волосами гениталии.
-- Еще.
Сережа поцеловал.
-- Громче целуй.
Сережа поцеловал, громко чмокнув.
-- Ах ты, поросенок! -- усмехнулась Ольга, беря его за
волосы.
-- Что за крики? -- голый Ребров вошел в ванную.
-- Крещение младенца, -- улыбнулась Ольга, -- как почивать
изволили?
-- Прекрасно... -- Ребров подошел к раковине, взглянул на
себя в зеркало, провел рукой по щеке.
Сережа вышел из ванны, забрал свои вещи и вышел, обиженно
молча. Ольга отвернула кран холодной воды, стала поливать себя
из душа.
-- М-да... ибо из малого строится великое, -- пробормотал
Ребров, взял с полки электробритву и стал бриться.
-- Ой! Ах, хорошо! -- вздрагивала Ольга под душем.
-- И вот я о чем подумал. Мы сами не будем звонить
Ковшову. Пусть сидит и ждет звонка. А Найман в это время поедет
к кооператорам. С болванкой. И пощупает Ковшова за вымя.
-- Как? -- Ольга выключила душ.
-- Радиотелефон стоит у кооператоров. Ясно? -- Ребров
посмотрел на нее.
-- Гениально! -- Ольга покачала головой и хлопнула мокрыми
ладонями. -- Гениально!
-- Так победим.
Ребров плеснул в ладонь одеколона и быстро размазал по
щекам.
Завтракали, как всегда, в оранжерее.
-- Генрих Иваныч, как вы себя чувствуете? -- спросил
Ребров, помешивая кофе.
-- Прекрасно, -- Штаубе с аппетитом ел яичницу с ветчиной,
-- сон -- лучшее лекарство. Авиценна прав.
-- Не болит?
-- Абсолютно. Ольга Владимировна, голубушка, налейте мне
еще сока.
Ольга встала и принялась разливать всем апельсиновый сок
из хрустального кувшина. Когда дошла очередь Сережи, он накрыл
стакан ладонью и буркнул:
-- Не буду.
Ольга протянула ему левую руку с согнутым мизинцем.
Сережа, помедлив, нехотя взялся своим мизинцем за Ольгин.
-- Мирись, мирись, мирись и больше не дерись, -- сказала
Ольга.
-- А если будешь драться, то я буду кусаться, -- пробурчал
Сережа. Ольга поцеловала его в голову и налила ему сока. Ребров
допил кофе, вытер губы салфеткой:
-- Друзья. С вашего позволения, я воспользуюсь свободной
минутой для небольшого сообщения. Я не сказал вам вчера, но и,
по-моему, к лучшему. Брикеты от Голубева не поступили.
Ольга замерла со стаканом в руке. Штаубе перестал жевать:
-- Как... как не поступили?
Ребров отрицательно покачу головой.
-- А Маша? -- Ольга поставила стакан.
Он снова качнул головой.
-- Но, Виктор Валентиныч, я не понимаю! -- повысил голос
Штаубе. -- Тогда как нам понимать прикажете ваши воскресные
показания? И Маша? Что же получается, нас водят за нос? Я не
понимаю ничего, объясните мне толком!
Ребров вздохнул:
-- Дорогой Генрих Иваныч. В воскресенье я сказал про
педагогов. Вы должны это помнить.
-- Да! Я и помню! -- взвизгнул Штаубе. -- Помню! Как вы
позволили, вы дали этой твари, этой... ебаной суке обещать!
Обещать и довериться! Как она смеялась, как согласилась! Блядь
эта! И вы, вы заступились за Мишаню! Вы! Вы! -- он резко и
неуклюже встал, опрокинув стакан с соком. -- И я, я вам говорю!
Я говорю вам, что я презираю Мишаню! Я срал на орловские! Срал!
Я срал и ссал на ваши упражнения с ним! Я срал на эти вонючие
деньги! Они, видите ли, поставили нам условие! Прошли пару
черных! Благодетели! Нет! -- он постучал, пальцем в стол. -- Вы
не закончите с третьим! Нет, нет! И не надо мне подробностей!
Не надо этих фокусов с челюстью! Я не клоун вам, Виктор
Валентиныч! Я не Найман! Не этот... не эта тварь! Блядская!
У-у-у, мрази! -- лицо Штаубе побелело, в глазах блеснули слезы.
-- Я, я старик! Старик! И я, по-вашему, должен вот для этой
ебаной, блядской гадины доставать! Да?! Я, инвалид, больной
человек?! Я должен ублажать Злотникова?! Идти в исполком?!
Забирать?! С этими сволочами ездить?! Да?! Да?! И комки?! Да? И
плиты? Я?! И вы равнодушно с этим смиряетесь? Вы?! Вы?!
Ребров поднял опущенную голову и тихо произнес:
-- Промежуточный блок у меня.
Штаубе замер:
-- Как это?
-- Еще пятнадцатого. Лежит у Тамары Алексеевны.
Штаубе перевел недоумевающие глаза на Ольгу. Она кивнула.
-- Ну... -- Штаубе пожал плечами, -- тогда...
Он помолчал, сосредоточенно глядя в стол и пробормотал:
-- Тогда... простите старика.
-- Да бросьте, -- Ребров посмотрел на часы, -- итак, в
двенадцать раскладка. Прошу всех быть в полной готовности. И
более профессионально, чем в прошлый раз. Завтра -дело #1.
Помните, пожалуйста, про это. И о наклонном.
-- Не забудем, -- Штаубе накрыл салфеткой лужицу сока,
понюхал воздух и наклонился к сидящему рядом Сереже. -- Фу! Да
ты никак набздел!
Сережа удивленно потянул носом:
-- Я... нет...
-- Запустил шипуна и помалкивает! А, Виктор Валентиныч?
Ребров встал:
-- Жду вас в двенадцать.
Раскладку проводили в маленькой комнате рядом с кабинетом
Реброва. Когда все сели на стулья по углам расстеленной на полу
развертки. Ребров бросил эбонитовый шар на середину. Шар
остановился на "радости". Ольга закрыла лицо руками.
-- Ничего, ничего, -- успокаивающе улыбнулся Ребров.
Она положила обе свои пластины на 6. Штаубе тронул жезлом
красное. Сережа пометил "стену-затвор". Ребров оттянул по
второму, сдвинул сегмент к "коню", тронул шар. Шар показы
"рассеянье".
Ольга переставила левую пластину на 27. Штаубе прошел
кольцом желтое и "борк". Сережа провел мелом по "стене-маяку".
Ребров оттянул по шести и девятке-кресту, сдвинул сегмент к
"кунице", тронул шар. Шар показал "доверие". Ольга переставила
правую пластину на 18. Штаубе тронул жезлом синее и завершил
петлю. Сережа стер "стену-затвор", пометил "стену-препятствие".
Ребров оттянул по двенадцати, сдвинул сегмент на поле, тронул
шар. Шар показал "согласие". Штаубе в раздражении бросил жезл.
Ольга плакала. Ребров раскрыл книгу списков, нашел нужную
страницу:
--
9,46,21,82,93,42,71,76,84,36,71,12,44,47,90,65,55,36,426.
Штаубе развел руками:
-- Только вага, стри и воп.
Ребров кивнул, закрыл книгу. Ольга плакала навзрыд.
-- Ну я пойду? -- встал со стула Сережа.
Ребров кивнул. Сережа вышел. Штаубе встал и захромал
следом. Ребров посмотрел на плачущую Ольгу:
-- Ольга Владимировна, вам придется...
-- Я знаю, знаю! -- рыдала Ольга.
Ребров помолчал, забрал шар, сегмент, жезл и вышел.
До обеда Ребров и Штаубе работали над первым блоком, а
Ольга с Сережей отправились на лыжах в лес. Проехав километра
три ельником, они остановились посередине большой поляны.
-- Давай здесь, -- огляделась Ольга и воткнула палки в
снег.
Сережа снял небольшой рюкзак и стал развязывать. Ольга
расстегнула куртку, достала свой спортивный пистолет с
глушителем:
-- Повесишь вон туда, через каждые десять шагов.
-- Лыжных шагов? -- засмеялся Сережа, доставая из рюкзака
три килограммовых куска мяса на крюках. -- Тогда не шагов, а
бегов!
-- Хорошо, бегов, -- Ольга сбросила куртку на снег и
осталась в лыжном костюме олимпийской сборной СССР.
Сережа поехал и долго развешивал мясо на нижних сутках
елей.
-- Готово!
Он вернулся, встал чуть позади Ольги, достал секундомер.
Красное мясо блестело на солнце на фоне зелени. Ольга оттянула
затвор и стала быстро стрелять по кускам. Куски закачались на
крюках, от них полетели клочья. Обойма кончилась, Ольга
вставила новую и продолжала стрельбу. Она стреляла, меняя
обоймы до тех пор, пока на крюках ничего не осталось.
-- Сколько? -- она обернулась к Сереже.
-- Пятьдесят... три.
Она недовольно тряхнула головой:
-- Вшивенько. Придется сегодня покачаться.
-- Оль, а дай мне? Три раза?
-- Милый, он же по моей руке сделан. Ты на курок нормально
нажать не сможешь. Я тебе из "макара" дам.
-- Ну, Оль! Ну, разик!
-- Ну, давай. Только возьми обеими руками. Вон в ту ель.
Сережа поднял-нистолет. долго целился, выстрелил.
-- Молодец, попал. Давай еще.
Он выстрелил и снова попал. Выстрелил еще и промазал.
-- Ничего, научишься из "макара", -- Ольга забрала у него
пистолет.
-- Этот тяжелый.
-- Тяжелый. Зато бьет, как зверь. На речку поедем?
-- Ага.
Ольга надела куртку, Сережа -- рюкзак. Медленно пошли
рядом.
-- Там лыжня, -- сказала Ольга. -- Наверно, завалило всю,
-- Оль, а у Реброва большой хуй? -- спросил Сережа,
-- Обыкновенный.
-- Меньше, чем у Фарида?
-- Конечно. Смотри!
Белка прыгнула с сосны на ель. Куски снега полетели вниз.
Ужинали в восемь. После индейки с маринованными фруктами
Ольга подала шоколадный мусс. Позвонил телефон. Ребров взял
лежащую на стуле трубку с короткой антенной:
-- Да. Да. Пропустите.
Он положил трубку, зачерпнул ложкой мусс из стеклянной
розетки:
-- Генрих Иваныч, это специально для вас.
-- Что? -- поднял голову Штаубе.
-- Карташов Виктор Афанасьевич. Движется к нам от
проходной на своей "волге".
-- Как? Как. Погодите... -- Штаубе закашлял, бросил ложку.
-- Вероятно, с подарком.
-- Господи... погодите... -- кашляя, Штаубе встал. -- Как
же? Это что же?
-- Успокойтесь, Генрих Иваныч. Мы вас не выдадим.
-- Да. Ну, а... -- побледневший Штаубе пожал плечами.
-- Идите наверх, -- спокойно проговорил Ребров.
Штаубе взял палку и вышел из столовой.
-- Встретим в прихожей, -- Ребров размял папиросу,
закурят. -- Сережа, принеси из моего кабинета коричневый
портфель.
Мальчик вышел.
-- Ну вот, -- Ребров с улыбкой посмотрел на Ольгу. -- Не
только потери.
-- Поддержка? -- спросила Ольга.
-- Не понадобится.
В дверь позвонили. Ребров с Ольгой прошли в прихожую.
Ребров открыл дверь. На пороге стоял человек среднего роста в
серой дутой куртке и голубой спортивной шапочке. В руке он
держал чемодан.
-- Здрасьте, -- человек вошел и опустил чемодан на пол.
-- Здравствуйте, Виктор Афанасьич, -- сухо произнес
Ребров, закрывая дверь за Карташовым.
-- А я это, на Одоевского позвонил, а там нет никого, --
Карташов посмотрел на спускающегося по лестнице Сережу.
Ребров выпустил дым, передо папиросу Ольге и взял у Сережи
портфель. Карташов шмыгнул носом и сунул руки в карманы куртки,
Ребров открыл портфель, вынул металлический предмет,
протянул Карташову.
-- Ага, -- тот взял предмет и тут же спрятал в карман.
-- Мы вам позвоним, -- Ребров открыл дверь.
-- Ага. До свидания, -- Карташов вышел, Ребров запер
дверь, взял чемодан, стал подниматься по лестнице. Ольга и
Сережа последовали за ним. На втором этаже в холле стоял
Штаубе.
-- Прошу, Генрих Иваныч, -- Ребров поставил чемодан перед
Штаубе. Опустившись на колено, Штаубе открыл чемодан. Он
оказался полон мятой женской одежды и нижнего белья.
-- Так, так, так, -- Штаубе стал выбрасывать вещи па полу,
бегло просматривая их. Под одеждой оказался потрепанный
скрипичный футляр. Штаубе открыл его. В футляре лежало что-то
продолговатое, завернутое в целлофановый пакет. Штаубе
развернул пакет и вынул из него женскую руку, грубо отрубленную
по локоть. На безымянном пальце руки было золотое обручальное
кольцо, с мизинца была снята кожа. Штаубе замер, глядя на руку,
потом бросил ее в чемодан, схватил руку близстоящего Реброва и
поцеловал.
-- Как вам не стыдно, -- отстранился Ребров и пошел к
лестнице.
-- Виктор Валентинныч, голубчик, -- Штаубе приподнялся с
колена.
-- Чай, чай пить, -- Ребров стал спускаться вниз.
-- Ой... Господи, -- Штаубе вытер пот со лба. -- Вам
