сказати не может: како бо толико лет камня того ничто не имет?". Видим,
что русские путешественники пользовались в Константинополе особенным
вниманием со стороны правительства, гражданского и церковного: так, ца-
рев боярин, видя, что новгородцы стиснуты в толпе и не могут пробраться
к страстям господним, очистил им дорогу; патриарх, увидевши русских
странников, подозвал их к себе, благословил и разговаривал с ними, "по-
неже бо вельми любит Русь. О великое чудо! Колико смирение бысть ему, иж
беседова с странники ны грешнии; не наш бо обычай имеет". Описывая мо-
настырь Студийский, Стефан говорит, что из этого монастыря в Русь посы-
лали много книг: уставы, триоди. Обходя другие монастыри, Стефан встре-
тил двоих своих новгородцев, Ивана и Добрилу, которые жили в Константи-
нополе, занимаясь списыванием церковных книг в Студийском монастыре.
Троицкий монах Зосима, странствовавший по святым местам в 1420 году,
так говорит о побуждениях, заставивших его описать свое хождение: "Поне-
же глаголет писание: тайну бо цареву хранити добро есть, а дела божия
проповедати преславно есть: да еже бо не хранити царевы тайны неправедно
и блазнено есть, а еже бо молчати дела божия, ино беду наносить душе
своей. Убо и аз боюся дела божия таити, воспоминая муку раба онаго, иже
приимше талант господень и в земле скрывый... Буди же се написание всем
нам причащающимся благословение от бога и святаго гроба, и от святых
мест сих; мзду бо много равну приимут с ходящими до св. града Иерусалима
и видевшими святые сии места. Блажени бо видевше и веровавше; треблаже-
нии бо не видевше и веровавше... Но бога ради, братие и отцы и господие
мои, сынове Рустии! Не зазрите моему худоумию и грубости моей; да не бу-
дет ми в похуление написание се. Не меня для, грешнаго человека, но свя-
тых для мест прочитайте с любовию и верою, да мзду приимете от бога на-
шего Иисуса Христа".
Стефан новгородец говорит, что войдешь в Царьград, как в дубраву ка-
кую, и без доброго провожатого ходить нельзя. Наши странники записывали
без разбора все, что им говорили эти провожатые, записывали и о жабе,
которая, по улицам ходя, смертию людей пожирала, а метлы сами мели:
встанут люди рано - улицы чисты, и многое тому подобное.
Один из спутников митрополита Исидора описывал путешествие во Флорен-
цию. И здесь любопытны впечатления, произведенные на русского человека
западными городами и западною природою: "Город Юрьев (Дерпт) велик, ка-
менный, таких нет у нас; палаты в нем чудные, мы таких не видывали и ди-
вились. Город Любек очень дивен, поля, горы вокруг великие, сады прек-
расные, палаты чудные с позолоченными верхами; товара в нем много всяко-
го; воды проведены в него, текут по всем улицам, по трубам, а иные из
столпов, студены и сладки". В монастыре Любском путешественники видели
мудрость недоуменную и несказанную: как живая стоит Пречистая и Спаса
держит на руках; зазвенит колокольчик - слетает ангел сверху и сносит
венец, кладет его на Пречистую; потом пойдет звезда как по небу, и, гля-
дя на нее, идут три волхва, перед ними человек с мечом, за ними другой с
дарами. В Любеке же наш путешественник видел колесо на реке, воду берет
из реки и пускает во все стороны; другое колесо тут же, небольшое, мелет
и сукна ткет. В Люнебурге поразил его фонтан: среди города столпы устро-
ены из меди позолоченной чудесные! У каждого столпа люди приряжены тоже
медные, текут из них всех воды сладкие и холодные - у иного изо рту, у
другого из уха, а у третьего из глаза, текут шибко, точно из бочек; люди
эти поят водою весь город и скот, проведенье вод этих очень хитро, и
стекание несказанное. В Брауншвейге удивили его крыши домов: крыты домы
досками из камня мудреного, который много лет не рушится. Нюренберг по-
казался хитрее всех прежде виденных городов: сказать нельзя и недомыс-
ленно. Но Флоренция лучше еще Нюренберга: в ней делают камки и аксамиты
с золотом, сукна скарлатные, товару всякого множество и садов масличных,
где делают деревянное масло; о колокольнице флорентийской недоумевает
ум. В Венеции по всем улицам воды и ездят в барках; церковь св. Марка
каменная, столпы в ней чудные, гречин писал мусиею. О хорватах путешест-
венник заметил, что язык у них с Руси, а вера латинская. Другой спутник
Исидора, инок Симеон суздалец, составил описание Флорентийского собора:
"Повесть инока Симеона иерея суздальца, како римский папа Евгений сос-
тавлял осьмый собор с своими единомысленники". Симеон не был доволен по-
ведением Исидора во Флоренции; вот что он говорит о своем сопротивлении
митрополиту и гонениях, которые он за то потерпел от последнего: "Исидор
митрополит остался в Венеции и пересылался с папою, да ходя по божницам,
приклякал (приседал) по-фряжски, и нам приказал то же делать; но я много
раз с ним за это спорил, и он меня держал в большой крепости. Тогда я,
видя такую неправду и великую ересь, побежал в Новгород, из Новгорода в
Смоленск". Смоленский князь выдал Симеона Исидору, который посадил его в
темницу, в железа, и сидел он всю зиму в одной свитке, на босу ногу, по-
том повезли его из Смоленска в Москву.
Продолжали переводить с греческого: митрополит Киприан перевел "Лест-
вицу" св. Иоанна и толкование на нее; переводили Андрея Критского, Зла-
тоуста, преп. Нила, св. Исаака Сирина, преп. Максима. Впрочем, большая
часть переводов совершена была не в России, а на Афоне, в русском Панте-
леймоновом и сербском Хиландарском монастырях, переводились и сочинения
позднейшие, иногда ничтожные по содержанию. Под 1384 годом читаем в ле-
тописи: того же года переведено было слово святого и премудрого Георгия
Писида - Похвала богу о сотворении всякой твари. Это поэма "Миротворе-
ние" Георгия Писида, митрополита никомидийского, писателя VII века; пе-
реводчиком был Димитрий Зоограф. От XIV века дошел до нас список Пчелы,
сборника или антологии, составленной по известным греческим антологиям
Максима Исповедника и Антония Мелиссы (Пчелы); антологии эти обыкновенно
начинаются выписками из Евангелия, Апостола, творений св. отцов, и вслед
за ними идут выдержки из писателей языческих - Исократа, Демокрита,
Аристотеля, Ксенофонта, Платона и др. Из Болгарии и Сербии перешли в
Русь и сочинения апокрифические, разного рода повести, особенно привле-
кательные для людей, стоящих на той степени образования, на какой стояли
русские люди в описываемое время. Рассказы новгородских путешественников
подали повод и к русскому оригинальному сочинению подобного рода; многие
новгородцы рассказывали, что видели на дышащем море червь неусыпающий,
слышали скрежет зубный, видели реку молненную Морг, видели, как вода
входит в преисподнюю и опять выходит трижды в день. Судно новгородца Мо-
ислава прибило бурею к высоким горам, и вот путешественники увидали на
горе деисус, написан лазорем чудным, и свет был на том месте самосиян-
ный, такой, что человеку и рассказать нельзя, солнца не видать, а между
тем светло, светлее солнца, на горах слышались ликования, веселые голо-
са; один новгородец взбежал на гору, всплеснул руками, засмеялся и
скрылся от товарищей, то же сделал и другой; третьему привязали веревку
к ноге, и когда стащили его насильно с горы, то он оказался мертв. Эти
рассказы вместе с известиями, почерпнутыми из других, также мутных ис-
точников, заставили новгородского архиепископа Василия писать к тверско-
му епископу Феодору послание о рае.
Сказания о Китоврасе и т.п. переписывались, а в богослужебных книгах
ощущался недостаток; в житии св. Димитрия Прилуцкого говорится, что бра-
тия жаловалась ему на недостаток книг; во Пскове не было настоящего цер-
ковного правила, митрополит Киприан посылал туда устав службы Златоусто-
го и Василия, чин крещения и венчания; в списки вкрадывались разности,
искажения: тот же митрополит Киприан писал, что в толстых сельских сбор-
никах много ложного, посеянного еретиками на соблазн невеждам, например
молитвы о трясавицах.
Что касается литературы светской, то до нас дошли от описываемого
времени исторические песни, сказания и летописи. Из первых дошла песня о
Щелкане Дудентьевиче, замечательная по взгляду на татар и на поведение
ханских баскаков в Руси. Хан Узбек, творящий суд и расправу, изображает-
ся так: "Сидит тут Азвяк - суды рассуживает и ряды разряживает, костылем
размахивает по бритым тем усам, по татарским тем головам". Узбек жалует
своих родственников русскими городами, не жалует одного Щелкана, потому
что тот находится в отсутствии, в земле литовской, где "брал он дани не-
выходы, царские невыплаты, с князей брал по сту рублев, с бояр по пяти-
десяти, с крестьян по пяти рублев, у которого денег нет, у того дитя
возьмет, у которого дитя нет, у того жену возьмет, у которого жены-то
нет, того самого головой возьмет". Возвратившись в Орду, Щелкан просит
Узбека пожаловать его Тверью старою, Тверью богатою; Узбек соглашается,
но с условием, чтоб Щелкан прежде заколол любимого своего сына, нацедил
чашу горячей крови и выпил бы ее. Щелкан исполняет условие и приезжает в
Тверь судьею: "А немного он судьею сидел: и вдовы-то бесчестити, красны
девицы позорити, надо всеми наругатися, над домами насмехатися". Тверичи
принесли жалобу своим князьям, которые называются братьями Борисовичами,
и потом пошли с поклоном и подарками к Щелкану, тот загордился, повздо-
рил с тверичами, которые и растерзали его.
Содержание украшенных сказаний составляют подвиги самых знаменитых
князей, самые важные события в жизни народной, счастливые или бедствен-
ные, наконец, события, особенно поразившие воображение современников ка-
кими-нибудь чудесными обстоятельствами. Если прежде содержанием истори-
ческих песен и слов служили подвиги князей и богатырей против печенегов
и половцев, то мы должны ожидать, что в описываемое время это содержание
будет заимствовано из борьбы с татарами, сменившими половцев. На западе,
для Новгорода и Пскова, шла также опасная борьба со шведами, ливонскими
немцами и Литвою; в этой борьбе прославились два князя - Александр нов-
городский и Довмонт псковский; и вот мы видим, что подвиги их служат
предметом особенных украшенных сказаний.
Сочинитель сказания о великом князе Александре был современник и
приближенный человек к своему герою: сам Александр рассказывал ему о
подробностях Невской битвы. Мы уже воспользовались прежде этими подроб-
ностями; теперь же приведем начало сказания в образец слога: "О велицем
князе нашем Александре Ярославиче, о умном и кротком и смысленом, о
храбром, тезоименитом царя Александра Македоньскаго, подобнике царю
Алевхысу (Ахиллесу) крепкому и храброму, сице бысть повесть о нем. О
господе бозе нашем, аз худый и грешный и малосмысленный покушаюся напи-
сати житие святаго и великаго князя Александра Ярославича, внука велика-
го князя Всеволода. Понеже слышахом от отец своих, и самовидец есмь
възраста его, и рад бых исповедал святое и честное житие его славное; но
яко же Приточник рече: в злохитру душю не внидеть мудрость... Аще груб
есмь умом, но молитвою св. богородице и поспешением св. великаго князя
Александра начаток положю. Сей бе князь великый Александр богом рожен от
отца боголюбива и мужелюбца, паче же и кротка, великаго князя Ярослава
Всеволодича и от матери святыя великия княгини Феодосии. Яко же рече
Исаия пророк: тако глаголеть господь: князи аз учиняю, священи бо суть,
аз вожу я в истину; без божия повеления не бе княжение его. И възраст
его паче инех человек, глас его яко труба в народе, лице же его бе яко
Иосифа Прекраснаго, сила же его бе вторая часть от сил Самсоня; и дал
ему бе бог премудрость Соломоню, храбрость же яко царя римского Еус-
пасьяна". Сказание о благоверном князе Довмонте и о храбрости его отли-
