстрее.
И вот мы сидели вдвоём и потрошили крабов.
Когда корабль наконец выбрался на пространство, свободное от растений, Десперандум решил измерить глубину. Он хорошо подготовился - на палубу вынесли бухту керамического лотлиня, ручную лебёдку и свинцовую болванку. Захлестнув вокруг грузила конец троса и отправив его за борт, капитан достал чёрную тетрадку.
Из-за мачты за ним внимательно следил Мерфиг. Заметив, что я наблюдаю, как он наблюдает за Десперандумом, он некоторое время косился на меня. Смешно. Замер показал семьдесят пять футов. Десперандум, улыбнувшись, отметил это в своей книжечке. Внезапно на его бородатом лице отразилось сомнение. Он пересёк палубу и спустил грузило с другой стороны. Полмили. Похоже, судно оказалось над краем какой-то трещины. Любой другой на месте капитана принял бы это объяснение и успокоился. Но Десперандум с упрямством настоящего учёного повторил первый замер и получил глубину чуть меньше шестисот футов.
Повтор второго замера дал восемьсот футов.
Десперандум, помрачнев, вернулся туда, откуда начал. Он выпустил весь линь, что был в бухте - порядка двух с половиной миль, но до дна так и не достал. На то, чтобы смотать его обратно, ушёл час. Капитан, всё это время нетерпеливо мерявший шагами палубу, кинулся к другому борту.
На глубине девяти тысяч футов трос обвис. Когда его стали вытягивать, выяснилось, что он аккуратно обрезан на отметке в семь тысяч. На лице Десперандума, распирая маску, вздулись желваки. Я предпочёл убраться на камбуз, тем более что приближалось время готовить ужин - он обычно проходил на закате, в отражённом от скал свете. Не успел я свериться с перечнем продуктов для сегодняшнего вечера (меню у меня составлено сразу на неделю вперёд), как скрипнул люк. Я ожидал, что это Далуза вернулась с облёта, и приготовился сказать какую-нибудь ласковую глупость, однако это оказался Мерфиг.
При виде его я отчего-то смутился, но вовремя сумел взять себя в руки. Я ведь так и не понял, что ему известно о наших играх с синкопином, и не смог придумать способа выведать хоть что-нибудь, не выдав остального.
- Чем обязан? - поинтересовался я.
- Поговорить зашёл, - отозвался он, стягивая мишеневую маску. - Я получил ваше послание в Арнаре. То, что вы передали через девушку. Мысленно я вернулся на две недели назад. В самом деле, передал. А я-то думал, мне это приснилось. Я там вроде извинялся за что-то...
- Верно. Мне неловко было, что я тогда вмешался в вашу беседу с капитаном.
- Что вы о ней думаете? - спросил он, оживившись.
- Похоже, он не в восторге был от ваших идей.
- Благодарю вас, - разочарованно протянул Мерфиг. Глаза у него были как два осколка коричневого стекла, волосы в ноздрях ровно подстрижены. Его выговор отличался от обычного сушняцкого, напоминая скорее галактический. Происходил он явно не из низкого сословия - наверняка его родители занимали почётные посты в государстве, либо церкви.
- Вы видели результаты сегодняшних замеров. Что скажете?
- Очень странно.
- Зато очень хорошо вписывается в мою теорию. В последнее время я много размышлял о Кратере. Об атмосфере. Представьте, что когда-то на Сушняке была атмосфера. Вспышка на солнце уничтожила её. Представьте, что на планете к тому времени уже жили разумные существа и они всё предвидели. Они вырыли себе убежище, огромное, для всей своей цивилизации. Гигантское убежище, со стенами высотой в семьдесят миль и толстым слоем пыли для защиты от радиации. Со временем Древний Народ приспособился к жизни в пылевых глубинах, они уже не могли выходить на поверхность. Представьте, что им удалось перестроить свою физиологию для жизни без воздуха... Когда-то они были очень сильны. Вы же знаете, Цивилизация построила свои поселения на самом верху. Они не решились спуститься вглубь кратера, опасаясь... того, что внизу. А теперь они намного слабее. Им нужен только покой. Они никому не хотят причинять зла, но тех, кто подходит слишком близко, они убивают - быстро и незаметно. За те пять веков, что здесь живут люди, скопилось множество слухов, легенд, неподтверждённых свидетельств, тайн океана, хотя ничего достоверного среди них вы не найдёте. Может, они уходят, а может, просто спят. Но они существуют, это точно! Пока он говорил, лицо его раскраснелось от возбуждения. Закончив, он со вздохом уселся на стул.
