ответственных наилучших работников для проведения этой меры в
наиболее богатых лаврах, монастырях и церквах.
ЛЕНИН
Прошу т. Молотова постараться разослать это письмо членам
Политбюро вкруговую сегодня же вечером (не снимая копий) и просить
их вернуть Секретарю тотчас по прочтении с краткой заметкой
относительно того, согласен ли с основою каждый член Политбюро, или
письмо возбуждает какие-нибудь разночтения.
ЛЕНИН"
Голод, конечно, после изъятия ценностей не прекратился,
большевики же, по некоторым сведениям, положили в свой фонд сорок
восемь миллиардов в золотых рублях. Сколько человек при этом было
расстреляно, закопано живыми, утоплено в прорубях, удавлено,
распилено пилами, зарублено топорами, замучено пытками, учету не
поддается. Существует хорошее двухтомное издание "Новые мученики
российские". Составлено М. Польским. Там, особенно в 1 томе, эти
сведения имеются в достаточном и даже удручающем количестве.
Видимо, это письмо было результатом одного из острейших
приступов мозговой болезни В.И., его агрессивности, его бешенства. А
вскоре, очень даже вскоре, начали размягчаться и отключаться участки
мозга один за другим.
До революции в России было 360000 священнослужителей, 4
духовные академии, 58 семинарий, 1250 монастырей, 55173
православных церквей и 25000 часовен, 4200 католических храмов, 25000
мечетей, 6000 синагог и более 4000 молитвенных домов.
К концу 1919 года осталось в живых 40000 священников. В
книгах о том времени против каждого имени - род его мученической
кончины. Читаем: "утоплен", "исколот штыками", "избит прикладами",
"задушен епитрахилью", "прострелен и заморожен", "изрублен саблями",
а чаще всего "расстрелян". Причем встречается: "сам себе рыл могилу",
"утоплен после долгих мучений", "после жестоких мучений";
встречаются пояснения, за что принял тот или иной служитель церкви
лютую смерть: "за проповеди", "за колокольный звон", "за отказ
сражаться в армии красных против сибирских войск". В 1921 году
ликвидировано 722 монастыря. В 1922 году Соловецкий монастырь
превращен в концентрационный лагерь.
После декрета об изъятии церковных ценностей прошли
массовые процессы в ряде городов, показательные процессы в Москве и
Петрограде. По суду расстреляно белого духовенства 2691,
монашествующих мужчин - 1962, монахинь и послушниц - 3447.
Помимо этого, без суда погибло еще не менее 15 000 белого и черного
духовенства.
Про отношение В. И. к русскому купечеству (следующий слой
российской империи) нечего и говорить. Если еще и сейчас можно
встретить иногда недорезанного дворянина (даже "Дворянское собрание"
организовалось в Москве), если еще и в тридцатые годы и позже можно
было встретить дореволюционного интеллигента (Ахматова, Зощенко,
Пастернак, Корней Чуковский, Всеволод Рождественский и пр.), то
купечество Владимир Ильич искоренил начисто, ни одного купца в
России нет, как будто их никогда и не было.
На севере ловили семгу и навагу, добывали рябчиков (причем
различали "ягодных" и откармливавшихся на древесных почках и на
можжевельнике), глухарей, рыжики, клюкву, морошку (Пушкин перед
смертью попросил моченой морошки, послали человека и тотчас же
принесли), на Волге ловили стерлядь и осетров, на Каспии - тарань,
воблу, в Сибири добывали соболей, кедровые орешки, золото, серебро; в
средней полосе выращивали хлеб, лен, гречу, горох, вырабатывали
вологодское масло. Невозможно и перечислить, чем богата, изобильна
была Россия, и все это должно было перемещаться с места на место.
Ивановские ситцы и орловские рысаки, ильменский снеток и волховские
сита, пшеница и мед, изумруды и бархат, овчины, кожи и глиняные
горшки - все это должно было перемещаться с места на место из одних
краев огромного государства в другие края, из одних губерний в другие
губернии. И вот тянули по рекам груженые баржи, шлепали плицами
белые пароходы, тянулись длинные обозы из конца в конец. Происходило
необходимое, полезное, жизненно важное "кровообращение", и этим
кровообращением была торговля, то есть купечество.
Разбогатев, купцы становились радетелями за Россию, за ее
благолепие, великолепие, красоту. Тот открывает частную оперу, тот -
картинную галерею (и все это ведь не без идеи, а именно для того, чтобы
помогать русской национальной идее). Строятся храмы, украшаются
монастыри, преумножается богатство самой державы.
Но Владимир Ильич купечества не любил, оно не укладывалось в
политические, утопические догмы человека, оказавшегося диктатором в
стране, и поэтому было уничтожено, ликвидировано, искоренено.
Погрузилась в ледяные волны истории целая своеобразная
"атлантида" со своим жизненным укладом, со своими нравами, со своим
бытом, представлением о достоинстве и чести, со своими богатствами.
Одно только Замоскворечье, породившее нашего великого драматурга
Александра Николаевича Островского с его яркой драматургией,
представляло собою бесценную заповедную землю, которая украшала и
Москву, и все государство.
Да что Островский! Возьмите лирическое, замечательное
повествование Ивана Сергеевича Шмелева под названием "Лето
Господне". Это тоже о Замоскворечье, но не о богатом купеческом доме,
а так, о "бизнесмене" средней руки. Отец Шмелева был подрядчик. Ну,
скажем, открывать памятник Пушкину. Нужны трибуны (скамейки) для
гостей. Подряд достался Шмелеву. А теперь его уж забота нанимать
плотников, покупать лес... Между прочим, ради Пушкина он все сделал за
свой счет. Или нужны "леса" вокруг куполов Храма Христа Спасителя -
золотить купола... У него также - свои доходные бани, свои на Москве-
реке мостки полоскать белье (портомойня). Зимой в зоопарке он
устраивал ледяные горы для катания на салазках, а кроме всего, был
старостой церковным в церкви Казанской Божьей Матери. Она стояла на
нынешней Октябрьской площади, где теперь все стерильно и бездуховно.
Посередке торчит еще памятник нашему персонажу, а кругом
современные дома. А ведь даже я, никакой не старожил Москвы, помню
на этой площади кинотеатр "Авангард". Как раз он размещался в
переделанной (изуродованной, опустошенной) церкви Казанской Божьей
Матери. Там-то и был во время Оно старостой церковным отец Ивана
Шмелева. Жили. Ну как жили! Все своевременно, сообразно с
установившимся распорядком, календарем, церковными праздниками.
Время огурцы солить на всю зиму (а ведь кормить плотницкие артели),
время капусту рубить на квашенье. Огородники из Лужников и то и
другое привозят на дом возами. Время яблоки мочить. Работали, не
ленились. Ну и ели.
"Отец (на масленице) отдает распоряжение. У Титова, от
Москворецкого (моста. - В. С.), для стола - икры свежей, троечной, и
ершей в ухе. Вязиги у Калганова взять, у него же и судаков с икрой, и
наваги архангельской, семивершковой. В Зарядье - снетка белозерского,
мытого. У Васьки Егорова из садка стерлядок... Преосвященный у меня
на блинах будет в пятницу! Скажешь Ваське Егорову, налимов мерзлых
пару, а для навару чтобы дал и плес сомовий. У Палтусова икры с
стоиками, пожирней, из отстоя... в Охотном у Трифонова - сигов пару,
порозовей. Белорыбицу сам выберу, заеду. К ботвинье свежих огурцов. У
Егорова в Охотном. Понял?
- П-маю-ссс... Лещика еще, быть может?.. Его преосвященство
сказывали?..
- Обязательно леща! Очень преосвященный уважает. Для
заливных и по расстегаям - Гараньку из Митриева трактира. Скажешь -
от меня".
Вот так. И в очередях не надо стоять. "Лето Господне" написано
так, что каждую страницу про наше Замоскворечье, про наши будни и
праздники, про московский быт, про людей наших русских, про
отношения между ними хоть двадцать раз перечитывай. Кто-то из
литературоведов очень удачно сказал, что "Лето Господне" написано при
свете Евангелия.
А я очень люблю эпизод, когда у хозяина именины. Стали
думать, что ему подарить, ибо уважали сверх всякой меры. Икону? На
прошлые именины дарили. Серебряную просфору у Хлебникова заказать?
Отчеканит. Но кто-то видел, архиерею такая просфора у Хлебникова уже
заказана. И вдруг столяр Ондрейка всех и подивил: "А я, говорит, знаю,
чего надо... Вся улица подивится, как понесем, все хозяева позавиствуют,
какая слава! Надо, говорит, огромный крендель заказать, чтобы не видано
никогда такого было, и понесем все на головах, на щите, парадно...
Василь Василич аршинчиком прикинул: под два пуда, пожалуй, говорит,
будет... старик-то Филиппов всегда ходит в наши бани, уважительно его
парят банщики, не откажет, для славы сделает... - хоть и печь, может,
разобрать придется, а то и не влезет крендель, таких никогда еще не
выпекали... И чтобы ни словечка никому: вот папашеньке по душе-то
будет, диковинки он любит, и гости подивятся, какое уважение ему, а
слава такая на виду всем в пример".
Крендель у Филиппова, конечно, исполнили, да еще воз лучины
сухой потребовали, да соломы для подрумянки. И вот торжественно его
понесли. Как раз по той площади, где теперь только мертвые и все вокруг
мертвящие стекло да камень, да еще этот... персонаж торчит посреди
площади. А тогда стояла церковь Казанской Божьей Матери. Тут около
церкви инцидент произошел: затрезвонила звонница, как крендель мимо
несли. Дошло до владыки благочинного. По какому случаю трезвон?
Кому трезвон? Не скажешь, что кренделю. Но когда отец Виктор этот
крендель сам воочию увидел...
"- Да вы поглядите на сей румяный крендель! Тут, под
миндалем-то, сердце человеческое горит любовно!.. Ведь это священный
крендель!!.
И все мы стали глядеть на крендель. Всю рояль он занял, и весь
- такая-то красота румяная! Тут отец Виктор и говорит:
- ...Это не кренделю-муке трезвон был, а воистину - сердцу
человеческому. От преизбытка сердца уста глаголят, в Писании сказано.
А я добавлю: "...колокола трезвонят, даже и в неурочный час". Так и
донесу, ежели владыка потребует пояснений о трезвоне".
Так что прочитавшие эти строки (а еще лучше все "Лето
Господне" Ивана Шмелева, о чем они не пожалеют), если окажутся потом
в Москве, на Октябрьской площади, стеклянно-каменной, попираемой
чугунной (или какая она там) пятой вождя, пусть вспомнят, что еще
несколько десятилетий тому назад (ну, век) здесь светилась совсем
другая, живая жизнь. Кстати и вспомним, что сына Ивана Шмелева
расстреляли в Крыму большевики, а сам он оказался в изгнании в
Париже. Не нужны были государству русские, духовно богатые,
талантливые люди: ни Гумилев, ни Блок, ни Иван Шмелев.
Теперь настала очередь после царствующего дома, дворянства,
интеллигенции, духовенства и купечества взглянуть на отношение Ленина
к основной массе российского населения - к крестьянам. Ведь даже и на
гербе - серп и молот. Рабоче-крестьянская власть. Уж крестьян-то,
наверное, должен был бы любить Владимир Ильич.
Парадокс состоит в том, что крестьян Ленин ненавидел больше,
чем любое другое сословие в России. В своем месте, в отдельной главе
этой книги, мы более обстоятельно разовьем эту тему, как он бросал
против крестьян регулярную армию, головорезные, грабительские
продотряды, как он пол-России выморил голодом и насильничал так, что
крестьяне то и дело восставали, и тогда целые крестьянские волости и
губернии топились в крови. А схема была знакомая. Точно так же, как
при подавлении и уничтожении духовенства он наклеивал ярлыки
реакционеров и черносотенцев, точно так же на крестьян он стал клеить
ярлыки бандитов и кулаков. В Пензе восстало пять волостей. Это сотни и
тысячи повстанцев. Повстанцы? Бандиты и кулаки!
"Пенза Губисполком, Минкину.
Получил на Вас две жалобы. Первая, что Вы обнаруживаете
мягкость при подавлении кулаков. Если это верно, то Вы совершаете
великое преступление против революции..."
(В. И. Ленин в основном цитируется по Полному собранию
сочинений, издание 5-е, М., Госполитиздат, 1962. - Ред.).
Телеграмма Ливонскому исполкому. 20.VIII. 1918 г.
"Приветствую энергичное подавление кулаков и белогвардейцев
(?!) в уезде. Необходимо ковать железо пока горячо и, не упуская ни
