конца первой половины XV века, видно ясно из Никоновского сборника под
1445 годом: приведши краткое известие о приходе литовцев на Калугу, сос-
тавитель вслед за этим помещает два других пространнейших известия о том
же самом событии, прямо говоря: "От инаго летописца о том же". Что каса-
ется до современных понятий, религиозных, нравственных, политических и
научных, высказываемых в летописи, то в описываемое время в северо-вос-
точной летописи голос летописца слышится гораздо реже, чем прежде. Опи-
савши мученическую кончину князя Романа рязанского в Орде, летописец об-
ращается к князьям с таким наставлением: "Возлюбленные князья русские!
не прельщайтесь суетною и маловременною прелестною славою света сего,
которая хуже паутины, как тень проходит, как дым исчезает; не принесли
вы на этот свет с собою ничего, ничего и не отнесете; не обижайте друг
друга, не лукавствуйте между собою, не похищайте чужого, не обижайте
меньших родственников своих". Тверской летописец, сказавши о примирении
своих князей, прибавляет: "И радовахусь бояре их, и вси вельможи их, та-
ко же гости и купцы и вси работники, людие роды и племена Адамова; вси
бо сии един род и племя Адамово, и цари, и князи, и бояре, и вельможи, и
гости, и купцы, и ремественницы, и работнии людие, един род и племя Ада-
мово; и забывшеся друг на друга враждуют и ненавидят, и грызут, и куса-
ют, отстоящи от заповедей божиих, еже любити искренняго своего яко сам
себе". Особенно сильно раздается голос московского летописца при описа-
нии Едигеева нашествия, бедствие которого он приписывает неблагоразумной
политике молодых бояр. "Подобает нам разуметь, - говорит он, -
вследствие чего агаряне так восстали на нас; не явно ли, что за наши
грехи наводит их господь бог, да обратимся и покаемся?.. Быть может, не-
которым покажется неприятно написанное нами, быть может, найдут непри-
личным, что мы рассказали события, не очень для нас лестные; но все ска-
занное нами клонится к тому, чтоб удержать от зла, направить к добру. Мы
написали это не в досаду, не в поношение чье-либо, не из зависти к чести
честных; мы пишем по примеру начального летословца Киевского, который
все события земские не обинуясь показывает; да и первые наши властодерж-
цы без гнева повелевали описывать все, что ни случится доброго или не-
доброго в земле; хочешь, прочти прилежно того великого Сильвестра Выду-
бицкого, без украшений писавшего при Владимире Мономахе. Блага временные
и вечные приобретаются не гневом и гордостию, но простотою, умилением и
смирением. Отцы наши безгневием, простотою и смирением обрели блага нас-
тоящего и будущего века и нам предали; мы же, поучаясь их примером, не
преминули описать все приключившееся во дни наши, да властодержцы наши
прилежно внимают, избирая лучшее; юноши да почитают старцев, и сами одни
без опытнейших старцев да не самочинствуют в земском правлении". Север-
ный, теперь, как видно, московский, летописец продолжает неприязненно
смотреть на Новгород и его быт, очень неблагосклонно отзывается о новго-
родцах, называя их людьми суровыми, непокорными, упрямыми и вместе не-
постоянными, вечниками, крамольниками. Из научных понятий летописца мо-
жем привести только следующее объяснение случаев, когда молния убивает и
когда нет: "Если молния происходит только от столкновения облаков, то не
вредит, проходит мимо и угасает, если же при столкновении облаков к ним
сойдет небесный свет огненный, пламевидный, и соединится с молниею, то
последняя спускается вниз, к земле, и сожигает все, к чему приразится".
Новгородская летопись отличается тем же самым характером, какой пока-
зан был и прежде. Примету летописца находим в ней под 1230 годом: ска-
завши о смерти юрьевского игумена Саввы, летописец прибавляет: "А дай
бог молитва его святая всем крестьяном и мне грешному Тимофею пономарю";
в других же списках вместо этого имени читаем: "и мне грешному Иоанну
попови". Под 1399 годом выказывается летописец-современник, принимавший
теплое участие в церкви Покрова на Зверинце. В так называемой Новгородс-
кой четвертой летописи под 1384 годом при описании вечевой смуты в Нов-
городе летописец говорит: "И стояху славляне по князе, и звониша веча на
Ярославли дворе по две недели, а здесе, на сей стороне, три князи другое
вече ставиша". Под 1418 годом опять виден летописец-современник описан-
ного события. При описании события 1255 года летописец прямо дает знать,
что он принадлежит к стороне меньших: "И побежа Михалко из города к св.
Георгию, како было ему своим полком уразити нашю сторону". Если московс-
кий летописец неблагосклонно отзывается о новгородцах, то и новгородский
пользуется случаем сказать дурное о москвичах, упрекнуть их в трусости;
так, при описании Батыева нашествия читаем: "Москвичи же побегоша, ниче-
го же не видевше".
Мы упомянули о так называемой Новгородской четвертой летописи. Всяко-
му с первого же взгляда на нее будет ясно, что это название неправильно,
ибо означенная летопись есть довольно полный сборник разных летописей, в
том числе и Новгородской; но, конечно, он не может получить названия от
одной только составной части своей. Здесь под 1352 годом встречаем мы
летописца псковского, распространяющегося о моровой язве в его городе;
под 1371 годом встречаем летописца московского, который, рассказывая о
сражении москвичей с рязанцами, называет первых нашими, видим явные
сшивки из разных летописей; так, например, под 1386 годом два раза расс-
казано об одном и том же событии, именно о походе смоленских князей под
Мстиславль, сначала короче, а потом пространнее; а под 1404 годом два
раза рассказано о взятии Смоленска Витовтом.
Мы видели, что в конце XIV и начале XV века распространилось мнение о
близком конце мира; мы видели, что новгородский владыка Иоанн в 1397 го-
ду уговаривал новгородцев помириться с псковичами, представляя им, что
уже приходит последнее время. В этом отношении замечательно следующее
место в сборнике, носящем название Новгородской четвертой летописи, под
1402 годом: "В великой пост, в марте месяце, являлось знамение на небе-
си: в вечернюю зарю, на западе, звезда не малая в виде копья, а на верху
у нее как луч сиял. Это является ради наших грехов, преобразует и претит
и велит нам покаяться; смею сказать, сбывается слово евангельское: зна-
мения на небеси являются; встали и языки друг на друга: татары, турки,
фряги, ляхи, немцы, литва. Но что мне говорить о татарах и турках и про-
чих языках неверных и некрещеных? Мы сами, называемые христиане, право-
верные и православные, ведем между собою брани и рати. Случается так:
встает правоверный князь на правоверного князя, на брата своего родного
или на дядю и от вражды, непокорения и гнева доходит дело до кровопроли-
тия. Воины, с обеих сторон православные христиане, ратуют каждый по сво-
ем князе, волею и неволею; в схватке секутся без милости: поднимает руку
христианин на христианина, кует копье брат на брата, острит меч приятель
на приятеля, стрелами стреляет ближний ближнего, сулицею прободает срод-
ник сродника, племенник своего племенника низлагает и правоверный едино-
верного рассекает, юноша седин старческих не стыдится и раб божий раба
божиего не пощадит".
Начало псковских летописей можно отнести ко второй четверти XIII ве-
ка. Относительно состава списков их, до нас дошедших, встречаем любопыт-
ное указание в так называемой второй Псковской летописи под 1352 годом:
"Бысть мор зол во Пскове, и по селам, и по всей волости, хракотный: о
сем пространне обрящеши написано в Русском летописци". Это пространное
известие о море, написанное, как по всему видно, псковичом и современни-
ком, находится во Псковской первой и в Новгородской четвертой летописи;
но какая летопись разумеется здесь под именем Русского летописца? Мы ду-
маем только, что здесь не может разуметься местная Псковская. Что каса-
ется характера Псковских летописей, то рассказ их отличается особенным
простодушием; при этом замечаем в Псковских летописцах сильную привязан-
ность к одним и тем же обычным выражениям при описании известных собы-
тий. Легко заметить, на каких отношениях сосредоточивается преимущест-
венно участие летописца - на отношениях к немцам ливонским и к Новгоро-
ду; мы заметили, что жалоба на непособие от новгородцев служит постоян-
ным припевом псковского летописца.
В северо-восточной летописи вообще в описываемое время, именно с кон-
ца XIV века, замечаем важную перемену: годы мироздания перестают счи-
таться с марта и начинают считаться с сентября. Заметим и перемену в ве-
ществе рукописей: с XIV века вместо пергамена стали употреблять бумагу,
сделанную из хлопчатой, и тряпичную.
На юго-западе во второй четверти XIII века славился певец Митуса, ко-
торого летописец называет словутным и говорит, что он по гордости не хо-
тел служить князю Даниилу; Митуса находился, как видно, в службе владыки
перемышльского, ибо взят был в плен вместе со слугами последнего. До ли-
товского владычества юго-западные русские князья - Рюриковичи в любви к
книгам подражали, как видно, своим предшественникам: о Владимире Ва-
сильковиче волынском читаем, что он говорил ясно от книг, потому что был
философ великий. Этот князь сам трудился над переписыванием книг: так,
говорится, что он сам списал Евангелие и Апостол, другие священные и бо-
гослужебные книги велел переписывать и раздавал по церквам; молитвенник
купил за 8 гривен кун.
Что касается юго-западной, т. е. Волынской, летописи, то к сказанному
прежде мы должны прибавить теперь, что эта летопись любопытна отсутстви-
ем хронологии, ибо годы, выставленные в дошедших до нас списках, выстав-
лены позднейшими переписчиками; первоначально же летопись составляла
сплошной рассказ, как это, например, ясно видно между годами 1259 и
1260. Для объяснения этого служит следующее место летописи, находящееся
под 1254 годом: "В та же лета, времени минувшу, хронографу же нужа есть
писати все и вся бывшая, овогда же писати в передняя, овогда же возсту-
пати в задняя; чьтый мудрый разумеет; число же летом вде не писахом, в
задняя впишем по Антивохыйскым сором алумпиядам, грьцкыми же численица-
ми, римськы же високостом, якоже Евсевий и Памьфил, инии хронографи спи-
саша от Адама до Хрестоса; вся же лета спишем росчетше во заднья". Здесь
слова "овогда же (нужа) писати в передняя, овогда же возступати в зад-
няя" показывают нам, что летописец тяготился хронологическим порядком,
который заставляет прерывать нить однородных известий, понимал, что
иногда нужно вести рассказ сплошь в продолжение нескольких лет и потом
опять возвращаться назад к другого рода событиям. Должно прибавить так-
же, что рассказ о кончине князя Владимира Васильковича обличает совре-
менника-очевидца, писавшего в княжение преемника Владимирова, Мстислава
Даниловича; на это указывают следующие слова в обращении к Владимиру:
"Возстани, видь брата твоего, красящаго стол земли твоея; к сему же вижь
и благоверную свою княгиню, како благоверье держит по преданью твоему".
Касательно образованности волынского Летописца мы должны заметить, что
он знает Гомера; так, под 1232 годом читаем: "О лесть зла есть! якоже
Омир пишет, до обличенья сладка есть, обличена же зла есть". Русский
язык остался господствующим, письменным и правительственным, и после ут-
верждения власти князей литовских в Западной Руси. На русском же языке
продолжались писаться и летописи, следы которых можно отыскать в XIV ве-
ке: до нас дошла летопись от первой половины XV века, в которой говорит-
ся, что она есть сокращение древнейших; рассказ ее отличается особенною
наивностию.
Мы окончили тот отдел русской истории, который по преимуществу носит
название древней истории; мы не можем расстаться с ним, не показавши его
общего значения, не показавши отношений его к следующему отделу, тем бо-
