шему сыну Всеволода III, Константину; эта особенная привязанность видна
из рассказа о том, как этот князь отправлялся в Новгород, о том, как он
возвратился из Новгорода, о встрече его с отцом в Москве; видна из умол-
чания о поведении Константина перед смертию отцовскою. В дальнейшем
рассказе изумляет сперва умолчание о подробностях вражды между Всеволо-
довичами, о Липецкой битве; но если предположить, что летопись составле-
на приверженцем Константина, но после его смерти, когда вследствие новых
отношений, в интересах самих детей Константиновых не нужно было напоми-
нать дяде их Юрию о Липецкой битве, то мы поймем смысл этого краткого
известия о вражде Всеволодовичей, этого старания указать преимущественно
на великую любовь, которая после того начала господствовать между
братьями. Подробности о предсмертных распоряжениях Константина, прост-
ранная похвала ему, упоминовение, что в 1221 году погорел город Ярос-
лавль, но двор княжий остался цел молитвою доброго Константина, утверж-
дают нас именно в том предположении, что летопись продолжала писаться и
по смерти Константина его приверженцем, который поселился теперь в Рос-
тове у старшего сына Константинова; самое выражение под 1227 годом в
рассказе о посвящении епископа владимирского Митрофана:. "Приключися мне
грешному ту быти" - это выражение, указывающее на случайное в то время
пребывание летописца во Владимире, заставляет нас также думать, что пос-
тоянно он жил в Ростове. Описание посвящения ростовского епископа Кирил-
ла, встреча ему в Ростове, похвала ему, наконец, свидетельство, что ав-
тор рассказа сам записывал проповеди Кирилловы, убеждают нас оконча-
тельно в том, что мы имеем дело с ростовским летописцем, т. е. живущим в
Ростове. В известии о нашествии Батыя ростовского же летописца обличают
подробности о кончине ростовского князя Василька Константиновича похвала
этому князю, особенно же слова, что бояре, служившие доброму Васильку,
не могли уже после служить никакому другому князю: так он был добр до
своих слуг! Признак ростовского летописца можно видеть и под 1260 годом
в известии о приезде Александра Невского в Ростов; также под 1261 годом
в известии об епископе Кирилле и об архимандрите Игнатии. Как известия
этого летописца относятся к указанным прежде известиям владимирского ле-
тописца, определить с точностию нельзя; очень быть может, что один и тот
же летописец, который жил сперва во Владимире при Всеволоде III, был в
числе приближенных людей к старшему сыну его Константину и переселился
вместе с ним в Ростов.
Но в то же самое время, как мы замечаем следы этого ростовского, или
владимирско-ростовского, летописца, приверженца Константинова, в лето-
писном сборнике, носящем название Лаврентьевской летописи, в другом
сборнике при описании тех же самых событий замечаем явственные следы пе-
реяславского летописца. В сказании о смерти Андрея Боголюбского, там,
где упомянутый выше летописец просит Андрея, чтобы тот молился за брата
своего Всеволода, летописец переяславский говорит: "Молися помиловати
князя нашего и господина Ярослава, своего же приснаго и благороднаго сы-
новца и дай же ему на противныя (победу), и многа лета с княгинею, и
прижитие детий благородных". Последние слова о детях повели к правильно-
му заключению, что они написаны в то время, когда Ярослав Всеволодович
был еще молод и княжил в Переяславле. Потом, при описании событий, пос-
ледовавших на севере за смертию Андрея, везде, там, где владимирский ле-
тописец говорит об одних владимирцах, переяславский прибавляет переяс-
лавцев. Важное значение получают для нас известия переяславского лето-
писца с 1213 года, когда он начинает излагать подробности борьбы между
Константином ростовским и его младшими братьями, подробности, намеренно
умолчанные летописцем владимирско-ростовским. К сожалению, мы не долго
пользуемся этими подробными известиями, ибо они прекращаются на 1214 го-
ду. Таким образом, мы лишены описания Липецкой битвы, которое было бы
составлено приверженцем Ярослава Всеволодовича и, следовательно, союзни-
ка его Юрия; мы видели, что приверженец Константина намеренно смолчал о
ней; то же описание Липецкой битвы, которое находим в известных летопи-
сях, отзывается новгородским составлением.
Мы видели важнейшие прибавки, которые находятся у переяславского ле-
тописца против владимирско-ростовского, в Лаврентьевском сборнике.
Большая часть известий буквально сходны; но есть разности и даже проти-
воречия. Резкое противоречие находится в рассказе о борьбе Всеволода III
с Рязанью под 1208 годом: в Лаврентьевском и других списках говорится,
что Всеволод, взявши Пронск, посадил здесь князем Олега Владимировича,
одного из рязанских князей; а у переяславского летописца говорится, что
Всеволод посадил в Пронске Давида, муромского князя, и что в следующем
году Олег, Глеб, Изяслав Владимировичи и князь Михаил Всеволодович ря-
занские приходили к Пронску на Давида, говоря: "Разве ему отчина Пронск,
а не нам?" Давид послал им сказать: "Братья! я бы сам не набился на
Пронск, посадил меня в нем Всеволод, а теперь город ваш, я иду в свою
волость". В Пронске сел кир Михаил, Олег же Владимирович умер в Белгоро-
де в том же году. Из двух противоречивых известий в нашем рассказе поме-
щено то, которое находится в большем числе списков; но не знаем, едва ли
не справедливее будет предпочесть известие переяславского летописца, ибо
трудно предположить, чтоб известие о приходе рязанских князей к Пронску
на Давида было выдумано. Под тем же 1208 годом у переяславского летопис-
ца находится новое любопытное известие, что Всеволод III посылал воеводу
своего Степана Здиловича к Серенску, и город был пожжен. Посылка эта
очень вероятна как месть Всеволода черниговским князьям за изгнание сына
его Ярослава из Переяславля Южного.
Мы сказали, что в большей части известий летописцы владимирско-рос-
товский и переяславский буквально сходны. Но трудно предположить, чтоб
они не были современниками, чтоб не составляли своих летописей одновре-
менно, и потому трудно предположить, чтоб один списывал у другого, при-
бавляя кой-что свое. Гораздо легче предположить, что так называемая Пер-
сяславская летопись по самому составу своему есть позднейший сборник,
составитель которого, относительно событий конца XII и начала XIII века,
пользовался обеими летописями, и Переяславскою и Владимирско-Ростовскою,
написанными первоначально безо всякого отношения друг к другу. Можно да-
же найти след, как позднейший составитель, черпая известия из двух раз-
личных летописей, сбивался иногда их показаниями: так, после описания
торжества князя Михаила Юрьевича и владимирцев над Ростиславичами и рос-
товцами летописец владимирский говорит: "И бысть радость велика в Воло-
димере граде, видяще у себе великаго князя всея Ростовьскыя земли". В
летописи Переяславской, без сомнения, в том же самом месте говорилось о
посажении Михаилова брата Всеволода в Переяславле и о радости переяслав-
цев по этому случаю, и вот позднейший составитель, смешавшись в этих
двух известиях, захотел к известию владимирского летописца прибавить
собственное имя князя, находившееся в Переяславской летописи, и написал:
"Бысть радость велика в граде Володимири, видяще у себе великаго Всево-
лода всея Ростовскыя земля". Итак, мы думаем, что в "Летописце русских
царей", который в печати назван "Летописцем Переяславля Суздальского",
находятся известия, взятые из Переяславской летописи XIII века; но отсю-
да еще никак не следует, чтоб весь этот сборник в том виде, в каком до-
шел до нас, был составлен переяславским летописцем жившим в XIII веке.
С 1285 года по Лаврентьевскому списку нельзя не заметить следов
тверского летописца: тверские события на первом плане, о тверском князе
Михаиле рассказывается в подробности. 1305 годом оканчивается Лав-
рентьевский список, так важный для нас по своей относительной древности;
любопытен он и по точному указанию, когда, кем и для кого он написан.
Указания эти находятся в следующей приписи: "Радуется купец прикуп ство-
рив, и кормьчий в отишье пристав, и странник в отечьство свое пришед;
тако же радуется и книжный списатель, дошед конца книгам, тако же и аз
худый, недостойный и многогрешный раб божий Лаврентей мних. Начал есм
писати книги сия, глаголемый летописец, месяца генваря в 14, на память
святых отец наших аввад, в Синаи и в Раифе избьеных, князю великому Ди-
митрию Константиновичю, а по благословенью священьнаго епископа Дио-
нисья, и кончал семь месяца марта в 20, на память святых отец наших, иже
в монастыри святаго Савы избьеных от Срацин, в лето 6885 (1377), при
благовернем и христолюбивем князе великом Димитрии Константиновичи, и
при епископе нашем христолюбивом священном Дионисье суждальском и новго-
родьском и городьском. И ныне, господа отци и братья, оже ся где буду
описал, или переписал, или не дописал, чтите исправливая бога деля, а не
клените, занеже книгы ветшаны, а ум молод не дошел; слышите Павла апос-
тола глаголюща: не клените, но благословите. А со всеми нами хрестьяны
Христос бог наш, сын бога живаго, ему же слава и держава и честь и пок-
лонянье со отцем и с пресвятым духом, и ныня и присно в векы, аминь".
Таким образом, Лаврентий, составляя летопись свою в 1377 году, должен
был окончить ее 1305 годом: значит, при всех средствах своих, пиша для
князя, не нашел описания любопытных событий от начала борьбы между Моск-
вою и Тверью.
В Никоновском сборнике и во второй половине XIII века видны следы
ростовского летописца, который подробнее всего рассказывает о князьях
ростовских, их поездках в Орду, женитьбах, характерах, усобицах. С девя-
ностых годов XIII века заметны и здесь следы тверского летописца. В из-
вестиях о первой борьбе между Москвою и Тверью трудно распознать, какому
местному летописцу принадлежат они; но с 1345 года подле московского ле-
тописца мы видим опять явственные следы тверского в подробностях усобиц
между потомками Михаила Ярославича, и эти подробности продолжаются до
двадцатых годов XV века. Но когда подробные известия о тверских событиях
прекращаются в Никоновском сборнике, любопытные известия об отношениях
тверских князей к московским в княжение Ивана Михайловича находим в так
называемой Тверской летописи, еще не изданной и хранящейся теперь в им-
ператорской Публичной библиотеке. Этот чрезвычайно любопытный летописный
сборник, составленный каким-то ростовцем во второй четверти XVI века,
конечно, не может быть назван Тверскою летописью только потому, что его
составитель для некоторого времени пользовался Тверскою летописью. Отно-
сительно тверских событий сборник этот важен для нас не только по извес-
тиям позднейшим, начиная с княжения Ивана Михайловича, но особенно по
известию о восстании на Шевкала в Твери. Давно уже мы выразили сильное
сомнение относительно справедливости известия, будто бы Шевкал хотел об-
ращать русских в магометанскую веру, и вот в упомянутом сборнике Шевка-
лово дело рассказано подробнее, естественнее, чем в других летописях, и
без упоминовения о намерении Шевкала относительно веры. Шевкал, по обы-
чаю всех послов татарских, сильно притеснял тверичей, согнал князя Алек-
сандра со двора и сам стал жить на нем; тверичи просили князя Александра
об обороне; но князь приказывал им терпеть. Несмотря на то, ожесточение
тверичей дошло до такой степени, что они ждали только первого случая
восстать против притеснителей; этот случай представился 15 августа;
дьякон Дюдко повел кобылу молодую и тучную на пойло; татары стали ее у
него отнимать, дьякон начал вопить о помощи, и сбежавшиеся тверичи напа-
ли на татар.
Что существовало несколько летописей, в которых описывались события
