эмигрантские программы, мы предусмотреть не в состоянии. Мы не
можем сказать даже и того - в какой именно степени будет или не
будет восстановлено, или введено так называемое крупное
землевладение, ибо, когда эмиграция говорит о крупном
землевладении, она подразумевает дворянское сословное
землевладение. Дворянское же землевладение не имеет, собственно,
никакого отношения к "аграрному вопросу", ибо если раздел всех
форм крупного землевладения между крестьянами дал последним
прирост их земли только в 13%, то чисто дворянское землевладение
наделило крестьянство еще меньшей добавочной площадью.
"Крупное землевладение" - есть только псевдоним дворянского
землевладения, а дворянское землевладение, не играя никакой
экономической роли, - является только псевдонимом дворянского
правящего слоя.
Планировать "аграрную реформу" мы не можем все равно. И
если мы говорим о земском самоуправлении, то мы должны сказать и
дальше: именно это самоуправление - под каким-то контролем
Верховной Власти - будет устанавливать те формы
землепользования, какие разные земства найдут нужным для разных
областей России, с ее совершенно различными локальными
условиями. Мы не можем проектировать "реформ суда", ибо мы не
знаем, с каким человеческим материалом будет восстановлено хотя
бы элементарнейшее правосудие России. Мы не можем говорить о
будущих рабочих организациях, ибо мы не знаем, как распределится
русская промышленность между государственной, земской, частной,
концессионной и прочими формами. Но мы можем установить
некоторые общие желательные нам принципы: сильная Царская
власть, сильное земское самоуправление, сильное народное
представительство, гражданская и хозяйственная свобода для всех
граждан Империи. Всякая конструкция, поставленная дальше этих
основ, будет конструкцией, построенной на песке. Однако, есть одна
основная вещь, которую мы уже и сейчас можем видеть. Она
сводится к тому, что западно-европейским влиянием на внутреннюю
историю России пришел конец. И этот конец мотивируется
следующими объективно данными факторами:
1. Мировая культурная, политическая и хозяйственная гегемония
Европы кончена навсегда. Ее колонии - потеряны, ее империи
распались, ее попытки единения и властвования провалились.
Европа была "первой силой". Сейчас она пытается играть роль
хотя бы "третьей силы".
2. Как бы ни оценивать Вторую мировую войну, она вызвала в
русском народе ощущение силы, пусть и обманутой, но все-таки
силы. Советская пропаганда, со свойственной ей невероятной
гибкостью, играет на этом чувстве силы и дискредитирует всю
западно-европейскую культуру - большей частью не без
основания и не без успеха.
3. Русская эмиграция, и старая и новая, очутившись в Европе не на
положении богатых туристов, а на положении бедных
искателей труда, может быть, и незаметно для самое себя, но
категорически пересмотрела все те побасенки о "стране святых
чудес", которыми питалась вся русская интеллигенция до
войны.
4. Тот социальный слой, который строил свое социальное
существование на западно-европейском крепостном праве -
исчез бесследно.
5. Тот новый образованный слой, который родился или вырос в
последнее полустолетие - вырос из народа, из "нации" и
настроен чрезвычайно националистически, понимая под
национализмом не шовинизм, а очень яркое и очень ясное
ощущение своей национальной индивидуальности.
6. Период послереволюционной слабости - неизбежен, но долго
длиться он не может. Пример Новой Экономической Политики
показал с неоспоримой ясностью, какие огромные целительные
силы имеет в себе страна.
Следовательно,
7. Страна, имеющая совершенно новый правящий и ведущий слой,
страна, покончившая с преклонением перед заграницей, страна,
идущая по путям бурного роста будет поставлена перед тремя
возможностями:
А. Искать нового образчика для подражания. Этим
образчиком могла бы быть Северная Америка, если бы все
исторические и географические и прочие предпосылки не
были бы так различны.
Б. Пытаться повторить пути коммунистического
утопизма, - в лице меньшевизма или солидаризма и пр.,
- что НЕ исключается.
В. Искать своих собственных дальнейших путей.
Дальнейшие собственные пути не могут быть найдены без
учета уже пройденных. Поэтому русскому народу вообще, а русской
интеллигенции, в особенности, надо спокойно и объективно
оглянуться на все пережитое и совсем заново, в свете всего нашего
опыта, пересмотреть все наши прежние взгляды и на психологию и
на историю русского народа.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
ДУХ НАРОДА
БЕЗ ЛИЦА
Свою знаменитую книгу Д. Менделеев назвал "К познанию
России". Эта книга, действительно, много сделала "к познанию
России". Но Россия, в том разрезе, в каком ее рассматривал Д.
Менделеев, оказалась только пространством, территорией,
страной, в которой некий, нам, в сущности, вовсе неизвестный народ
"X", строил, строит и будет строить свое хозяйственное бытие.
Вместо русского народа, на той же территории мог оказаться
всякий другой народ, - выводы Д. Менделеева были бы приложимы и
к нему.
Приблизительно на той же точке зрения стоят и иные
исследователи русских судеб. Сократовский рецепт "познай самого
себя" выполняется так, как если бы мы в целях самопознания стали
бы изучать: квартиру, в которой судьбе было угодно разместить нас
на постоянное жительство, соседей, которыми судьбе было угодно
нас снабдить, окружавший ландшафт, систему отопления и дыры в
крыше. Жилец этой. квартиры, с его талантами и темпераментом,
привычками и формой носа, как-то остался вне внимания
исследователей. Им, собственно, должна была заниматься история.
Вот, история и повествует нам о прошлом и квартиры и жильца:
какие там были пожары, как туда врывались воры, какие семейные
дрязги происходили под крышей нашего "месторазвития" и как, в
сущности, мало понятным путем стены этой квартиры
раздвинулись на одну шестую часть земной суши. Молчаливо,
предполагается что сам жилец тут не при чем. Были такие-то и
такие-то географические, климатические, экономические и прочие
явления, обстоятельства и даже законы - и вот они-то
автоматически создали Империю Российскую. А жилец? Жилец тут
не при чем.
История страны должна была бы быть биографией народа.
Историки в общем и пытаются быть биографами. История
Аппенинского полуострова - страны, которая раньше была населена
римлянами и теперь населена итальянцами, делится на биографию
двух народов: одного, который создал Римскую Империю и другого,
который Римской Империи не создал. Людей интересует не страна,
а народ. Не столько география, сколько биография. Но биографии
народов у нас, в сущности, нет.
Если вы возьмете в руки любую биографию любого великого
человека, то вы сразу найдете в ней попытки установит
определяющую черту характера этого человека: его "доминанту",
как это назвал бы я. Мальчишка Ломоносов, с его знаменитыми
тремя копейками в кармане и с его жаждой науки; Эдиссон, с его
типографией в вагоне железной дороги; Пушкин, с его
царскосельскими стихами; Наполеон - в военном училище; Ленин -
в гимназии или Бисмарк в своем Шенхаузене - у всех них с самого
юного возраста, четко и ясно проступает доминанта их характера,
то, что впоследствии определи их судьбы, то, что как-то отличает
их от других людей; от и сверстников, однокашников и даже
братьев. Никто и никогда не пытался установить "закона", по
которому Ломоносов стал ученым, Эдиссон - изобретателем,
Пушкин - поэтом и прочее, - но всякий историк норовит
установить закономерность следуя которой народ послушно
шествует по путям, предуказанным Спенсером, Контом, Гегелем,
Киплингом, Марксом, Рорбахом, Лениным, Розенбергом и еще
несколькими сотнями философов, историков, геополитиков,
мыслителей, пророков и прочих светочей человечества.
На путях всех этих шествий происходит целый ряд
неприятностей. Во-первых - светочей развилось до очевидности
слишком много. Во-вторых, те пути, которые они нам освещают -
ведут в диаметрально противоположные стороны. В третьих, все
законы, которые они для нас открыли, - полностью исключают
друг друга. В-четвертых, - в силу всего этого, вместо дальнейшего
продвижения по путям прогресса и прочего, мы погружаемся во все
больший кабак.
Древний Рим создал империю, которая в смысле организации
человеческого общежития, стояла выше сегодняшней Европы
настолько, насколько современная Европа стоит выше Рима в
техническом отношении. Самолетов у Рима не было - но были и
водопроводы и всеобщее обязательное обучение, многое такое, чего
нет и сейчас. "Науки" в Риме не было. Место сегодняшних светочей
человечества там занимали авгуры. Они гадали по внутренностям
жертвенных животных и результаты своих научных исследований
сообщали массе в качестве того, что мы сейчас назвали бы "научной
неизбежностью". Авгуры имели перед философами, политико-
экономами, геополитиками, историками и прочими то подавляющее
преимущество, что они сговаривались заранее, вероятно, не без учета
всей политической обстановки данного момента. И не без
предварительных совещаний с деловыми людьми тогдашнего Рима.
Авгуры не запирались в кабинетах и библиотеках, не питались
цитатами и не говорили о "законе". Они кроме того, были умными
людьми.
В результате всего этого римская масса получала один
единственный, простой и ясный рецепт. Она в него верила. Он
спаивал ее единством цели и воли. Вековая практика показала, что
- в противоположность нынешним светочам - глупых рецептов
авгуры не давали. Если бы они давали глупые рецепты, то Римская
Империя не создалась бы. Или, иначе, - если бы нынешние светочи
давали бы неглупые рецепты, то мы с вами не сидели бы там, где мы
имеем удовольствие сидеть в результате философского прогресса
последних столетий.
Рим времен его роста и расцвета вообще не имел истории
прошлого, но он имел историю будущего: в "Сивиллиных Книгах",
хранившихся в храме Юпитера была изложена вся будущая история
Рима. Книги эти хранили, читали и толковали те же авгуры. В
общем эти книги были неизмеримо разумнее нынешней науки: они
хоть что-то - но все-таки предсказывали. Потом они погибли при
пожаре, и Рим остался без истории своего будущего. Историки его
прошлого помогли ему очень мало.
Сейчас авгуров у нас нет. Или - что еще хуже - их стало
слишком много. Они путаются друг у друга под ногами, обзывают
друг друга всякими нехорошими словами и вместо честного вранья о
кишках жертвенного барана, занимаются выискиванием "законов".
Законов этих нет. Или, если они и существуют, то ни мы, ни тем
более светочи, не имеем о них ни малейшего представления. Есть
некие коллекции отсебятин, имеющих в виду партийные интересы и
формулированных в полных собраниях сочинений Конта, Гегеля,
Маркса, Ленина, Розенберга и прочих. Есть перечисление
исторических фактов, собранных в полных сочинениях Олара,
Моммзена, Карлайля, Ключевского, Платонова или Покровского. -
фактов подобранных и подогнанных под определенную философски-
партийную программу и долженствующих иллюстрировать
железные законы марксизма или расизма, гегелианства или
кантианства, идеализма или материализма. Сейчас, сидя в нашем
сегодняшнем положении, мы обязаны констатировать тот
прискорбный факт, что бараньи кишки были и умнее и научнее
марксистской "прибавочной стоимости", гегелианского "мирового
духа", розенберговской высшей расы и сталинской генеральной линии.
Я не хочу этим сказать, что бараньи кишки были потрясающе
гениальны. Но они были умнее всех генеральных линий, философий и
систем современности: на них, на бараньих кишках - хоть что-
нибудь все-таки было построено...
Итак: историки ищут законы, и выискав законы,
подыскивают факты, которые, должны соответствовать законам.
И замалчивают те факты, которые в данный вариант законов не
влезают никак. Никто не пытался объяснить жизненный путь
Ломоносова или Эдиссона законами, заложенными в архангельской
