риться, мириться, поднимать большой труд и оставлять свое правило. Если
чернец станет селами владеть, мужчин и женщин судить, часто ходить к ним
и об них заботиться, то чем он отличится от мирянина? а с женщинами со-
общаться и разговаривать с ними - чернецу хуже всего. Если бы можно было
так сделать: пусть село будет под монастырем, но чтобы чернец никогда не
бывал в нем, а поручить его какому-нибудь мирянину богобоязненному, ко-
торый бы хлопотал об нем, а в монастырь привозил готовое житом и другими
припасами, потому что пагуба чернецам селами владеть и туда часто хо-
дить".
В Руси Юго-Западной продолжался также обычай наделять монастыри нед-
вижимыми имуществами и селами: князь волынский Владимир Василькович ку-
пил село и дал его в Апостольский монастырь. Тому же обычаю следовали и
православные потомки Гедиминовы. Здесь, на юго-западе, встречаем жало-
ванные грамоты княжеские монастырям, по которым люди последних освобож-
дались от суда наместничьего и тиунского и от всех даней и повинностей:
если митрополит поедет мимо монастыря, то архимандрита не судит и подвод
у монастырских людей не берет, равно как и местный епископ: судит архи-
мандрита сам князь; если же владыке будет до архимандрита дело духовное,
то судит князь с владыкою; владычные десятинники и городские людей мо-
настырских также не судят.
Таково было состояние церкви. От описываемого времени дошло до нас
несколько законодательных памятников, из которых также можно получить
понятие о нравственном состоянии общества. Так, дошла до нас уставная
Двинская грамота великого князя Василия Дмитриевича, данная во время
непродолжительного присоединения Двинской области к Москве. Эта уставная
грамота разделяется на две половины: в первой заключаются правила, как
должны поступать наместники великокняжеские относительно суда, во второй
- торговые льготы двинянам. В первой, судной, половине грамоты излагают-
ся правила, как поступать в случае душегубства и нанесения ран, побоев и
брани боярину и слуге, драки на пиру, переорания или перекошения межи, в
случае воровства, самосуда, неявления обвиненного к суду, убийства холо-
па господином. Если случится душегубство, то преступника должны отыскать
жители того места, где совершено было преступление; если же не найдут,
то должны заплатить известную сумму денег наместникам. Если кто выбранит
или прибьет боярина или слугу, то наместники присуждают плату за бес-
честье смотря по отечеству обесчещенного; но, к сожалению, мы не знаем
здесь самого любопытного, именно: чем руководились наместники при опре-
делении этого отечества. Впрочем, очень важно уже, что в Двинской грамо-
те полагаются взыскания за обиды словесные, тогда как в Русской Правде о
них не упоминается. Случится драка на пиру, и поссорившиеся помирятся,
не выходя с пиру, то наместники и дворяне не берут за это с них ничего,
если же помирятся, вышедши с пиру, то должны дать наместникам по кунице.
При переорании или перекошении межи различается, нарушена ли межа на од-
ном поле или между селами, или, наконец, нарушена будет межа княжая. Ес-
ли кто у кого узнает покраденную вещь, то владелец ее сводит с себя об-
винение до десяти изводов; с уличенного вора в первый раз берется
столько же, сколько стоит украденная вещь, во второй раз берут с него
без милости, в третий вешают; но всякий раз его пятнают. За самосуд пла-
тится четыре рубля; самосудом называется тот случай, когда кто-нибудь,
поймав вора с поличным, отпустит его, а себе посул возьмет. Обвиненного
куют только тогда, когда нет поруки. Обвиненный, не явившийся к суду,
тем самым проигрывает свое дело: наместники дают на него грамоту правую
бессудную. Если господин, ударивши холопа или рабу, ненароком причинит
смерть (огрешится - а случится смерть), то наместники не судят и за вину
ничего не берут.
Уже выше упомянуто было о судных грамотах, данных Пскову князьями
Александром Михайловичем тверским и Константином Димитриевичем московс-
ким; до нас дошел сборник судных правил, составленный из этих двух гра-
мот, равно как из приписков к ним всех других псковских судных обычаев
(пошлин). Здесь относительно убийства встречаем следующее постановление:
где учинится головщина и уличат головника, то князь на головниках
возьмет рубль продажи; убьет сын отца или брат брата, то князю продажа.
Относительно воровства встречаем постановление, сходное с постановлени-
ем, заключающимся в Двинской грамоте: дважды вор отпускается, берется с
него только денежная пеня, равная цене украденного, но в третий раз он
казнится смертию; это правило имеет силу, впрочем, тогда только, когда
покража произойдет на посаде; вор же, покравший в Кромном городе, также
вор коневый вместе с переветником и зажигальщиком подвергаются смертной
казни за первое преступление. Касательно споров о землевладении четырех-
или пятилетняя давность решает дело. Довольно подробно говорится о зай-
мах, о даче денег или вещей на сохранение; заемные записи как в Новгоро-
де, так и во Пскове назывались досками; чтоб эти доски имели силу, нуж-
но, чтоб копия с них хранилась в ларе, находившемся в соборной церкви
Св. троицы; позволялось давать взаймы без заклада и без записи только до
рубля; ручаться позволялось также в сумме не более рубля. Касательно се-
мейных отношений встречаем постановление, что если сын откажется кормить
отца или мать до смерти и пойдет из дому, то он лишается своей части в
наследстве. Относительно наследства говорится, что если умрет жена без
завещания (рукописания), оставив отчину, то муж ее владеет этою отчиною
до своей смерти, если только не женится в другой раз; то же самое и от-
носительно жены; встречаем указание на случай, когда старший брат с
младшим живут на одном хлебе. Довольно подробно говорится о спорах между
домовладельцем и землевладельцем (государями) и их наймитами, между мас-
терами и учениками: эти подробности, впрочем, касаются преимущественно
случаев неисполнения обязательств и назначения срока, когда один мог от-
казывать, а другой отказываться. Срок этот был - Филиппово заговенье, т.
е. 14 ноября; при поселении насельник получал от хозяина покруту, т. е.
подмогу или ссуду, на обзаведение хозяйством; она могла состоять из де-
нег, из разных орудий домашних, земледельческих, рыболовных, из хлеба
озимого и ярового. Судебные доказательства: свидетельство или послушни-
чество, клятва и поле, или судебный поединок; в случае, если одно из тя-
жущихся лиц будет женщина, ребенок, старик больной, увечный или монах,
то ему дозволялось нанимать вместо себя бойца для поля, и тогда соперник
его мог или сам выходить против наемника, или также выставить своего на-
емника; но если будут тягаться две женщины, то они должны сами выходить
на поединок, а не могут выставить наймитов. Местом суда назначены сени
княжеские, и именно сказано, чтоб князь и посадник на вече суда не суди-
ли. Когда на кого дойдет жалоба, то позовник отправлялся на место жи-
тельства позываемого и требовал, чтоб тот шел к церкви слушать позывную
грамоту (позывницу); если же он не пойдет, то позовник читал грамоту на
погосте пред священником, и если тогда, не прося отсрочки, позываемый не
являлся на суд, то сопернику его давалась грамота, по которой он мог
схватить его, причем тот, кто имел такую грамоту (ограмочий), схвативши
противника, не мог ни бить его, ни мучить, но только поставить пред су-
дей; а тот, на кого дана была грамота (ограмочный), не мог ни биться, ни
колоться против своего противника. Тяжущиеся (сутяжники) могли входить в
судную комнату (судебницу) только вдвоем, а не могли брать помощников;
помощник допускался только тогда, когда одно из тяжущихся лиц была жен-
щина, ребенок, монах, монахиня, старик или глухой; если же в обыкновен-
ном случае кто вздумает помогать тяжущимся, или силою взойдет в судебни-
цу, или ударит придверника (подверника), то посадить его в дыбу и взять
пеню в пользу князя и подверников, которых было двое: один -от князя, а
Другой - от Пскова. Посадник и всякое другое правительственное лицо
(властель) не мог тягаться за друга, мог тягаться только по своему
собственному делу или за церковь, когда был церковным старостою. В слу-
чае тяжбы за церковную землю на суд ходили одни старосты, соседи не мог-
ли идти на помощь.
Как в Двинской, так и в Псковской грамоте назначается прямо смертная
казнь за известные преступления, например за троекратное воровство, за-
жигательство и проч.; но в обеих грамотах умалчивается о душегубстве;
казнили ли в описываемое время за смертоубийство смертию или следовали
уставу сыновей Ярославовых? Этого вопроса мы не можем решить; в жалован-
ной грамоте Кириллову монастырю князь Михаил Андреевич верейский гово-
рит, что в случае душегубства в селах монастырских должно отдавать душе-
губца на поруку и за тою порукою поставить его перед ним, князем, а он
сам исправу учинит; если же убийцы не будет налицо, то брать виры за го-
лову рубль новгородский; но как чинил исправу князь, мы не знаем; знаем
только, что по-прежнему люди, уличенные в известных преступлениях, ста-
новились собственностию князя: мы видели, что князья упоминают о людях,
которые им в вине достались. Что князья предавали смерти лиц себе про-
тивных и в описываемое время и прежде, в этом не может быть сомнения;
если Мономах и советует своим детям не убивать ни правого, ни виновато-
го, то это уже самое показывает, что убиение случалось; притом же число
князей не ограничивалось детьми Мономаха. Андрей Боголюбский казнил Куч-
ковича, Всеволод III предал смерти враждебного ему новгородского бояри-
на; говорят, что казнь Ивана Вельяминова, по приказанию Димитрия Донско-
го совершенная, была первою публичною смертною казнию; но мы не знаем,
как предан был смерти Кучкович при Андрее Боголюбском; форма здесь не
главное.
В Новгороде Великом в 1385 году установлено было следующее: посадник
и тысяцкий судят свои суды по русскому обычаю, по целованью крестному,
причем обе тяжущиеся стороны берут на суд по два боярина и по два мужа
житейских. Суд иногда отдавался на откуп: так, в первой дошедшей до нас
договорной грамоте новгородцев с князем Ярославом встречаем известие,
что князь Димитрий с новгородцами отдал суд бежичанам и обонежанам на
три года; в 1434 году великокняжеский наместник в Новгороде продал обо-
нежский суд двум лицам - Якиму Гурееву и Матвею Петрову. Мы видели, что
в Псковской судной грамоте при спорах о землевладении четырех- или пяти-
летняя давность решала дело, но в одной грамоте Иоанна III, 1483 года,
есть указание на закон великого князя Василия Димитриевича, которым дав-
ность определена в 15 лет.
Вот картина гражданского суда, как он производился в описываемое вре-
мя. Пред судьею являются двое тяжущихся: один - монах Игнатий, митропо-
личий посельский, другой - мирянин, землевладелец, Семен Терпилов. Игна-
тий начал: "Жалоба мне, господин, на этого Сеньку Терпилова: косит он у
нас силою другой год луг митрополичий, а на лугу ставится 200 копен се-
на, и луг тот митрополичий исстарины Спасского села". Судья сказал
Сеньке Терпилову: "Отвечай!" Сенька начал говорить: "Тот луг, господин,
на реке на Шексне - земля великого князя, а тянет исстари к моей деревне
Дорофеевской, а кошу тот луг я и сено вожу". Судья спросил старца Игна-
тия: "Почему ты называешь этот луг митрополичьим исстари Спасского се-
ла?" Игнатий отвечал: "Луг митрополичий исстари: однажды перекосил его у
нас Леонтий Васильев, и наш посельский с ним судился и вышел прав; гра-
мота правая у нас на тот луг есть, а вот, господин, с нее список пред
тобою, подлинная же в казне митрополичьей, и я положу ее пред великим
князем". Судья велел читать список с правой грамоты, и читали следующее:
Судил суд судья великой княгини Марфы, Василий Ушаков, по грамоте своей
