переднее сиденье, Ольга сзади.
-- Здравия желаю, товарищ подполковник, -- сидящий за
рулем сержант завел мотор.
-- Здорово, -- Ребров потрогал губу, -- Москва,
Дорогомиловская, дом 42.
-- Есть, товарищ подполковник, -- сержант включил
передачу, машина тронулась.
-- Как Дорогомиловская? -- удивленно наклонилась вперед
Ольга. Зачем же?
Ребров строго посмотрел на нее.
-- Я не могу! Я не смогу! Господи! -- она закрыла лицо
руками.
-- Волга впадает в Каспийское море, -- сухо произнес
Ребров.
Ехали молча. На Большой Дорогомиловской свернули во двор и
стали...
-- Жди здесь, -- сказал Ребров шоферу, быстро вылез из
машины и открыл заднюю дверь. -- Прошу.
Ольга выбралась из машины и побрела к подъезду. В лифте
она разрыдалась.
-- Ольга Владимировна, я прошу вас, -- Ребров взял ее за
руки, -- я очень вас прошу.
-- Ну зачем! За что мне... Господи, я не могу! -- трясла
она головой, -- все же хорошо... ну, зачем?!
-- Вы же все, все понимаете, вы помните 18 на раскладке,
милая, мне самому тяжело, но мы на пути, и теперь так легко
сорваться, разрушить все. Возьмите себя в руки, прошу вас, не
губите наше дело. Мы не можем себе позволить расслабиться.
Расслабиться -- значит погибнуть, погубить других. Ну! -- он
встряхнул ее за плечи.
-- Да, да, -- всхлипнула Ольга, доставая платок, --
погибнуть...
Они вышли из лифта, она вытерла лицо и Ребров позвонил в
квартиру 165.
-- Я не приказываю, я прошу, -- сказал он.
Дверь открыл Иванилов. Он был в байковой рубахе, кальсонах
и тапочках на босу ногу.
-- В самый, самый раз, -- заулыбался он, пропуская их в
тесную переднюю, -- а я вот это, съезд показывают, и там Ельцин
им дает... В квартире громко звучал телевизор.
-- Лезут на него, понимаешь, а он их глушит! Во, во...
полозковцы. Может, чаю?
-- Мы торопимся, Петр Федорович, -- сухо сказал Ребров,
расстегивая шинель на Ольге.
-- Как знаете, -- Иванилов выключил телевизор, открыт
комод.
Ребров повесил шинель Ольги на вешалку, она сняла фуражку
и прошла в маленькую смежную комнату. Иванилов вынул из комода
серую папку, положил на стол.
-- И поаккуратней, Петр Федорович, -- Ребров прошел на
кухню, посмотрел в окно. -- У нас сегодня тяжелейший день.
-- Все понял, -- Иванилов с улыбкой вошел в смежную
комнату и запер за собой дверь. Окно в комнате было плотно
зашторено. Сидя на узкой кровати в углу, Ольга снимала сапоги.
Посередине комнаты стояло старое зубоврачебное кресло, над
изголовьем которого был укреплен на столе стул с круглым
отверстием в днище. Иванилов проворно разделся догола, положив
одежду на угол кровати:
-- Светлана Викторовна, давайте помогу.
-- Отойдите! -- дернула головой Ольга. Он отошел и встал
возле кресла, поглаживая себя по плечам. Она разделась и села в
кресло. Иванилов влез на стол, сел на укрепленный стул, спиной
к Ольге. Его зад просунулся в отверстие, навис над Ольгиным
лицом.
-- Только не быстро, -- произнесла Ольга, крепко берясь за
подлокотники.
-- Само собой... -- Иванилов напрягся, шумно и протяжно
выпустил газы в лицо Ольги. Она открыла рот, приложила к его
анусу. Иванилов стал медленно испражняться ей в рот, тихо
кряхтя. Ольга судорожно глотала кал, часто вдыхая носом. Голые
ноги ее дрожали.
-- Все, -- пробормотал Иванилов, приподнимаясь. Ольга
сползла с кресла на пол и замерла, всхлипывая и громко дыша.
-- Все, все, -- Иванилов слез со стола на пол, стал
одеваться. -- какой сегмент?
Ольга не ответила.
-- Ну, я тогда там... -- он оделся и вышел из комнаты.
Ребров пил молоко на кухне.
-- А какой сегмент-то? -- громко спросил Иванилов. Ребров
поставил стакан, вошел в комнату:
-- Восемнадцатый.
-- Так. Восемнадцатый, -- Иванилов выдвинул нужный ящик
сегментной картотеки, достал след.
-- И пожалуйста в двух экземплярах.
-- Хорошо, хорошо.
Иванилов вынул из папки две разметные сетки, приложил след
и обвел.
Вошла Ольга, застегивая китель.
-- Как вы? -- приблизился Ребров. Она покачала головой. Он
вынул носовой платок, вытер ее коричневые губы:
-- Все будет хорошо.
-- Сделано, -- Иванилов убрал след и папку и тут же
включил телевизор. -- Интересно, продавит он собственность?
Ольга пошла одеваться. Ребров взял сетки, сложил, спрятал
в карман.
-- С другой стороны, колхозников тоже понять надо, --
усмехнулся Иванилов. -- Работали, работали, понимаешь, а тут --
на тебе!
-- До свидания, Петр Федорович, -- проговорил Ребров, и
они с
Ольгой вышли. В лифте Ольгу вырвало.
-- Легче всего! Легче всего дать волю эгоизму! --
воскликнул Ребров. -- Давайте! Показывайте, какая вы гордая!
Какая самостоятельная! Демонстрируйте! Как вы презираете всех!
Как плюете на остальных! Ну! Демонстрируйте!
-- Я... нет... -- шептала Ольга, прижавшись лбом к стенке
кабины.
Ребров схватил ее под локоть, вытолкнул из лифта:
-- Идите! Гордитесь собой!
Они сели в машину.
-- Поехали на шестой склад, -- сказал Ребров, закуривая.
-- Есть, товарищ подполковник.
Когда черная "волга" подъехала к военкомату, было уже
темно. Машина Реброва стояла на месте. Штаубе и Сережа спали в
ней, привалившись друг к другу.
-- Перегрузишь в мой багажник, и свободен, -- приказал
Ребров сержанту, вылезая из "волги". Ольга постучала в заднее
стекло "Жигулей":
-- Ау!
Штаубе проснулся, открыл дверь, она села на переднее
сиденье:
-- С добрым утром, милые.
-- Как? -- морщась, спросил Штаубе.
-- Отлично! -- радостно шепнула она. -- Вон, смотрите.
Штаубе оглянулся. Сержант подносил к "Жигулям"
металлический ящик.
-- Става Богу.
Ребров захлопнул багажник, сел за руль:
-- Здравия желаю, Генрих Иваныч.
-- Дали? 48?
-- 48, -- Ребров завел мотор. -- Вы не замерзли здесь?
-- А я дважды заводил. Погодите, а как с Клоковым? А Басов
что? Выписку нашли сразу?
-- Сразу! -- Ребров посмотрел на Ольгу, они засмеялись. --
Сразу!
-- А этот говнюк, Сотников, торговался?
Ребров с Ольгой засмеялись громче.
-- Погодите, чего вы ржете, расскажите толком? Мне к
Коваленко ехать?
Сережа проснулся, громко зевнул:
-- О-о-ой... холодно... а Олька где?
-- Я здесь, милый. Спи.
-- Я есть хочу.
-- Да, -- посерьезнел Ребров, -- есть. Нам всем пора
пообедать. А точнее -- поужинать.
-- Может -- к Михасю? -- предложила Ольга. -- Жутко в баню
хочу.
-- К Михасю? Без звонка? -- потер лоб Ребров.
-- Именно -- без звонка! -- Штаубе надел шапку. -- Да эта
сволочь должна вам в любое время суток жопу лизать, не
разгибаясь! Поехали.
Они сидели за столом в пустом банном зале с мраморными
колоннами и бассейном. Ребров и Штаубе были в простынях, Ольга
и Сережа -- голыми. Официант принес десерт и шампанское.
-- За удачное, -- пробормотал разомлевший Ребров.
Чокнулись и выпили.
-- Еб твою... -- Штаубе поморщился, взял бутылку. --
Полусладкое. Вот пиздарванцы. Человек!
Подошел официант.
-- Что это за говно ты нам принес? На хуй нам полусладкое?
У вас что, нормального шампанского нет?
-- Извините, но завезли только полусладкое.
-- Еб твою! -- Штаубе ударил бутылкой по столу. -- Зови
сюда Михася!
-- Одну минуту...
-- Генрих Иваныч, да все хоккей, -- Ольга допила, встала и
бросилась в бассейн. -- Сережка, иди ко мне!
Сережа прыгнул в воду.
-- А вот это... после еды... вредно! -- погрозит пальцем
Ребров.
-- Отлично! -- закричим Ольга.
-- Ей сиропа разведи водой -- и тоже отлично будет, --
проворчи Штаубе, откусывая от яблока.
Ольга схватила Сережу за руку, потянула на середину
бассейна. Сережа завизжал. Вошел Михась.
-- Что же это, друг любезный? -- Штаубе щелкнул по
бутылке.
-- Михаил Абрамыч, извините ради Бога! -- Михась прижал
пухлую ладонь к груди. -- С брютом щас такой напряг, все по
валютным барам, нам вообще ничего не дают. Хотите "Напариули"?
Джина с тоником? Ликерчик у меня хороший есть. Яичный.
-- Яичный? -- издевательски прищурился Штаубе. -- Говно ты
собачье! Ты видишь кто к тебе приехал?! Ты, пиздюк -- в жопе
ноги! Мы что тебе -- бляди райкомовские, или уголовники твои,
чтобы это пойло лакать?! Кто мы тебе, гад?! Отвечай! -- он
ударил кулаком по столу, опрокидывая бокалы.
-- Генрих Иваныч, -- поднял руку опьяневший Ребров, -- ну
не надо так... они же все... подчиненные.
-- Прошу прощения, извините, пожалуйста, я щас принесу
все, что есть, все, что есть! -- забормотал Михась.
-- Тащи все, гад! Все! Чтоб все стояло здесь! Все! --
стучал кулаком Штаубе. -- Полусладкое! Ты что, говнюк, в
детстве сахара мало ел?! Или решил, что мы блокадники? Или
ветераны войны, ебать их лысый череп?! Это им ты будешь клизму
с полусладким вставлять в жопы геморройные, понял?! Им! А нам
это... -- он схвати бутылку и швырнул в Михася, -- по хую!
Михась увернулся, бутылка разбилась о колонну.
-- Браво! -- Ольга зашлепала ладонями по воде.
-- Ура! -- закричал Сережа, держась за ее шею. Михась
выскользнул в дверь.
-- Какие твари! -- тряс головой Штаубе. -- Всех бы на
одной веревке! Всех!
-- Генрих Иваныч, вы чересчур категоричны, -- Ребров
открыл Ольгин портсигар, достал папиросу, -- ты... или, нет...
мы имеем дело с простейшими, знаете, такие инфузории. Amoeba
proteus, которые, в свою очередь, являются пищей для более
сложных созданий, для рачков, например, которых потом
заглатывает кит, а на кита... потом нападают касатки, раздирают
ему рот, вырывают жирный-жирный язык, а касаток уже ловят
двуногие, на которых водятся насекомые паразиты. И надо
сказать, дистанция между инфузориями и вшами -- громадная...
Давайте лучше еще водки выпьем.
-- Виктор Валентиныч! -- Штаубе отшвырнул надкусанное
яблоко, -- вы меня простите, по раскладке и по знедо вы --
гений, но в жизни вы ничего не понимаете! Эта инфузория на
"Мерседесе" разъезжает! Ему бляди из райкома и райисполкома
сосут непрерывно! Его, пиздюка, подвесить бы за яйца, чтоб он
ссал и срал бы одновременно! Инфузория! Говносос! Уебище
пиздопробойное! Как я их, тварей толсторылых, ненавижу!
Не-на-вижу! -- он застучал кулаком по столу.
-- Витя! Генрих Иваныч! Идите к нам! -- закричала Ольга.
-- Хватит ругаться!
-- Вообще, идея не плоха, -- Ребров закурил, бросил спичку
в бассейн. -- Генрих Иваныч, соблазнимся?
-- Твари! Сраные твари! -- Штаубе неряшливо налил водки
себе и Реброву.
-- Да хватит вам, -- Ребров взял рюмку. -- Удачное,
удачное. Три дня тому назад... я был готов крест поставить.
Пейте за наш промежуточный.
Они выпили.
-- Ха-а! -- крикнул Штаубе, откусил от целого лимона и
стал жевать,
-- Спасите! Тону-у-у! -- закричал Сережа, хватаясь за
Ольгу.
-- Ссышь, котенок! -- смеялась Ольга, отталкивая его. --
Плыви, плыви! Держись за воду!
Ребров встал, пошатываясь подошел к краю бассейна, сбросил
простыню и с папиросой в зубах бултыхнулся в воду.
-- Бедные дети в лесу, кто им покажет дорогу? -- Штаубе
выплюнул лимон, приподнялся, запрыгал, болтая культей. --
Жалобный плач пронесу... тихо к родному порогу... Ну, твари! --
он упал, подполз к краю и сел, свесив ногу в воду. -- Так вот
жизнь и проходит... Ребров нырнул, вынырнул, отфыркиваясь:
-- Хлорка...
Появился Михась с тележкой, уставленной бутылками. За ним
