юго-восточной части неба беспрерывно сверкали не то зарницы, не то отблески
выстрелов.
- Видите, я права, - указала на них Варя.
Но гулко раздавшиеся один за другим четыре выстрела тут же рассеяли
всякое сомнение.
- Эскадра с боем возвращается в Артур, - догадался Гобято. - Надо
сообщить сейчас же об этом Василию Федоровичу. - И они поспешили к квартире
Белых. Но генерала они застали уже садившимся верхом на лошадь.
- Папа, я с тобой, - попросилась Варя.
- Только живо, - ответил Белый. - Присоединяйтесь ко мне, господа, я еду
на Золотую гору, - заторопился генерал и, не дожидаясь, рысью тронул свою
лошадь.
- Пойдем-ка по прохладе, Сергей Владимирович, пешком, - предложил Гобято.
Они по крутой тропинке стали напрямик подниматься на Золотую гору.
Эскадры еще не было видно, но свет ее прожекторов уже ясно проступал на
горизонте. По мере ее приближения канонада усиливалась. Было очевидно, что
эскадра идет под защиту береговых батарей, отбиваясь от японских миноносцев.
Белый хриповатым баском громко отдавал нужные распоряжения:
- Стрелять только Белому Волку. Стрелковой батарее и Утесу на предельных
прицелах, чтобы не попасть в своих!
Солдаты-телефонисты и матросы-сигнальщики торопливо начали передавать это
распоряжение на батареи.
Вскоре открыла огонь батарея Электрического Утеса, за нею загрохотала
Стрелковая батарея и глуше отдаленная Двадцать вторая. Весь берег ожил,
гремя то сразу целыми залпами, то одиночными гулкими выстрелами. Эскадра тем
временем стала на якорь под берегом.
Никогда еще с самого начала войны Артур не слыхал такой сильной канонады.
Выстрелы судов и батарей сливались в один сплошной гул. Стоявшие на рейде
корабли казались большими факелами. Сухопутные батареи огненными полосами
проступали на темном фоне берега.
Вскоре на Золотую гору подъехал Стессель. Едва успев слезть с лошади, он
во всеуслышание разразился площадной бранью по адресу Витгефта и моряков.
- Если они с рассветом не уберутся обратно в море, прикажу береговым
батареям перетопить всю эту сволочь! - кричал генерал.
- Мы не знаем еще, в каком состоянии эскадра, какие потери на судах. Быть
может, она настолько сильно пострадала в бою, что ей необходимо было
вернуться, - пытался урезонить его Белый.
- Запросите адмирала о потерях и доложите мне, - распорядился Стессель.
Вскоре ему доложили, - что на эскадре потерь нет и только "Севастополь"
случайно подорвался на мине. Это сообщение вызвало у генерала новый припадок
бешеной ругани по адресу флота.
- Трусы, подлые изменники! С рассветом я пошлю Витгефту ультиматум: или
немедленно уходить в море, или я обстреляю их с берега. Пусть все батареи
будут готовы к этому! - приказал генерал.
Все же к утру эскадра втянулась на внутренний рейд, и корабли снова мирно
задымили в артурском рейде гавани.
Возвращаясь домой вместе с Никитиным, Стессель проезжал мимо Пресного
озера. Русские и китайские ребята, громко смеясь, бросали с берега камни в
воду. На воде плавали какие-то разноцветные пятна, в которые мальчишки
старались попасть. Никитин удивленно всматривался и никак не мог понять, что
собою представляют эти движущиеся желтые, красные, голубые предметы. Наконец
он подозвал к себе одного из мальчиков.
- Что вы здесь делаете? - строго спросил у него генерал.
- Лягушек надуваем.
- То есть как это надуваете? - недоумевал Никитин.
- Ловим лягушку, вставляем ей в задний проход соломинку и через нее
надуваем. Затея бросаем ее в воду, она хочет нырнуть, воздух ее не пускает.
Мы в них бросаем камнями, а чтобы заметнее было, красим в разные цвета, -
деловито пояснил мальчик.
Генерал громко расхохотался.
- Вот если бы ты, Анатолий Михайлович, мог так же надуть наших самотопов
и затем выгнать бы их в море. Авось тогда бы Витгефт осмелился вступить в
бой с японцами!
И оба генерала отъехали, громко смеясь.
Вечером одиннадцатого июня к Стесселю приехали с передовых позиций Фок и
начальник штаба района полковник Рейс. Друзья сидели в кабинете генерала,
тут же находилась и Вера Алексеевна с неизменным рукоделием.
Стессель показал телеграмму Куропаткина об отзыве из Артура и сообщил о
принятых по этому поводу мерах. Выслушав его, Фок молча походил по комнате и
затем своим неприятным скрипучим голосом проговорил:
- Одной телеграммой дело, конечно, не ограничится. Тидемап будет тебя
бомбардировать ими, пока не добьется извещения, что ты их получил. Конечно,
с ответом торопиться не следует; чем больше пройдет времени, тем труднее
тебе будет уехать отсюда: японцы подойдут к суше, а море забросают минами.
Надо все же составить ответ и, в случае повторения телеграммы, сразу же
послать его. Ответ я заготовлю сегодня вместе с Виктором Александровичем.
- Надо как следует продумать каждую фразу, каждое слово, - заметила Вера
Алексеевна.
- Мы, конечно, его внимательно обсудим на нашем, так сказать,
полусемейном совете, - с улыбкой ответил Фок. - С кем-кем, а с вами,
многоуважаемая Вера Алексеевна, посоветоваться всегда полезно.
Фок и Рейс стали прощаться.
Едва они успели выйти, как перед домом Стесселя остановилась коляска и из
нее вышел Эссен. Он был в парадной форме, при орденах, в белых перчатках, с
палашом, в треуголке.
- Весьма рад видеть вас, Николай Оттовнч, - приветливо встретил его
генерал, высоко ценивший общеизвестную храбрость Эссена.
- В свою очередь, спешу засвидетельствовать вашему превосходительству
глубочайшее уважение, - расшаркался моряк. - Прибыл я по личному и к тому же
не совсем обычному делу.
- Всегда готов оказать вам, Николай Оттович, возможное содействие, -
продолжал трясти руку Эссена генерал. - Прошу садиться.
Собеседники уселись друг против друга в мягкие кресла.
- Как известно, конечно, вашему превосходительству, эскадра после
короткой прогулки в море вернулась в Артур. У адмирала Витгефта не хватило
мужества и решимости, чтобы вступить в бой с японцами, - начал рассказывать
Эссен. - Все это привело меня к решению покинуть флот и перейти в армию,
которая по-настоящему ведет войну с врагом, а не бегает от него, как наша
эскадра. Я приехал просить ваше превосходительство принять меня на службу в
один из стрелковых полков хотя бы ротным командиром.
Стессель порывисто встал и горячо пожал руку Эссену.
- Вы благороднейший человек, Николай Оттович. Я вполне разделяю ваше
возмущение действиями адмирала Витгефта и потрясен и взволнован честностью и
благородством вашего порыва. Если бы все морские начальники держались таких
же взглядов, то наш флот давно главенствовал бы на море. Я буду счастлив
видеть вас в числе своих подчиненных. Как только вы освободитесь от
обязанностей командира броненосца, вам будет предоставлена должность сперва
помощника командира полка, чтобы, вы могли приобрести известный опыт
командования, а затем вы получите первый освободившийся полк.
- Я не смею рассчитывать на столь быстрое повышение по службе, ваше
превосходительство; ведь я моряк.
- Храбрость и находчивость, которыми вы заслужили себе общее уважение,
являются лучшим залогом успешности вашей деятельности как командира любой
войсковой части.
- Я до глубины души тронут таким отношением ко мне, ваше
превосходительство, - прочувствованным тоном ответил капитан и стал
прощаться, но тут появилась Вера Алексеевна.
- Я все слышала, Николай Оттович, - проговорила она, здороваясь с
Эссеном, - и также восхищаюсь вашим благородным поведением. Прошу в столовую
на чашку чая.
Когда через час Фок и Рейс пришли к Стесселю, они застали моряка, который
с горечью все еще рассказывал о всех перипетиях минувших суток
После отъезда Эссена все перешли в кабинет. Фок достал из бокового
кармана сложенную вчетверо бумагу.
- Мы набросали текст ответной телеграммы Куропаткину. "Ваше
высокопревосходительство Алексей Николаевич..."
- Надо вставить "высокочтимый", - перебила Вера Алексеевна.
- Можно, - ответил Фок и карандашом вставил в текст нужное слово.
- "Ваше высокопревосходительство высокочтимый Алексей Николаевич,
предписание номер - там видно будет какой - я получил вчера. Предписание это
меня крайне поразило, и я решаюсь высказать вам все то, что сопряжено, по
моему глубокому убеждению, с немедленным его осуществлением. Меня хорошо
знают, все войска..."
- Тут надо добавить: "любят меня и верят мне", - опять вставила Вера
Алексеевна.
- Справедливое замечание, - согласился Рейс.
- "... меня хорошо знают все войска, любят меня и верят мне, - продолжал
Фок, - мой отъезд породит общее уныние..."
- Это как сказать: Смирнов, Витгефт и компания очень даже будут
обрадованы, - бросил с места Стессель.
- Зато все честные люди будут огорчены, - возразила Вера Алексеевна.
- "... породит уныние, что теперь самое опасное, и упадок духа. Я
неоднократно просил наместника разрешить мне выехать к корпусу, просил и в
день его последнего отъезда..."
- Он уехал так быстро, что я даже не успел с ним повидаться, - проговорил
Стессель.
- Это роли не играет, - ответил Фок, продолжая чтение: - "... но он
категорически мне в этом отказал. Тогда, при обстоятельствах относительно
спокойных, мне можно было выехать, теперь же, в такой острый период блокады,
нельзя..."
- Хорошо, - одобрила генеральша.
- "Генералы Фок, Кондратенко, Белый, Никитин, Надеин дружно и от души
работают со мной..."
- По-моему, Надеина можно вычеркнуть, - заметила Вера Алексеевна, - а
надо включить Виктора Александровича, - кивнула она на Рейса.
- Я поместил только генералов, - пояснил Фок, - а то надо будет
перечислять всех командиров полков.
- Тогда опять добавьте: "и верят мне", - настаивала генеральша.
- "... Генералы Фок, Кондратенко, Белый, Никитин дружно и от души
работают со мной и верят мне". - Фок взглянул на Веру Алексеевну, которая
одобрительно кивнула ему головой.
- "... Положение мое здесь, разумеется, гораздо труднее командования в
поле. Повторяю, я просил разрешения уехать, когда это было возможно без
ущерба для дела. Теперь же докладываю: будет большой ущерб делу, если я уеду
отсюда. Если же мой отъезд из Артура все-таки будет признан необходимым, то
сочту своим долгом принять все меры к выполнению вашего распоряжения, хотя в
настоящее время сообщение Артура с внешним миром с каждым днем становится
все затруднительнее вследствие усиления надзора со стороны японцев за всеми
выходящими от нас судами. Да хранит вас господь на славу царю и родине", -
кончил Фок.
- Конец надо переделать, - не согласилась Вера Алексеевна: - "Да хранит
вас господь на славу обожаемого монарха и горячо любимой родины".
Фок тут же внес предложенные изменения.
- Теперь я, с вашего разрешения, ваше превосходительство, все это
зашифрую, чтобы в любой момент, когда понадобится, телеграмму можно было
отправить в Чифу, - проговорил Рейс.
- Хорошо, я надеюсь, господа, на вашу скромность, - обратился Стессель к
гостям.
- Само собой разумеется, - поспешили заверить генерала Фок и Рейс.
От Стесселя Эссен отправился на "Цесаревич" к Витгефту. Адмирал принял
его, как всегда, с добродушной любезностью.
- Не везет вам, Николай Оттович, - посочувствовал он. - Из всей эскадры
вчера пострадал только один ваш "Севастополь".
- Зато вам, ваше превосходительство, очень везет, - в тон адмиралу
ответил Эссен. - Ночью без тралов стали на внешнем рейде, и только один мой
"Севастополь" пострадал, а могло быть много хуже.
- Царица небесная и Николай-угодник сохранили остальные корабли, -